Как надо вос­пи­ты­вать малень­кого ребенка, чтобы пре­ду­пре­дить воз­мож­ность воз­ник­но­ве­ния у него невроза?

На этот вопрос нелегко ответить и можно ответить по-разному. Для борьбы с детской нерв­но­стью важны и доста­точ­ный сон, и строгий правиль­ный рас­по­ря­док дня, и раци­о­наль­ное питание, и соблю­де­ние личной гигиены, и правильно орга­ни­зо­ван­ные игры, и при­у­че­ние ребенка к посиль­ному труду, и физ­куль­тура, и закали­ва­ние, и отсут­ствие пуга­ю­щих ребенка воз­действий, и многое, многое другое. И в каждом отдель­ном случае нару­ше­ние того или иного из этих момен­тов может играть суще­ствен­ную роль в про­ис­хо­жде­нии невроза. Но что же все-таки нам кажется самым важным? Чтобы ребенок рос спо­койным, а не нервным, в первую очередь необ­хо­димо, чтобы он этого «хотел», даже в тех случаях, когда он по своему воз­ра­сту и не может осо­знать этого «хотения». Поэтому самым важным для пре­ду­пре­жде­ния раз­ви­тия нерв­но­сти и ее изле­че­ния мы считаем соз­да­ние таких условий жизни ребенка, при которых быть спо­койным и здо­ро­вым ему было бы несрав­ненно при­ят­нее, чем быть нервным, капризным, больным. Нужно развить у ребенка с самого раннего воз­ра­ста стрем­ле­ние к здо­ро­вью и спо­койствию. Между тем очень часто в семье, а нередко и в дош­коль­ных учре­жде­ниях ребенок полу­чает реаль­ные или мораль­ные выгоды именно от своей нерв­но­сти, того или иного ее про­я­в­ле­ния и тем самым прочно ее закреп­ляет и куль­ти­ви­рует.

К нам в дис­пан­сер на кон­суль­та­цию была напра­в­лена девочка с нео­бычно долго затя­нув­шейся хореей. Направив­шего ее на кон­суль­та­цию врача крайне удивило, что, хотя рев­ма­ти­че­ский процесс в мозгу, вызвав­ший хоре­и­че­ские судо­роги, видимо, давно уже закон­чился, подер­ги­ва­ния у девочки про­дол­жают упорно дер­жаться, а пери­о­ди­че­ски, при каких-либо вол­не­ниях или кон­флик­тах, даже уси­ли­ва­ются и не под­да­ются ника­кому лечению. При осмотре мы уста­но­вили, что у девочки, бес­с­порно пере­нес­шей хорею, подер­ги­ва­ния и судо­роги сейчас уже не хоре­и­че­ского, а исте­ри­че­ского харак­тера, т. е. зависят не от рев­ма­ти­че­ского пора­же­ния соот­вет­ству­ю­щих участ­ков мозга, а от пси­холо­ги­че­ских причин. При подроб­ном опросе обна­ру­жи­лось, что мать, до забо­ле­ва­ния, может быть, даже излишне строго вос­пи­ты­вав­шая дочь и сурово нака­зы­вав­шая ее даже за незна­чи­тель­ные про­вин­но­сти, когда девочка забо­лела хореей, пере­стала ее нака­зы­вать. Когда же девочка каприз­ни­чала и не слушала мать, та обещала дочери рас­считаться с ней, «взять в ежовые рукавицы» после ее выздо­ро­в­ле­ния. Есте­ственно, что при такой уста­новке девочке было невы­годно и даже страшно выздо­ро­веть, и поэтому на смену про­шедшим хоре­и­че­ским судо­ро­гам поя­ви­лись и закре­пи­лись ими­ти­ру­ю­щие их исте­ри­че­ские; причем это про­и­зо­шло незави­симо от созна­тель­ной воли ребенка.

Как часто к нам на кон­суль­та­цию при­хо­дят роди­тели, которые жалу­ются на то, что их ребенок шалит, каприз­ни­чает, не слу­ша­ется, и они просят врача про­ве­рить, нервный ли он. Если ребенок действи­тельно нервный, тогда они будут без­ро­потно выно­сить все его выходки, а если врач скажет, что ребенок здоров, они будут сурово нака­зы­вать его, чтобы отучить от капри­зов. На первый взгляд такая уста­новка может пока­заться логич­ной: нервный ребенок «не виноват» в том, что он себя плохо ведет, а со здо­ро­вого за это надо взыс­ки­вать. К сожа­ле­нию, такая уста­новка очень часто при­ви­ва­ется роди­те­лям и вос­пита­те­лям врачами (даже дет­скими нев­ро­па­толо­гами), которые из самых гуман­ных побу­жде­ний зая­в­ляют, что раз ребенок нервный, ему надо во всем усту­пать, нельзя в чем-либо пере­чить, нельзя его нака­зы­вать.

Трудно пере­о­це­нить вред подоб­ной уста­новки. При таком вос­пита­нии ока­зы­ва­ется, что, чем нервнее ведет себя ребенок, чем резче у него высту­пают те или иные болез­нен­ные про­я­в­ле­ния (заи­ка­ние, подер­ги­ва­ния, ночные страхи и т. п.), тем к нему снис­хо­ди­тель­нее отно­сятся; нервные про­я­в­ле­ния ста­но­вятся «выгод­ными» и поэтому закреп­ля­ются на всю жизнь или воз­о­б­но­в­ля­ются при жиз­нен­ных кон­флик­тах и непри­ят­но­стях. Другие, здо­ро­вые дети в семье или детском саду, видя, что роди­тели или вос­пита­тели про­я­в­ляют к нерв­ному ребенку больше вни­ма­ния, ласки и часто нео­б­о­с­но­ванно при кон­фликте его со здо­ро­вым ребен­ком ста­но­вятся на сторону нерв­ного, не желая его трав­ми­ро­вать и даже требуя иногда, чтобы здо­ро­вый уступил ему, «как нерв­ному и боль­ному», сами посте­пенно пере­ни­мают повадки нервных детей. В тех случаях, когда резко осла­б­лен­ный ребенок действи­тельно нужда­ется в особом режиме или сни­же­нии тре­бо­ва­ний к нему, это надо делать так так­тично, чтобы ни сам ребенок, ни другие дети не заметили побла­жек. Если вос­пита­тель, чтобы не нару­шать сегодня спо­койствия в группе, пойдет на уступки капри­зам и нервным про­я­в­ле­ниям у какого-либо ребенка, ему за такое крат­ко­вре­мен­ное успо­ко­е­ние при­дется запла­тить дорогой ценой: уси­лится нерв­ность у этого ребенка, а другие дети станут ему под­ра­жать.

Если же вос­пита­тель даст отпор нер­возным про­я­в­ле­ниям ребенка и не станет выпол­нять его тре­бо­ва­ния, пока они не будут выра­жены в спо­кой­ной форме, ребенок, получив соот­вет­ству­ю­щий опыт, пере­ста­нет при­бе­гать к нервным реак­циям и избавится от них.

Таким же методом можно отучить ребенка от одного из наи­бо­лее часто встре­ча­ю­щихся у малень­ких детей про­я­в­ле­ний нерв­но­сти — от плак­си­во­сти. Как пока­зы­вают наблю­де­ния, плак­си­вость ребенка осла­б­ляет не только его нервную систему, но и общую сопроти­в­ля­е­мость орга­низма к раз­лич­ного рода забо­ле­ва­ниям. Плач — это вро­жден­ный, без­у­слов­ный рефлекс — сигнал о помощи. Для груд­ного ребенка он целе­со­об­ра­зен, так как в этом воз­ра­сте ребенок иначе не может сооб­щить, что он голоден, мокрый или что у него что-то болит. Но как только ребенок начи­нает гово­рить, т. е. может словами выра­зить свое желание, он должен быть отучен от плача.

Между тем вос­пита­тели и роди­тели часто сами закреп­ляют при­вычку к плачу, иногда даже не замечая этого. Ребенок попро­сил что-либо или спо­койно сообщил матери о каком-либо затруд­не­нии, о том, что у него что-либо не полу­ча­ется или его кто-нибудь обижает. Мать, занятая своими делами, не обра­тила вни­ма­ния на его просьбу — и он запла­кал. На плач мать спешит к ребенку и помо­гает ему или засту­па­ется за него. Так плач ока­зался полезным для ребенка и при­вычка к нему закре­пи­лась. Ребенок неча­янно разбил стакан и спо­койно об этом вам сказал. Вы, воз­му­щен­ные спо­койным отно­ше­нием ребенка к слу­чив­ше­муся, начи­на­ете кричать на него, нака­зы­ва­ете. В сле­ду­ю­щий раз ребенок, разбив стакан и зная, что за это попадет, при­бе­гает к вам с плачем, а вы, тро­ну­тые тем, что он сам так сильно пережи­вает про­ис­шедшее, начи­на­ете его ласкать, утешать, гово­рите, что пода­рите ему «чашечку» куда лучше, чем он разбил. В созна­нии ребенка закреп­ля­ется: если спо­койно рас­ска­зать о слу­чай­ной неудаче — накажут, а если при этом запла­кать — будут утешать. И плач ста­но­вится для ребенка при­выч­ным спо­со­бом полу­че­ния выгод.

Ребенок спо­т­кнулся, упал, слегка ушибся при падении и, потерев уши­б­лен­ное место, спо­койно идет дальше. Вы не обра­ща­ете на него вни­ма­ния, а иногда и при­крик­ните: «Так тебе и надо, будешь под ноги смо­треть». Но вот ребенок, спо­т­кнув­шись, начи­нает реветь во весь голос — вы бро­са­етесь к нему, уте­ша­ете, лас­ка­ете, даете кон­фетку или пока­зы­ва­ете что-либо инте­рес­ное, чтобы его успо­ко­ить, — снова закреп­ле­ние при­вычки плакать.

Отно­сясь холодно и рав­но­душно к плачу как сред­ству полу­че­ния какой-либо выгоды, надо в то же время про­я­в­лять как можно больше ласки к ребенку, вни­ма­ния к его затруд­не­ниям и бедам, стре­мясь сво­е­вре­менно, не дожи­да­ясь бурной нервной реакции, прийти к нему на помощь, утешить, при­лас­кать его.

Ласка необ­хо­дима ребенку для его эмо­ци­о­наль­ного раз­ви­тия, так же как пища для физи­че­ского или обу­че­ние для умствен­ного. Об этом осо­бенно надо помнить вос­пита­те­лям круг­ло­су­точ­ных детских учре­жде­ний, где порою дети осо­бенно остро тоскуют по мате­рин­ской ласке. Ребенок должен чув­ство­вать, что он вам дорог, что вы его любите, но не при­у­чаться доби­ваться от вас ласки плачем или капри­зами.

Ребенок, уже умеющий гово­рить, должен быть также отучен от крика. Он должен на опыте убе­диться, что просьба, выска­зы­ва­е­мая им спо­койно, всегда вни­ма­тельно выслу­ши­ва­ется и, если воз­можно, удо­вле­тво­ря­ется, а желание, выра­жен­ное криком, топа­нием и т. п., никогда не испол­ня­ется и может даже при­ве­сти к нака­за­нию.

Чтобы отучить детей от крика, взро­с­лым необ­хо­димо самим, требуя что-либо от ребенка, гово­рить спо­койным тоном. Ребенок должен при­выкнуть слу­шаться слова, вос­при­ни­мать прежде всего содер­жа­ние тре­бо­ва­ния, а не крик. Между тем во многих семьях, да и детских учре­жде­ниях дети под­чи­ня­ются лишь крику, получив опыт, что, пока взро­с­лые говорят спо­койно, не повышая тона, это еще не серьезно, их не каса­ется и гово­рится так, между прочим, чтобы что-либо сказать.

Как-то недавно мне при­шлось наблю­дать сле­ду­ю­щую сцену. Во дворе с группой детей играл в мяч мальчик лет шести. Вдруг одно из окон откры­лось и в нем поя­ви­лась женская голова, оче­видно матери ребенка. Мать минуту смо­трела на своего игра­ю­щего сына и, встретив­шись с ним взгля­дом, сказала явно без­раз­лич­ным тоном: «Сеня, хватит мяч гонять и домой пойти не грех», — и тут же закрыла окно. По ее тону Сеня ясно понял, что идти домой совер­шенно не обя­за­тельно, что это мать сказала так, между прочим, и сама сразу же об этом забыла. Он про­дол­жал бегать по двору. Прошел еще час-полтора. Снова откры­лось окно, снова в нем поя­ви­лась голова матери, но на этот раз она начала кричать: «Сенька, черт пар­ши­вый, если сейчас же домой не пойдешь, всю шкуру спущу!» Мальчик спо­койно отдал мяч и вошел в подъезд. Я не знаю ни Сеню, ни его матери, но уже из этой сцены можно понять, что Сеня приучен слу­шаться только крика и угроз и, пока дело не дойдет до «черта» и «шкуры», он слу­шаться не будет.

Окри­ками и заме­ча­ни­ями часто излишне зло­у­по­тре­б­ляют и вос­пита­тели дош­коль­ных учре­жде­ний. Делая детям заме­ча­ния, они не всегда забо­тятся об их выпол­не­нии. Как часто можно видеть вос­пита­теля, веду­щего группу на про­гулку и бес­пре­рывно покри­ки­ва­ю­щего: «Миша, не балуйся», «Таня, не оста­на­в­ли­вайся», «Валя, иди в паре», «Володя, не беги». Дети так при­вы­кли к этому посто­ян­ному акком­па­не­менту, что на заме­ча­ния почти не реа­ги­руют, а вос­пита­тель, даже не успевая про­ве­рить, понято ли и выпол­нено ли его пре­ды­ду­щее ука­за­ние, уже делает сле­ду­ю­щее.

Так как подвиж­ность нервных про­цес­сов у ребенка обычно еще мала, ему трудно сразу пере­клю­читься с одного занятия на другое. Поэтому не надо без крайней необ­хо­ди­мо­сти тре­бо­вать, напри­мер, чтобы ребенок сразу же пре­кра­тил игру и садился за стол. Лучше ребенку, игра­ю­щему «в летчика», сказать: «Теперь иди на посадку, через пять минут нужно при­зем­литься и успеть к зав­траку».

Осо­бенно на первых порах надо ста­раться давать детям при­ка­за­ния, выпол­не­ние которых соот­вет­ствует их соб­ствен­ным жела­ниям, напри­мер: «надо есть», когда ребенок голоден, или «снимай свитер», когда ему жарко. Посте­пенно, рас­ши­ряя сферу действий «надо» или «нельзя», можно будет при­у­чить ребенка спо­койно и без сопроти­в­ле­ния выпол­нять и не совсем при­ят­ные для него при­ка­за­ния, напри­мер «надо выпить лекар­ство».

Для того чтобы при­у­чить детей слу­шаться с первого раза спо­койного слова, мы с успехом при­ме­няем сле­ду­ю­щий метод. Мы пред­ла­гаем ребенку посту­пать так, как посту­пают моряки, летчики, кос­мо­навты, когда им что-либо при­ка­зы­вают, ребенок должен ответить «есть!», пов­то­рить при­ка­за­ние и после этого его выпол­нить. Напри­мер, мать или вос­пита­тель говорит: «Коля, помой руки». Коля отве­чает: «Есть! Помыть руки» — и после этого сразу же идет к умы­валь­нику. Этот прием, напо­ми­на­ю­щий игру, на которую дети идут очень легко и охотно, имеет ряд досто­ин­ств. При при­ме­не­нии его вы уверены, что ребенок понял ваше ука­за­ние, обратил на него вни­ма­ние, и, главное, в этом случае при­ка­за­ние не вос­при­ни­ма­ется ребен­ком как насилие над его лич­но­стью и сво­бо­дой, а выпол­ня­ется как соб­ствен­ное добро­воль­ное желание.

Для пол­но­цен­ного нервно-пси­хи­че­ского раз­ви­тия ребенка исклю­чи­тельно важную роль играет слово. Слово, как ука­зы­вал И. П. Павлов, явля­ется спе­ци­фи­че­ски чело­ве­че­ским, силь­нейшим и уни­вер­саль­ным раз­дра­жи­те­лем. Для того чтобы слово не утра­тило своего зна­че­ния, необ­хо­димо, чтобы каждое сло­вес­ное ука­за­ние или пре­ду­пре­жде­ние обя­за­тельно всегда под­креп­ля­лось соот­вет­ству­ю­щими действи­ями и ощу­ще­ни­ями. Нельзя что-либо обещать ребенку или чем-либо при­гро­зить ему, если нет полной уве­рен­но­сти, что это обе­ща­ние или угроза будут осу­ще­ст­в­лены.

Мы считаем, в проти­во­полож­ность обще­при­ня­тому мнению, неправиль­ным лишать ребенка обе­щан­ного удо­воль­ствия, даже если он про­ви­нился. За про­вин­ность, когда это необ­хо­димо, он несет нака­за­ние, но обе­щан­ное удо­воль­ствие должно быть ребенку доста­в­лено, иначе слово ока­жется не под­креп­лен­ным соот­вет­ству­ю­щим ощу­ще­нием.

Чтобы пока­зать, какое огром­ное зна­че­ние придаем мы аде­кват­ному (соот­вет­ству­ю­щему) под­креп­ле­нию каждого слова и как важно при­у­чить к этому роди­те­лей, приведу один комич­ный случай. Ко мне на прием мать впервые привела трех­лет­него маль­чика. Начиная осмотр ребенка, я осветил его зрачки фона­ри­ком с элек­тро­мо­то­ром. Ребенка заин­те­ре­со­вал жуж­жа­щий фонарик, и он попро­сил зажечь его еще раз. Я снова включил мотор фона­рика. Ребенок попро­сил пов­то­рить. «Сейчас, — сказал я, — некогда, надо осмо­треть тебя». Мальчик стал тре­бо­вать: «Хочу еще фонарик!» Тогда вме­ша­лась сидящая рядом мать: «Не каприз­ни­чай, Коля. Дай доктору себя осмо­треть. Я тебе куплю такой фонарик». Ребенок успо­ко­ился. Я осмо­трел его, после чего, как обычно, он вышел за дверь и мы остались вдвоем с матерью для беседы. Начал я с того, что заявил матери: «Вы сейчас поедете и купите сыну такой фонарик с элек­тро­мо­то­ром. Поез­жайте в магазин новинок. Стоит он около 4 рублей». Мать посмо­трела на меня, как на сума­с­шедшего, и уди­в­ленно вос­клик­нула: «Зачем я буду поку­пать ребенку за такие деньги фонарик, который ему не нужен и которым он поль­зо­ваться не сможет?» — «Не знаю, — ответил я. — Я сам уди­вился, когда вы поо­бе­щали купить ему такой фонарик». — «Да это я обещала ему, чтобы он не каприз­ни­чал и дал себя спо­койно осмо­треть!» — «Ну, хорошо, он не каприз­ни­чал, так что при­дется купить ему фонарик». — «Да что вы, доктор! — воз­му­ща­лась мать. — Я ему лучше куплю апель­син или шоко­ладку». — «Нет, — отвечал я, — на это я пойти не могу. Конечно, апель­син или шоко­ладка не только много дешевле, но и несрав­ненно полез­нее и целе­со­об­раз­нее как награда для трех­лет­него ребенка, но тогда надо было обещать ему именно апель­син, а не фонарик. А раз вы обещали фонарик, то, пока вы мне не при­не­сете его, я с вами бесе­до­вать о сыне не буду». Через два дня мать пришла ко мне в кабинет и раз­дра­женно швыр­нула на стол новый, но уже раз­би­тый вдре­безги фонарик, заявив, что сын разбил его в первую же минуту, так и не сумев вклю­чить.

В данном случае, если гово­рить по-чест­ному, я заставил мать купить обе­щан­ный фонарик даже не столько для ребенка, который давно забыл об этом обе­ща­нии, сколько в целях вос­пита­ния матери, чтобы пока­зать ей, какое огром­ное зна­че­ние придаем мы выпол­не­нию каждого обе­ща­ния, данного ребенку.

Не менее важно выпол­не­ние любой угрозы, поэтому абсо­лютно недо­пу­стимы при­ме­ня­е­мые иногда по отно­ше­нию к малень­ким детям угрозы, что «тебя укусит собака», «заберет дядя» и т. п. Собака, есте­ственно, ребенка не кусает, дядя не заби­рает, и тем самым угроза ока­зы­ва­ется невы­пол­нен­ной. При­гро­зить ребенку можно лишь в крайнем случае и тем нака­за­нием, которое во что бы то ни стало будет выпол­нено. Вни­ма­тельно следите за собой, чтобы у вас сгоряча не сорва­лась с языка угроза нака­за­нием, если в нем нет крайней необ­хо­ди­мо­сти или оно нео­су­ще­ствимо.

Первой при­чи­ной непо­слу­ша­ния ребенка (а в даль­нейшем и нама­ты­ва­ю­щихся на него клубком кон­флик­тов и раз­лич­ных нервных про­я­в­ле­ний) явля­ется невы­пол­не­ние пре­ду­пре­жде­ний, угроз, причем невы­пол­ни­мость многих из них заранее была известна как роди­те­лям, так и самому ребенку.

Нередко можно услы­шать, как мать, походя, угро­жает ребенку: «Будет тебе болтать, язык отрежу»; «Не хватай без спроса, руки отрублю»; «Еще раз подоб­ное услышу, до смерти изобью». Явная невы­пол­ни­мость (мы здесь не будем давать других оценок подоб­ных «методов воз­действия» на детей) таких угроз при­во­дит к тому, что ребенок вообще пере­стает реа­ги­ро­вать на слово.

Менее дикие и абсур­д­ные, но также невы­пол­ни­мые угрозы часто бытуют и в детских учре­жде­ниях. Вос­пита­тели грозят: «Тебе сейчас за это доктор укол сделает», «Не поедешь с нами на дачу», а няни даже и тем, что «Волк заберет, если не будешь спать».

Второй при­чи­ной непо­слу­ша­ния ребенка (обычно тесно пере­п­лета­ю­щейся с первой) явля­ется предъ­я­в­ле­ние ему тре­бо­ва­ний, которые он все равно не сможет выпол­нить. Чаще всего это бес­пре­рыв­ные попытки огра­ни­чить актив­ность и подвиж­ность ребенка: «Не трогай!», «Не прыгай!» «Не шуми!». Ребенок про­дол­жает трогать, прыгать, шуметь и, убе­жда­ясь, что ничего плохого для него от этого не про­ис­хо­дит, пере­стает реа­ги­ро­вать на слово.

Детям надо запре­щать как можно меньше, надо как можно меньше огра­ни­чи­вать их ини­ци­а­тиву. Ребенок должен иметь воз­мож­ность про­я­вить само­сто­я­тель­ность, ему необ­хо­димо дать воз­мож­ность и побе­гать, и пошу­меть, и пошалить. Запре­щать что-либо ребенку нужно лишь в том случае, когда это действи­тельно необ­хо­димо. Но если взро­с­лые что-либо при­ка­зали ребенку, они должны во всех без исклю­че­ния случаях добиться выпол­не­ния этого рас­по­ря­же­ния. Если вы не уверены, что ребенок выпол­нит ваш приказ и у вас нет реаль­ной воз­мож­но­сти или условий заставить его выпол­нить, воз­дер­жи­тесь от этого приказа или дайте его в услов­ной форме, в форме совета: «Не лучше ли будет надеть сегодня красную коф­точку?»

Итак, ребенок на соб­ствен­ном опыте должен убе­диться, что быть здо­ро­вым и спо­койным куда при­ят­нее, чем нервным и больным. Необ­хо­димо при­у­чить его выра­жать свои желания словами, спо­койно, а не плачем или криком, под­чи­няться каждому тре­бо­ва­нию вос­пита­те­лей. Ребенок убе­дится, что без нужды вы его не огра­ни­чи­ва­ете, но не выпол­нить с первого раза ваше при­ка­за­ние совер­шенно недо­пу­стимо.

Эти поло­же­ния явля­ются, на наш взгляд, кра­е­у­голь­ными камнями вос­пита­ния любого ребенка, с любым типом нервной Системы, и они всегда осу­ще­ствимы.

Дети с сильным, урав­но­ве­шен­ным и подвиж­ным типом нервной системы не плак­сивы, не вспыль­чивы, легко при­с­по­са­б­ли­ва­ются к любой обста­новке. У них редко воз­ни­кают какие-либо неврозы, поэтому они реже других попа­дают в кабинет пси­хо­не­в­ролога.

На фоне того или иного тем­пе­ра­мента ребенка раз­лич­ные ошибки в вос­пита­нии фор­ми­руют у него раз­лич­ные неправиль­но­сти харак­тера. На неко­то­рых из них мы вкратце оста­но­вимся.

При слишком суровом подходе к детям со слабым типом, при­ме­не­нии к ним частых нака­за­ний, осо­бенно за слу­чайные промахи, не зави­ся­щие от них про­ступки или неудачи, раз­ви­ва­ется (по клас­си­фи­ка­ции Г. Е. Суха­ре­вой) так назы­ва­е­мый «пас­сивно-защит­ный» тип пове­де­ния. Это забитые, робкие, тру­сли­вые дети, вечно боя­щи­еся, что им попадет. Они боятся не только суровых роди­те­лей или вос­пита­те­лей, но и своих това­ри­щей, их насме­шек, избе­гают участия в общих играх, боясь про­я­вить нелов­кость или тру­со­сть.

Понятно, что так вос­пи­ты­ва­е­мый ребенок и в даль­нейшей жизни не будет актив­ным, пол­но­цен­ным членом кол­лек­тива.

Однако не лучше бывает и в тех случаях, когда роди­тели про­я­в­ляют жалость к ребенку со слабым типом нервной системы, ничего от него не требуют, во всем ему усту­пают, устра­няют все пре­пят­ствия с его пути.

При таком вос­пита­нии выра­стет (по клас­си­фи­ка­ции Г. Е. Суха­ре­вой) так назы­ва­е­мый «инфан­ти­ли­зи­ро­ван­ный тип», т. е. ребенок, который долго, а иногда нав­се­гда оста­ется в своем пове­де­нии как бы малышом. Чрез­мер­ные заботы, опека и мяг­кость роди­те­лей отучают таких детей от само­сто­я­тель­но­сти, лишают их воз­мож­но­сти нау­читься пре­о­до­ле­вать жиз­нен­ные труд­но­сти, сти­му­ли­руют слез­ли­вость, тре­бо­ва­тель­ность, сво­е­нравие, эгоизм. Такие дети растут мни­тель­ными, сосре­до­то­чен­ными на своих болез­нях и ощу­ще­ниях.

Дети с неу­рав­но­ве­шен­ным типом нервной системы, у которых отстает тор­моз­ной процесс, обычно не плак­сивы, не пугливы, но они слишком подвижны, непо­сед­ливы, шало­в­ливы, драчливы, непо­слушны. В тех случаях, когда (при нор­маль­ных спо­соб­но­стях) они полу­чают в школе плохие оценки, при­чи­ной этого явля­ется не рас­те­рян­ность, как это бывает у детей со слабым типом, а неу­ме­ние и неже­ла­ние сосре­до­то­читься на задании, отвле­ка­е­мость на уроках.

Если детей с неу­рав­но­ве­шен­ным типом нервной системы посто­янно нака­зы­вают за слу­чайные про­ступки или им часто попа­дает, когда они под­вер­нутся «под горячую руку», у таких детей выра­ба­ты­ва­ется (по клас­си­фи­ка­ции Г. Е. Суха­ре­вой) так назы­ва­е­мый «агрес­сивно-защит­ный» тип пове­де­ния, при котором ребенок всегда готов к отпору, само­за­щите. Такой ребенок легко всту­пает в кон­фликт с роди­те­лями, вос­пита­те­лями, обижает слабых, ста­но­вится дез­ор­га­ни­за­то­ром кол­лек­тива, а иногда в виде про­те­ста при­бе­гает к созна­тель­ному раз­ру­ше­нию, порче вещей.

Еще большей ошибкой явля­ется другая крайность, когда роди­тели пыта­ются добиться успо­ко­е­ния воз­бу­ди­мого ребенка пота­ка­нием его нетер­пи­мым, асо­ци­аль­ным поступ­кам.

Неко­то­рые зару­беж­ные пси­хи­а­тры считают, что пре­дот­вра­тить раз­ви­тие невроза у воз­бу­ди­мого ребенка можно в том случае, если ему не пре­пят­ство­вать даже в самых нетер­пи­мых его поступ­ках (хули­ган­стве, она­низме, сквер­но­сло­вии, курении и т. п.). Ясно, что такие уста­новки (в част­но­сти, явля­ю­щи­еся одной из причин роста пре­ступ­но­сти среди моло­дежи капитали­сти­че­ских стран) не только не спо­соб­ствуют устра­не­нию нерв­но­сти, но фор­ми­руют из воз­бу­ди­мого ребенка пси­хо­пата и пра­во­на­ру­ши­теля.

Конечно, сла­бо­сть, неу­рав­но­ве­шен­ность или инерт­ность типа нервной системы услож­няют вос­пита­ние ребенка, ибо на этой основе легче могут воз­ник­нуть те или иные нервные нару­ше­ния.

Однако совер­шенно оши­бочна точка зрения, что если у ребенка от природы слабый, неу­рав­но­ве­шен­ный или инерт­ный тип нервной системы, то он ущербен, не сможет быть пол­но­цен­ным членом обще­ства, обречен на раз­лич­ного рода нервные рас­стройства.

Это абсо­лютно неверно. Целе­на­пра­в­лен­ным вос­пита­нием можно видо­из­ме­нить тип нервной системы. Силу нервной системы можно тре­ни­ро­вать, посте­пенно приучая ребенка пре­о­до­ле­вать труд­но­сти. Убе­жда­ясь на соб­ствен­ном опыте, что они пре­о­до­лимы, он пере­ста­нет пасо­вать перед ними. Так же следует при­у­чать ребенка быть смелым. Напри­мер, ребенка, боя­ще­гося живот­ных, посте­пенно под­во­дить к ним все ближе, гладить и кормить их на его глазах, а затем пред­ло­жить и самому их погла­дить и покор­мить. Боя­ще­гося ходить по мосткам, несколько раз про­ве­сти по ним держа за руку, затем дать ему пройти, при­дер­жи­ва­ясь за веревку, другой конец которой держит взро­с­лый, и т. д.

Ребенку, который боится ответов у доски или пуб­лич­ных выступ­ле­ний, пред­ла­гают дома отве­чать при­го­то­в­лен­ный урок под­чер­к­нуто спо­койным, уве­рен­ным голосом, как будто бы он играет на сцене спо­койного, смелого, жиз­не­ра­дост­ного, уве­рен­ного в себе чело­века.

Всякий успех такого ребенка надо сопро­во­ждать похва­лой; и, нао­бо­рот, страх, плач и другие про­я­в­ле­ния сла­бо­сти не должны вызы­вать сочув­ствия. Не надо ругать, стыдить или нака­зы­вать ребенка за тру­со­сть, но она должна вызы­вать рав­но­душ­ное пре­не­бре­же­ние.

Не надо резко, силой пре­о­до­ле­вать страх ребенка перед чем-либо: бросать на глу­бо­кое место боя­ще­гося воды, запи­рать в темной комнате боя­ще­гося темноты, ставить на под­о­кон­ник боя­ще­гося высоты и т. п., так как такие «методы», вызывая у слабого пуг­ли­вого ребенка острый страх, могут зафик­си­ро­вать эту боязнь, развить невроз.

Хорошо пуг­ли­вым детям со слабым типом нервной системы рас­ска­зы­вать и читать о геро­и­че­ских поступ­ках людей, и осо­бенно детей, вызывая желание под­ра­жать им.

У детей с неу­рав­но­ве­шен­ным типом нервной системы надо посте­пенно тре­ни­ро­вать тор­моз­ной процесс, приучая их, когда это необ­хо­димо, обуз­ды­вать свои желания, согла­со­вы­вать их с реаль­ными воз­мож­но­стями и инте­ре­сами окру­жа­ю­щих. Чтобы не пере­гру­жать тор­моз­ной процесс, не надо запре­щать то, что может быть доз­во­лено. Слова «нельзя» или «надо» должны при­ме­няться как можно реже. Ребенок должен знать, что без необ­хо­ди­мо­сти его свободу не огра­ни­чат. Но если взро­с­лые сказали «надо» или «нельзя», это должно быть законом, и ребенок должен убе­диться, что не выпол­нить при­ка­за­ние невоз­можно.

Если вы не уверены, что ребенок выпол­нит ваше при­ка­за­ние и у вас нет сейчас времени или воз­мож­но­сти заставить его выпол­нить, то лучше не отда­вайте этого при­ка­за­ния.

Слово «нельзя» должно авто­ма­ти­че­ски вклю­чать тор­мо­же­ние, но при­бе­гать к «нельзя», осо­бенно на первых порах, надо как можно реже.

Детям с неу­рав­но­ве­шен­ным типом нервной системы надо дать воз­мож­ность раз­ря­дить свою энергию. Поэтому следует не только не пре­пят­ство­вать, но вся­че­ски втя­ги­вать их в занятия спортом или игры, тре­бу­ю­щие актив­но­сти и ини­ци­а­тивы, спор­тив­ные секции, тех­ни­че­ские кружки, турист­ские походы, назна­чать их ответ­ствен­ными дежур­ными по охране порядка и т. п.

К таким детям недо­пу­стимо при­ме­не­ние нака­за­ний, огра­ни­чи­ва­ю­щих актив­ность и свободу (ставить в угол, лишать про­гу­лок, не пустить на каток и т. п.), так как подоб­ные нака­за­ния, пере­гру­жая и без того слабый у них тор­моз­ной процесс, лишь повы­шают неу­рав­но­ве­шен­ность и воз­бу­ди­мость. Не следует выпол­нять желаний воз­бу­ди­мых детей, когда они выра­жены повы­шен­ным, агрес­сив­ным тоном, но надо по воз­мож­но­сти идти нав­стречу спо­койно выска­зан­ной просьбе ребенка. Когда ребенок требует что-либо повы­шен­ным тоном, можно даже демон­стра­тивно делать вид, что вы его не слышите, пока он не попро­сит спо­койно.

У детей с инерт­ным типом нервной системы надо тре­ни­ро­вать подвиж­ность нервных про­цес­сов. Для этого необ­хо­димо очень посте­пенно при­у­чать таких детей к смене впе­ча­т­ле­ний, к новым людям, новому рас­по­рядку дня и т. п. Лучше всего здесь помо­гают турист­ские походы, занятия раз­лич­ными видами спорта и игры, тре­бу­ю­щие быстрого пере­клю­че­ния дея­тель­но­сти и вни­ма­ния. Однако резко ломать рас­по­ря­док жизни таким детям нельзя, так как они трудно вос­при­ни­мают все непри­выч­ное и такая ломка может вызвать у них нервный срыв.

Именно эта группа детей осо­бенно склонна к закреп­ле­нию дурных при­вы­чек, навяз­чи­вым состо­я­ниям, извра­ще­ниям.

У пода­в­ля­ю­щего боль­шин­ства нервных детей при обсле­до­ва­нии обна­ру­жи­ва­ется невра­сте­ния. Невра­сте­ния — самый рас­про­стра­нен­ный вид невроза как у детей, так и у взро­с­лых. То, что в общежи­тии пони­мают под «нерв­но­стью»: плак­си­вость, раз­дра­жи­тель­ность, плохой сон, боли в разных местах тела, утом­ля­е­мость и т. п. — и явля­ется про­я­в­ле­нием невра­сте­нии.

Если при истерии наблю­да­ются раз­но­об­разные про­я­в­ле­ния, не встре­ча­ю­щи­еся у здо­ро­вых людей, воз­ник­шие как защит­ная реакция на жиз­нен­ные труд­но­сти, то при невра­сте­нии нервные про­я­в­ле­ния скорее коли­че­ственно, чем каче­ственно, отли­ча­ются от тех ощу­ще­ний, которые могут воз­ни­кать и у здо­ро­вых.

Чем же отли­ча­ется невра­сте­ник (все равно ребенок или взро­с­лый) от здо­ро­вого? Основ­ное отличие заклю­ча­ется в том, что у невра­сте­ника снижен порог раз­дра­жи­мо­сти нервной системы. Поэтому те ощу­ще­ния (идущие из внешней среды или от органов соб­ствен­ного тела), которые не доходят до созна­ния здо­ро­вого, ока­зы­ва­ются ниже порога его вос­при­ятия и им не заме­ча­ются, бес­по­коят невра­сте­ника, а те ощу­ще­ния, которые, будучи доста­точно силь­ными, заме­ча­ются и здо­ро­вым (выше нор­маль­ного порога вос­при­ятия), ока­зы­ва­ются для невра­сте­ника непе­ре­но­симо силь­ными и выводят его из рав­но­ве­сия.

Поясним эту мысль при­ме­рами. Невра­сте­ника бес­по­коит, напри­мер, сер­д­це­би­е­ние или пуль­са­ция крови в висках, это ему мешает. Действи­тельно, у него, как и у любого другого чело­века, бьется сердце и пуль­си­руют артерии. Но у здо­ро­вого эти ощу­ще­ния нахо­дятся ниже порога его вос­при­ятия, и он их не заме­чает. Здо­ро­вый слышит лязг про­ез­жа­ю­щего по улице трамвая или шум за стеной, но они ему не мешают, а те же звуки не дают уснуть невра­сте­нику. Заме­ча­ние или отказ огор­чают или раз­дра­жают и здо­ро­вого чело­века, но для невра­сте­ника это уже настолько крупная непри­ят­ность, что она надолго может вывести его из рав­но­ве­сия, вызывая раз­лич­ные нер­возные реакции.

Как и всякий невроз, невра­сте­ния воз­ни­кает в первую очередь под воз­действием небла­го­при­ят­ных пси­холо­ги­че­ских, или соци­аль­ных, условий. У детей, которые нас здесь инте­ре­суют, невра­сте­ния воз­ни­кает чаще всего из-за неправиль­ного педа­го­ги­че­ского подхода. Как правильно под­чер­ки­вают В. Н. Мясищев, А. М. Свядощ и целый ряд других ведущих совет­ских пси­хо­не­в­роло­гов, основ­ная причина невроза всегда в пси­холо­ги­че­ских воз­действиях. В тех случаях, когда похожая на невра­сте­нию картина (все равно у взро­с­лого или у ребенка) раз­ви­ва­ется вслед­ствие физи­че­ской сла­бо­сти орга­низма (вро­жден­ной или при­об­ретен­ной), это так назы­ва­е­мая «псев­до­не­вра­сте­ния», т. е. ложная невра­сте­ния. Это уже не невроз, и для пре­ду­пре­жде­ния и изле­че­ния такого состо­я­ния в первую очередь нужны не вос­пита­тель­ные сред­ства, а воз­действие на ту причину, которая вызвала это осла­б­ле­ние орга­низма: вве­де­ние проти­во­ин­фек­ци­он­ных пре­па­ра­тов, вита­ми­нов, гор­мо­нов и т. п. Это забо­ле­ва­ние из области ком­петен­ции педи­а­тра, инфек­ци­о­ни­ста, эндо­кри­нолога и других спе­ци­али­стов, а не пси­хо­не­в­ролога, и рас­смо­тре­ние их выходит за рамки данной книги.

Ребенок-невра­сте­ник явля­ется в первую очередь про­дук­том неправиль­ного вос­пита­ния, а всякого рода сома­ти­че­ские, осла­б­ля­ю­щие моменты (инфек­ции, ушибы, плохое питание и т. п.), хотя и играют суще­ствен­ную роль, создают лишь бла­го­при­ят­ную почву для раз­ви­тия невроза. В отличие от невра­сте­ника у ребенка-нев­ро­пата (про­я­в­ле­ния нерв­но­сти у кото­рого иногда похожи на невра­сте­нию) основ­ной при­чи­ной явля­ются пере­не­сен­ные инфек­ции или повре­жде­ние мозга, а ошибки в вос­пита­нии лишь закреп­ляют и обо­стряют болез­нен­ные про­я­в­ле­ния харак­тера.

Невра­сте­ния может про­я­в­ляться в одной из двух форм: асте­ни­че­ской или гипер­сте­ни­че­ской. При асте­ни­че­ской форме (воз­ни­ка­ю­щей на фоне слабого типа нервной системы) ребенок пуглив, плаксив, осла­б­лен; при гипер­сте­ни­че­ской (воз­ни­ка­ю­щей на фоне неу­рав­но­ве­шен­ного типа) ребенок излишне шумлив, непо­сед­лив, вспыль­чив. Иногда обе эти формы сочета­ются у одного и того же ребенка, недаром невра­сте­нию неко­то­рые назы­вают «раз­дра­жи­тель­ной сла­бо­стью», под­чер­ки­вая этим одно­вре­менно сла­бо­сть и раз­дра­жи­тель­ность невра­сте­ника.

У дош­коль­ни­ков (сила обоих нервных про­цес­сов у которых еще отно­си­тельно слаба) мы чаще стал­ки­ва­емся с асте­ни­че­ской формой невра­сте­нии. Про­я­в­ле­ния у малень­кого ребенка резкой агрес­сив­но­сти, непо­слу­ша­ния, драчли­во­сти и т. п. чаще ока­зы­ва­ются не гипер­сте­ни­че­ской формой невра­сте­нии, а про­я­в­ле­нием нев­ро­па­тии.

Когда мы гово­рили об ошибках в вос­пита­нии, спо­соб­ству­ю­щих воз­ник­но­ве­нию нев­ро­зов у ребенка, о раз­лич­ных меха­низ­мах их воз­ник­но­ве­ния и методах пре­ду­пре­жде­ния невроза, мы в первую очередь и имели в виду про­фи­лак­тику и устра­не­ние именно невра­сте­ни­че­ских реакций. Поэтому сейчас, говоря о невра­сте­нии, раньше чем пере­хо­дить к даль­нейшему изло­же­нию, мне хочется лишь напо­мнить важ­нейшие из рас­смо­трен­ных ранее поло­же­ний, явля­ю­щихся основой про­фи­лак­тики невра­сте­нии у дош­коль­ни­ков.

Выше гово­ри­лось о том, какие три физи­оло­ги­че­ских меха­низма (пере­грузка про­цесса воз­бу­жде­ния, или пере­грузка тор­мо­же­ния, или их сшибка) вызы­вают нервный срыв; что не так важен сам харак­тер или сила раз­дра­жи­теля, как то зна­че­ние, которое придают ему взро­с­лые в глазах ребенка; как важно не закреп­лять тех или иных нервных про­я­в­ле­ний, следить, чтобы ребенку всегда при­ят­нее и «выгод­нее» было быть спо­койным и здо­ро­вым, чем нервным и больным. Гово­ри­лось также о том, почему важно и как можно отучить детей плакать или злиться. Ука­зы­ва­лось на то, что надо при­у­чить ребенка под­чи­няться не крику, а смыслу спо­койно ска­зан­ных слов, как укре­пить вторую сиг­наль­ную систему и ее нераз­рыв­ную связь с первой и эмо­ци­о­наль­ной сферой ребенка. Мы гово­рили, почему не надо излишне огра­ни­чи­вать свободу ребенка, без нужды поль­зо­ваться словами «нет» или «нельзя», зло­у­по­тре­б­лять нака­за­ни­ями, огра­ни­чи­ва­ю­щими свободу и подвиж­ность ребенка («истя­за­ние тор­моз­ного про­цесса»). Оста­на­в­ли­вались и на том, почему нельзя при­ме­нять раз­лич­ные (то похвала и награда, то пори­ца­ние и нака­за­ние) воз­действия за ана­ло­гич­ные поступки или про­ступки и отчего при этом воз­ни­кает нервный срыв.

В допол­не­ние к этим основ­ным выше­ра­зо­бран­ным поло­же­ниям, имеющим зна­че­ние для пре­ду­пре­жде­ния всех детских нев­ро­зов и в том числе невра­сте­нии в первую очередь, мы оста­но­вимся еще на неко­то­рых момен­тах, спо­соб­ству­ю­щих воз­ник­но­ве­нию невра­сте­нии.

В сни­же­нии порога воз­бу­ди­мо­сти нервной системы, т. е. в воз­ник­но­ве­нии невра­сте­нии, суще­ствен­ную роль играют частые и сильные эмо­ци­о­наль­ные пережи­ва­ния непри­ят­ного харак­тера.

Эмо­ци­о­наль­ная сфера ребенка (как и его навыки, при­вычки) в зна­чи­тель­ной мере вос­пи­ты­ва­ется под вли­я­нием под­ра­жа­ния окру­жа­ю­щим его взро­с­лым. Поэтому, если ребенок растет в атмо­сфере нер­воз­но­сти, если он посто­янно наблю­дает про­я­в­ле­ние отри­ца­тель­ных эмоций (раз­дра­же­ние, обид­чи­вость, страх и т. п.) у взро­с­лых, он пере­ни­мает их и ста­но­вится невра­сте­ни­ком, даже если эмоции взро­с­лых и не напра­в­лены на самого ребенка.

Вос­пи­ты­вая ребенка, мы ста­ра­емся пере­дать ему опре­де­лен­ные знания, тре­ни­руем его память, при­ви­ваем ему нужные тру­до­вые навыки, нормы пове­де­ния, закали­ваем физи­че­ски его орга­низм, но почему-то начисто забы­ваем о вос­пита­нии эмо­ци­о­наль­ной сферы, о том, что ребенка нужно научить не только целе­со­об­разно упра­в­лять своими муску­лами, поль­зо­ваться ножом, счетами, читать, считать, рисо­вать и т. п., но и владеть своими пережи­ва­ни­ями.

Отсут­ствие такого вос­пита­ния и тре­ни­ровки при­во­дит к тому, что даже нор­маль­ные взро­с­лые люди, за редким исклю­че­нием, не умеют соз­да­вать себе нужное настро­е­ние, не испы­ты­вать бес­смы­слен­ного раз­дра­же­ния или страха, засы­пать, ложась в кровать, и т. п. Лишь в самое послед­нее время мы стали про­па­ган­ди­ро­вать приемы так назы­ва­е­мого ауто­тре­нинга, т. е. обу­че­ния вла­де­нию своими вегета­тивно-эмо­ци­о­наль­ными фун­к­ци­ями. Такие тре­ни­ровки в виде обу­че­ния про­из­воль­ному рас­сла­б­ле­нию своих мышц, пред­ста­в­ле­нию чувства тепла, рас­про­стра­ня­ю­ще­гося по тому или иному участку тела, умению мимикой, позой и голосом выра­жать задан­ное настро­е­ние и тому подоб­ные упраж­не­ния должны входить в ком­плекс еже­д­нев­ных физ­куль­тур­ных занятий дош­коль­ни­ков.

Как это ни звучит пара­док­сально, ребенка надо при­у­чить владеть своими пережи­ва­ни­ями; да, я не ого­во­рился, именно владеть своими пережи­ва­ни­ями, а не только их внеш­ними про­я­в­ле­ни­ями, т. е. не испы­ты­вать злобы, обиды, страха и тому подоб­ных отри­ца­тель­ных эмоций, когда они не нужны. И этого можно достиг­нуть, как правило, именно в дош­коль­ном воз­ра­сте.

В про­цессе раз­ви­тия живот­ного мира аффекты поя­ви­лись и закре­пи­лись потому, что они уси­ли­вали актив­ность живот­ного. Степень и харак­тер аффекта (в норме) у живот­ного строго соот­вет­ствуют задачам, стоящим перед ним в данный момент: если живот­ное при­ну­ждено убегать от более силь­ного врага, оно испы­ты­вает страх и бежит при этом быстрее, если соби­ра­ется всту­пить в драку — испы­ты­вает ярость, которая умно­жает его силы.

У чело­века гамма эмоций несрав­ненно тоньше и богаче, чем аффект у живот­ного, и причины, вызы­ва­ю­щие их, мно­го­об­разны. У чело­века эти эмоции часто не находят выхода в соот­вет­ству­ю­щей актив­ной дея­тель­но­сти: человек испы­ты­вает страх и тогда, когда он не должен убегать от опас­но­сти; гнев и в тех случаях, когда он не должен бороться. Такие эмоции, не раз­ре­ша­ю­щи­еся в актив­ной дея­тель­но­сти, лишь вызы­вают скоп­ле­ние в крови соот­вет­ству­ю­щих гор­мо­нов (аде­но­кор­ти­ко­троп­ного, адре­налина и других), бес­цельно раз­дра­жа­ю­щих нервную систему и посте­пенно при­во­дя­щих к невра­сте­нии.

Из всех эмоций больше всего к воз­ник­но­ве­нию невра­сте­нии пред­рас­по­ла­гает дли­тельно и часто испы­ты­ва­е­мое чувство страха, тревоги. В такой обста­новке посто­ян­ного напря­же­ния растут дети в семьях, где их вечно запу­ги­вают. Это запу­ги­ва­ние может иметь раз­лич­ный харак­тер, но всегда оди­на­ково вредно.

В одних семьях детей запу­ги­вают «мед­ве­дем» или «боро­да­тым ста­ри­ком», который их заберет. В других, а часто и в детских садах, стре­мясь привить правиль­ные гиги­е­ни­че­ские навыки, детей излишне запу­ги­вают микробами и гли­стами, которые могут про­ник­нуть в орга­низм, если недо­ста­точно хорошо вымыть руки перед едой, и тому подоб­ными в общем верными сооб­ра­же­ни­ями, которые у мни­тель­ного ребенка могут в после­ду­ю­щем вызвать навяз­чи­вые страхи загряз­не­ния (мизо­фо­бию) и другие нервные про­я­в­ле­ния.

У неко­то­рых вспыль­чи­вых роди­те­лей или вос­пита­те­лей дети живут под посто­ян­ным страхом, что без всякой их созна­тель­ной вины они могут под­вер­г­нуться нака­за­нию. При часто при­ме­ня­е­мых (при этом не всегда заслу­жен­ных) нака­за­ниях у ребенка слабого типа раз­ви­ва­ется страх, что что-то может слу­читься. Дети силь­ного типа при­вы­кают к нака­за­ниям, ста­но­вятся рав­но­душ­ными к ним, и нака­за­ния на них уже не действуют.

Один мой малень­кий пациент очень разумно сказал: «Буду вести себя хорошо, все равно раза два в день за что-нибудь попадет, а не буду, — попадет три или четыре раза. Лучше уж я буду делать, что хочу».

В раз­го­вор­ной речи бытует такой, может быть, не совсем лите­ра­турно правиль­ный глагол «обился», под которым под­ра­зу­ме­ва­ется, что ребенок уже так привык к нака­за­ниям, что они не про­из­во­дят на него ника­кого впе­ча­т­ле­ния. Хорошей физи­оло­ги­че­ской моделью такого «обив­ше­гося» ребенка может служить «Еро­фе­ев­ская собака». При демон­стра­ции своей собаки сотруд­ница И. П. Павлова Еро­фе­ева при­жи­гала ей кожу рас­ка­лен­ным железом, а собака в это время спо­койно ела мясо. Раз­гадка этого уди­ви­тель­ного фено­мена заклю­ча­лась в том, что до этого дли­тель­ное время экс­пе­ри­мен­та­тор посте­пенно приучал собаку к при­кос­но­ве­ниям нагретым железом, все более повышая его тем­пе­ра­туру. Собака посте­пенно при­вы­кла к этому и не заме­чала даже при­кос­но­ве­ний рас­ка­лен­ного железа.

Есть семьи, где дети живут под страхом, что что-то про­и­зойдет с роди­те­лями, так как часто слышат их опа­се­ния за свою жизнь и здо­ро­вье.

Как мы уже гово­рили, если роди­тели сами часто нерв­ни­чают, плачут или злятся, то в силу нео­со­знан­ного под­ра­жа­ния им дети ста­но­вятся невра­сте­ни­ками. Дети вос­пи­ты­ва­ются при­ме­ром взро­с­лых, может быть, даже в большей мере, чем ука­за­ни­ями, разъ­яс­не­ни­ями, поу­че­ни­ями, награ­дами и нака­за­ни­ями.

Очень важно соб­ствен­ным при­ме­ром научить детей раз­ре­шать кон­фликты, не трав­ми­руя нервную систему ни себе, ни окру­жа­ю­щим. Приведу пример. В пере­пол­нен­ный вагон трамвая входит девушка лет пят­на­дцати с большим рюк­за­ком за спиной. В вагоне тесно, и она неча­янно каса­ется своим рюк­за­ком сидя­щего на ска­мейке паренька при­бли­зи­тельно ее же воз­ра­ста. Недо­воль­ный паренек грубо говорит ей: «Смо­треть надо, куда свой мешок ставишь!» Наблю­дая эту сцену, я ждал, что ему ответит девушка на его рез­кость. «Про­стите, — сказала она нео­жи­данно мягко и спо­койно, — вы мне пока­зались таким сильным, что я не думала, что вам будет тяжело слегка под­дер­жать мой рюкзак». Парень густо покрас­нел и забор­мо­тал: «Да нет, я не о том». И вдруг вскочил: «Садись, садись!»

Вот на подоб­ных при­ме­рах и надо учить детей, как можно и нужно раз­ре­шать воз­ни­ка­ю­щие кон­фликты.

Дети очень легко и охотно при­у­ча­ются к спо­койствию и умению не злиться и не плакать. Они начи­нают гор­диться своим про­я­в­ле­нием выдер­жки. Ранее обид­чи­вого и вспыль­чи­вого шести­лет­него маль­чика мы научили, когда его кто-либо из това­ри­щей толкнет или заденет, скла­ды­вать руки на груди и гово­рить вслух: «Я уже большой, сильный и спо­койный. Я не плачу и не дерусь». Видя, с какой гор­до­стью он про­из­но­сил эти фразы, многие его това­рищи стали ему под­ра­жать.

Не нужно при детях (да и вообще не нужно) без крайней необ­хо­ди­мо­сти рас­ска­зы­вать кому-либо о тех или иных своих болез­нен­ных ощу­ще­ниях: то колет сердце, то кру­жится голова и т. п. Дети, осо­бенно девочки, легко пере­ни­мают эту вредную при­вычку и начи­нают сами бес­ко­нечно жало­ваться на действи­тель­ные или мнимые недо­мо­га­ния. Если ребенок жалу­ется на какое-то болез­нен­ное ощу­ще­ние, не надо про­я­в­лять к этому излиш­него вни­ма­ния или тем более испуга. Следует спо­койно сказать: «Хорошо, покажу тебя доктору, он даст лекар­ство, и все пройдет».

Неко­то­рые роди­тели пыта­ются добиться послу­ша­ния от ребенка, вызывая у него чувство жалости: «Слу­шайся маму, не огорчай ее, иначе у нее опять будет болеть сердце!» Это совер­шенно неправильно. На ребенка живого, жиз­не­ра­дост­ного с сильным типом нервной системы это скоро пере­стает действо­вать, оста­в­ляя лишь пре­зри­тель­ное отно­ше­ние к бес­по­мощ­но­сти взро­с­лого, а у ребенка со слабым типом при этом может раз­виться упорный страх за жизнь и здо­ро­вье матери, при­во­дя­щий к воз­ник­но­ве­нию невра­сте­нии.

Наряду с пси­холо­ги­че­скими мето­дами укреп­ле­ния и закали­ва­ния орга­низма для пре­дот­вра­ще­ния нерв­но­сти необ­хо­дим и ком­плекс обще­ги­ги­е­ни­че­ских меро­при­ятий, соз­да­ю­щих бла­го­при­ят­ный фон для фун­к­ци­о­ни­ро­ва­ния нервной системы. К ним отно­сятся: правиль­ный режим дня, доста­точ­ный сон, регу­ляр­ное питание, пре­бы­ва­ние на свежем воздухе, водные про­це­дуры, занятия физ­куль­ту­рой и многое другое.

Невроз навяз­чи­вых состо­я­ний (как у взро­с­лых, так и у детей) воз­ни­кает на фоне инерт­ного типа нервной системы, при котором слу­чайно сов­пав­шие впе­ча­т­ле­ния и реакция на них могут крепко и надолго свя­заться друг с другом. Подробно о том, что такое инерт­ный тип нервной системы, мы уже гово­рили выше, раз­би­рая раз­лич­ные тем­пе­ра­менты.

По суще­ству, невроз навяз­чи­вых состо­я­ний — это чаще всего закре­пив­ша­яся при­вычка, которая не соот­вет­ствует изме­нив­шимся обсто­я­тель­ствам, давно уже не нужна, но пре­о­до­леть ее человек не может. Это может про­я­в­ляться или в виде навяз­чи­вых мыслей — обсес­сии, или в виде навяз­чи­вых страхов — фобии, или в виде навяз­чи­вых действий — импуль­сии.

Навяз­чи­вые мысли, склон­ность к бес­плод­ному муд­р­ство­ва­нию, «умствен­ной жвачке», воз­ни­кают обычно на фоне пре­вали­ро­ва­ния второй сиг­наль­ной системы, а так как у дош­коль­ни­ков обычно пре­о­б­ла­дает первая сиг­наль­ная система с образным, кон­крет­ным мыш­ле­нием, обсес­сии в этом воз­ра­сте почти не встре­ча­ются, и поэтому оста­на­в­ли­ваться на них мы не будем. (О том, что такое первая и вторая сиг­наль­ные системы и об их соот­но­ше­нии, уже гово­ри­лось выше.)

Зато навяз­чи­вые страхи самого раз­лич­ного харак­тера встре­ча­ются у детей очень часто.

Навяз­чи­вые страхи, фобии, надо отли­чать от просто повы­шен­ной пуг­ли­во­сти, наблю­да­ю­щейся у неко­то­рых нервных детей, осо­бенно младшего воз­ра­ста, при которой ребенок боится всего нового: и чужого чело­века, и живот­ного, и шума, и темноты и многого другого. Такая пуг­ли­вость с воз­ра­с­том большей частью про­хо­дит сама. Другое дело — фобии, т. е. навяз­чи­вые страхи, вызы­ва­е­мые каким-то опре­де­лен­ным пред­метом или явле­нием, обычно не пред­ста­в­ля­ю­щим никакой опас­но­сти для ребенка, с одно­вре­менно спо­койным отно­ше­нием к осталь­ным, даже, может быть, опасным ситу­а­циям.

Эти навяз­чи­вые страхи крайне раз­но­об­разны. Один боится широких пло­ща­дей, другой закры­тых поме­ще­ний, третий пуши­стых елок, чет­вер­тый черных овец, пятый пестрых ска­тер­тей и т. д. и т. п.

В тех случаях, когда удается выяс­нить причину воз­ник­но­ве­ния данного страха (а это не всегда легко, так как сам ребенок, а часто и окру­жа­ю­щие, не могут объ­яс­нить его), обычно обна­ру­жи­ва­ется, что впервые страх возник при действи­тельно пуга­ю­щих ребенка собы­тиях. Слу­чайно это испу­гав­шее ребенка событие совпало с каким-либо безо­бид­ным явле­нием или пред­метом, ока­зав­шемся в это время в поле вни­ма­ния ребенка. Слу­чайная внешняя связь между пуга­ю­щим собы­тием и обста­нов­кой, в которой оно про­и­зо­шло, запе­ча­т­лев­ша­яся в мозгу ребенка с инерт­ным типом нервной системы, и может при­ве­сти к тому, что в даль­нейшем какая-то деталь этой обста­новки ста­но­вится воз­бу­ди­те­лем страха. Чаще всего такая связь воз­ни­кает у ребенка, не только име­ю­щего инерт­ный тип нервной системы, но и осла­б­лен­ного каким-либо инфек­ци­он­ным про­цес­сом, потря­се­нием или вне­за­пно раз­бу­жен­ного.

Одну свою паци­ен­тку — шести­лет­нюю девочку Таню я выну­жден был осма­т­ри­вать при широко откры­той двери, так как попытка при­крыть дверь вызы­вала у Тани непре­о­до­ли­мый ужас. Во всем осталь­ном нор­маль­ная, разум­ная девочка, она с криком бро­са­ется к захлоп­нув­шейся двери и, убе­див­шись, что рас­пах­нуть ее не может, устрем­ля­ется к окну. При­хо­дится рас­пах­нуть широко дверь, и Таня сразу же успо­ка­и­ва­ется. Жизнь роди­те­лей девочки, да и самой Тани пре­вра­ти­лась в кошмар: дома двери комнаты (или окно) должны быть всегда рас­пах­ну­тыми, Таня не может посе­щать детский сад, бывать в обще­ствен­ных местах, ездить в тран­с­порте и т. п. На меди­цин­ском языке это явление назы­ва­ется кла­у­стро­фо­бией, т. е. навяз­чи­вым страхом зам­кну­того про­стран­ства.

Ока­зы­ва­ется, кла­у­стро­фо­бия воз­ни­кла у девочки после того, как во время поездки с матерью на паро­ходе она про­с­ну­лась от криков матери, которая пыта­лась открыть дверь, пере­ко­сив­шу­юся при ударе судна о камень. Вид пере­пу­ган­ной матери, думав­шей, что судно тонет, и судо­рожно пытав­шейся вырваться с дочерью из каюты, вызвал ужас у Тани и прочно свя­зался у нее с видом закры­той двери.

Спо­койный смелый семи­лет­ний мальчик испы­ты­вает навяз­чи­вый страх перед доща­тыми некра­ше­ными забо­рами; никакие посулы не могут заставить его пройти мимо такого забора. Ока­зы­ва­ется, когда маль­чику было два с поло­ви­ной года, из-за такого забора выско­чила и набро­си­лась на него собака. Сам мальчик не помнит об этом событии и не пони­мает, почему некра­ше­ный забор внушает ему ужас.

Другой ребенок испы­ты­вал непре­о­до­ли­мый и на первый взгляд непо­нят­ный страх перед откры­тым окном и ни за что не согла­шался оста­ваться в комнате, когда откры­вали окно. Ока­за­лось, что когда-то, когда они жили на даче, через откры­тое окно влетела птица, стукну­лась о стекло заж­жен­ной керо­си­но­вой лампы, разбила его, вспых­нула и сгорела; есте­ственно, что такое зрелище потря­сло ребенка, хотя он сам о нем забыл, так как был еще очень мал.

Таких при­ме­ров можно было бы при­ве­сти немало: трех­лет­няя девочка, уколов­шись иголкой, слу­чайно забытой в плю­ше­вом мишке, боится всех мягких игрушек; пяти­лет­ний мальчик, напу­ган­ный пьяным дебо­ши­ром с гар­мош­кой, боится звука гармони.

Бывает, что навяз­чи­вый страх воз­ни­кает и в резуль­тате прямой вос­пита­тель­ной ошибки.

Под нашим наблю­де­нием нахо­дится сейчас уже взро­с­лая женщина, с дет­ского воз­ра­ста стра­да­ю­щая тяжелой мизо­фо­бией, т. е. навяз­чи­вым страхом загряз­не­ния. Она боится касаться ручек дверей, пожи­мать руки зна­ко­мым, срезает корки с куп­лен­ного хлеба, и все это из-за страха загряз­не­ния и зара­же­ния. Этот страх был ей привит с детства бабуш­кой, которая бес­ко­нечно запу­ги­вала внучку «заразой» и «микробами».

Бабуш­кины поу­че­ния упали на «бла­го­дат­ную» почву слабого и инерт­ного типа нервной системы девочки и закре­пи­лись столь прочно, что никакое лечение уже не помо­гает, и вся жизнь этой молодой женщины ока­за­лась иска­ле­чен­ной.

В боль­шин­стве случаев навяз­чи­вые страхи у детей со вре­ме­нем сами про­хо­дят, так как непод­креп­ля­е­мые услов­но­ре­флек­тор­ные патоло­ги­че­ские связи посте­пенно осла­бе­вают и раз­мы­ка­ются.

Осо­бенно проч­ными и стойкими страхи ста­но­вятся в тех случаях, когда роди­тели или вос­пита­тели сосре­до­то­чи­вают на них вни­ма­ние ребенка. Если навяз­чи­вые состо­я­ния ребенка вызы­вают испуг у роди­те­лей, это резко уси­ли­вает и закреп­ляет его страх.

Не надо угро­зами или нака­за­ни­ями пытаться пре­о­до­леть навяз­чи­вый страх ребенка или действо­вать по пого­ворке «клин клином выши­бают», напри­мер, ребенка, боя­ще­гося темноты, запи­рать в темной комнате в расчете на то, что он при­выкнет к темноте. Такие меры никогда не изле­чи­вают ребенка от страха, а лишь допол­ни­тельно тяжело трав­ми­руют его психику.

Однако не лучше, если роди­тели впадают в другую крайность и создают ребенку из-за его страхов особые условия: ласкают его больше, чем других детей, все раз­ре­шают и прощают. В этом случае навяз­чи­вый страх, как и всякое другое нервное рас­стройство, если оно при­но­сит выгоду, прочно закреп­ля­ется. Об этом мы выше уже подробно гово­рили.

Если навяз­чи­вый страх прочно закре­пился и не имеет тен­ден­ции к само­про­из­воль­ному исчез­но­ве­нию, нужно при­ме­нять спе­ци­аль­ные меры, чтобы избавить от него ребенка. Чаще всего этого удается достиг­нуть, либо посте­пенно приучая ребенка к пуга­ю­щему его явлению, либо путем связи его в созна­нии ребенка с при­ят­ным пережи­ва­нием.

Четы­рех­лет­няя девочка, напу­ган­ная боро­да­тым муж­чи­ной, испы­ты­вает непре­о­до­ли­мый страх перед любым чело­ве­ком с бородой. С ней нельзя было ездить в трамвае, захо­дить в мага­зины и т. п., так как, если слу­чайно встре­чался боро­да­тый, она под­ни­мала крик и в ужасе пыта­лась убежать. При­шлось отцу девочки, кото­рого она очень любит, отпу­стить бороду. Девочка каждый раз с нетер­пе­нием ждала отца с работы, бро­са­лась к нему, лас­ка­лась, играла с ним и посте­пенно, даже не заметив этого, при­вы­кла к отра­с­та­ю­щей у него бороде, а затем пере­стала бояться и других боро­да­тых мужчин.

Другая семи­лет­няя девочка боялась коз. Мать девочки рас­ска­зала, что в раннем детстве за девоч­кой погнался козел и страшно напугал ее. С тех пор жизнь стала для девочки муче­нием, так как в поселке было очень много коз. И хотя девочка уже под­ро­сла и сама пони­мала абсур­д­ность своего страха, пре­о­до­леть его она не могла. По нашему совету ей пода­рили совсем малень­кого коз­ле­ночка, за которым она стала сама уха­жи­вать, очень при­вя­за­лась к нему и, когда он посте­пенно вырос и пре­вра­тился в козла, пере­стала бояться и других коз.

Шести­лет­ний мальчик пани­че­ски боялся раз­ве­шан­ных для про­сушки про­сты­ней. Веро­ятно, с ними был в прошлом связан какой-то напу­гав­ший ребенка случай, сущ­ность кото­рого мы не уста­но­вили. Так как мальчик давно мечтал о собаке, мы посо­вето­вали роди­те­лям спря­тать за такой про­сты­ней куп­лен­ного для него щенка. Когда мальчик по обык­но­ве­нию с испугом отшат­нулся в проти­во­полож­ный угол комнаты от выве­шен­ной на веревке про­стыни, из-за нее нео­жи­данно выбежал щенок; ребенок радостно бро­сился к нему и с тех пор уже не боялся про­стынь.

Мальчик, попав­ший в желез­но­до­рож­ную ката­строфу, стал бояться ходить или стоять, не держась за чью-либо руку или хотя бы за кончик пальца. Мы стали посте­пенно при­у­чать его дер­жаться за ремешок, другой конец кото­рого нахо­дился в руке врача или матери; затем за ремешок, завя­зан­ный на шее матери; потом завя­зали его вокруг шеи ребенка, и он за него дер­жался; и наконец при­у­чили его ходить спо­койно, само­сто­я­тельно, нося лишь для соб­ствен­ного спо­койствия галстук, за который он мог браться при вол­не­нии или вне­за­п­ном шуме.

По выше­при­ве­ден­ным образ­цам «уга­ше­ния услов­ной связи» можно отучить ребенка от страха засы­пать одному в комнате: сначала мать ложится с ним вместе; сле­ду­ю­щую ночь рядом с постель­кой ребенка, но на отдель­ной кровати; на третью ночь садится на стул в комнате, где засы­пает ребенок; на чет­вер­тую ночь — кро­ватку ребенка ставят у откры­той двери в сосед­нюю комнату, где нахо­дится мать; затем посте­пенно ото­дви­гают кровать ребенка все дальше от двери; наконец все плотнее при­кры­вают дверь и при­у­чают ребенка без­бо­яз­ненно засы­пать в отдель­ной комнате. Также, посте­пенно умень­шая интен­сив­ность осве­ще­ния, можно при­у­чить к темноте ребенка, до того бояв­ше­гося засы­пать при пога­шен­ном свете.

Малышу, напу­ган­ному бро­сив­шейся на него черной собакой и после этого испы­ты­ва­ю­щему ужас перед всеми черными соба­ками, пода­рили белую игру­шеч­ную собачку, затем серую, а потом черную. Когда он привык к этой игрушке, на его глазах мать кормила и гладила спо­койную, лас­ко­вую черную собаку. С каждым разом малыш ближе под­хо­дил к ней и наконец стал ее сам гладить и кормить. Страх перед черными соба­ками исчез.

Иногда для пре­о­до­ле­ния раз­лич­ного рода навяз­чи­вых страхов мы с успехом при­ме­няли метод, назван­ный нами «риту­аль­ным само­в­ну­ше­нием». Он заклю­ча­ется в том, что, как только ребенку станет от чего-либо страшно, он должен, скре­стив руки, погла­дить ими три раза себя по груди, пов­то­ряя негромко вслух: «Все страш­ное исчезло, я ничего не боюсь», — и страх сразу же про­хо­дит.

Импуль­сии, т. е. навяз­чи­вые действия, у детей встре­ча­ются нередко. Меха­низм их воз­ник­но­ве­ния в прин­ципе тот же, что и навяз­чи­вых страхов.

Одним из наи­бо­лее тяжелых их про­я­в­ле­ний явля­ются упорные «нервные» рвоты, порой тяжело исто­ща­ю­щие ребенка. Так, нередко у ребенка с вполне здо­ро­вым желу­дочно-кишеч­ным трактом воз­ни­кает рвота каждый раз, как только ребенка сажают за обе­ден­ный стол. Обычно ока­зы­ва­ется, что когда-то его пере­кор­мили до рвоты и у ребенка с инерт­ным типом нервной системы обра­зо­вался услов­ный рефлекс, про­я­в­ля­ю­щийся в том, что при виде обста­новки, в которой его пере­кор­мили, воз­ни­кает рвота. В этих случаях нередко помо­гает изме­не­ние обста­новки: меняют цвет обе­ден­ной ска­терти, посуду, место ребенка за столом и т. п. — и этим пре­кра­щают рвоту.

У неко­то­рых детей поя­в­ля­ется рвота от опре­де­лен­ного вида пищи, чаще всего от молока или от пенок. Проф. А. М. Свядощ доби­вался пре­кра­ще­ния рвоты от молока тем, что, давая холод­ный чай, кофе или воду, не вызы­вав­шие у ребенка рвоты, посте­пенно уве­ли­чи­вал в них примесь молока, неза­метно доводя напиток до чистого (иногда чуть под­кра­шен­ного) молока.

Таким же путем пре­о­до­ле­вал он и отвра­ще­ние к пенкам: сначала молоко про­цежи­вали через очень частое сито, посте­пенно заме­ня­е­мое более редким, которое про­пус­кало все более крупные пенки; посте­пенно ребенок при­вы­кал к пенкам, и отвра­ще­ния они уже не вызы­вали.

Иногда навяз­чи­вая рвота поя­в­ля­ется не от обста­новки, в которой ест ребенок, или от опре­де­лен­ного вида пищи, а от, каза­лось бы, совер­шенно непри­част­ных к еде впе­ча­т­ле­ний. Мы неод­но­кратно наблю­дали детей, у которых рвота поя­в­ля­лась каждое утро, когда их при­во­дили в детский сад. Видимо, слу­чайно воз­ник­шая когда-то рвота (напри­мер от вол­не­ния при первом посе­ще­нии дет­ского сада) также закре­пи­лась по типу услов­ного рефлекса. Бывает, что рвота в этих случаях воз­ни­кает и по другому меха­низму (уже исте­ри­че­скому, а не услов­но­ре­флек­тор­ному) как протест против необ­хо­ди­мо­сти ходить в детский сад, который почему-либо ребенку не нравится.

Иногда эти рефлек­тор­ные рвоты носят совсем нео­быч­ный харак­тер. Так, напри­мер, мы наблю­дали девочку, у которой воз­ни­кала неу­дер­жи­мая рвота при виде ее дво­ю­род­ного брата. Сначала мы думали, что дво­ю­род­ный брат ей чем-либо проти­вен, непри­я­тен, и рвота — вид исте­ри­че­ского про­те­ста против его при­сут­ствия. Ока­за­лось, что дело в другом. Когда-то девочку накор­мили недо­бро­ка­че­ствен­ными про­дук­тами. В это время в комнату вошел дво­ю­род­ный брат (кото­рого девочка, кстати сказать, очень любит), она побе­жала к нему, и тут у нее (от съе­ден­ной пищи) нача­лась рвота. Вид дво­ю­род­ного брата совпал с рвотой (у девочки инерт­ный тип нервной системы). Когда через день девочка снова увидела его, у нее по ассо­ци­а­ции воз­ни­кла рвота, и этот меха­низм закре­пился.

Еще чаще, чем рвоты, встре­ча­ются у детей импуль­сии (навяз­чи­вые действия), про­я­в­ля­ю­щи­еся в виде так назы­ва­е­мых дви­га­тель­ных нев­ро­зов, т. е. раз­лич­ного вида тиков, подер­ги­ва­ний, мор­га­ний, гри­мас­ни­ча­ния, пожи­ма­ния плечами, дер­га­ния себя за волосы, сосания пальцев и т. п.

Воз­ни­кают они, как и навяз­чи­вые страхи, чаще всего у осла­б­лен­ных детей с инерт­ным типом высшей нервной дея­тель­но­сти. Обра­зу­ются они так же, как любой услов­ный рефлекс. Напри­мер, ребенка раз­дра­жал тесный или гру­бо­шер­ст­ный ворот­ник на кур­точке, и поэтому он посто­янно крутил головой. Или при забо­ле­ва­нии конъюн­к­ти­ви­том он щурился от яркого света. При­тычка закре­пи­лась, и, хотя тесного ворот­ника или конъюн­к­ти­вита давно нет, ребенок про­дол­жает то и дело пово­ра­чи­вать голову или щурить глаза. Если обра­тить вни­ма­ние ребенка на эти нелепые дви­же­ния и потре­бо­вать, чтобы он ста­рался их не делать, ребенок может неко­то­рое время удер­жи­ваться от этих дви­же­ний, но вскоре начи­нает их снова пов­то­рять. Вре­ме­нами эти дви­же­ния пре­кра­ща­ются или осла­бе­вают, вре­ме­нами уси­ли­ва­ются, иногда к ним при­со­е­ди­ня­ются новые или на смену одним при­хо­дят другие.

При­ме­не­ние дис­ци­пли­нар­ных мер (как и при навяз­чи­вых страхах) обычно лишь уси­ли­вает забо­ле­ва­ние. Если суро­выми нака­за­ни­ями роди­те­лям и удается отучить ребенка от навяз­чи­вого дви­же­ния, то на смену ему воз­ни­кает какое-либо другое, часто более тяжелое, иногда свя­зан­ное с рас­стройством функций вну­трен­них органов (напри­мер, рвота, икота, загла­ты­ва­ние воздуха и т. п.), которое по своему харак­теру уже явно не зависит от воли ребенка и поэтому не может быть пред­метом дис­ци­пли­нар­ного воз­действия.

Посто­ян­ное одер­ги­ва­ние ребенка тоже ни к чему хоро­шему не при­во­дит. Лучше без нужды излишне не фик­си­ро­вать вни­ма­ния ребенка на его навяз­чи­вых дви­же­ниях. Обе­ща­ние даже крайне заман­чи­вой для ребенка награды, если он оту­чится от этих дви­же­ний, помо­гало изле­че­нию лишь немно­гих детей.

Надо сказать, что дви­га­тель­ный невроз вообще с трудом под­да­ется лечению и иногда им стра­дают многие годы, а изредка и всю жизнь. Уте­ше­нием может служить лишь то, что дви­га­тель­ный невроз ничем не грозит ребенку и, как правило, прак­ти­че­ски не мешает ни его физи­че­скому, ни умствен­ному раз­ви­тию. Какого-либо особого режима или подхода дети, стра­да­ю­щие данным нев­ро­зом, не требуют.

В неко­то­рых случаях помо­гает метод лечения, пред­ло­жен­ный М. Д. Тан­цю­рой, который с неко­то­рыми изме­не­ни­ями мы и при­ме­няем. Мы пред­ла­гаем ребенку раза два в день садиться перед зер­ка­лом и в течение трех минут непре­рывно созна­тельно делать свои навяз­чи­вые дви­же­ния вне зави­си­мо­сти от того, есть ли в них потреб­ность или нет; затем минута отдыха и воз­дер­жа­ния от подер­ги­ва­ний; снова три минуты делать эти дви­же­ния и минуту отды­хать, после чего три минуты пов­то­рять (хотя бы через силу) эти дви­же­ния, т. е. всего это зани­мает 11 минут. Такое лечение про­во­дится 2—3 недели. По мнению М. Д. Танцюры лечеб­ный эффект основан тут на том, что созна­тель­ное пов­то­ре­ние этих дви­же­ний (избы­точ­ное — даже тогда, когда этого уже й не хочется) при­во­дит к пере­раз­дра­же­нию и тем самым к после­ду­ю­щему затор­ма­жи­ва­нию соот­вет­ству­ю­щих дви­га­тель­ных зон в коре голов­ного мозга. Нам кажется, что основ­ное действие этих упраж­не­ний в том, что при такой тре­ни­ровке навяз­чи­вые дви­же­ния из непро­из­воль­ных посте­пенно ста­но­вятся легко упра­в­ля­е­мыми, т. е. под­па­дают под созна­тель­ный кон­троль, поэтому мы и ввели в упраж­не­ние минут­ные пере­рывы, которых нет у М. Д. Танцюры.

Так как данная книга рас­считана в первую очередь на роди­те­лей и вос­пита­те­лей, а не на врачей, на меди­ка­мен­то­зных и других лечеб­ных назна­че­ниях мы спе­ци­ально оста­на­в­ли­ваться не будем. Укажем только, что в ряде случаев мы полу­чали хорошие резуль­таты от при­ме­не­ния так назы­ва­е­мой «рас­ка­чи­ва­ю­щей терапии», заклю­ча­ю­щейся в быстрой смене лекар­ств, уси­ли­ва­ю­щих про­цессы тор­мо­же­ния и воз­бу­жде­ния в коре голов­ного мозга, напри­мер: быстрый после­до­ва­тель­ный прием бар­ба­мила, кофеина и снова бар­ба­мила. Эффек­тив­ность данного метода осно­вана на том, что здесь как бы полу­ча­ется «смы­ва­ние» двумя проти­во­полож­ными по напра­в­ле­нию воз­действи­ями соз­дав­шейся в коре голов­ного мозга патоло­ги­че­ской связи; образно это можно срав­нить с взбал­ты­ва­нием жид­ко­сти в бутылке, для того чтобы смыть при­став­шую к ее вну­трен­ней поверх­но­сти бумажку.

«При­вычка — вторая натура», «Посеешь посту­пок — пожнешь при­вычку, посеешь при­вычку — пожнешь харак­тер, посеешь харак­тер — пожнешь судьбу». Эти и многие другие мудрые народ­ные пого­ворки под­чер­ки­вают зна­че­ние при­вы­чек в жизни чело­века.

С при­выч­ками не рожда­ются. При­вычки, и хорошие, и дурные, соз­да­ются усло­ви­ями жизни и вос­пита­нием. Вос­пита­ние и обу­че­ние напра­в­лены в первую очередь на то, чтобы привить чело­веку нужные ему в жизни и труде полезные знания, навыки и при­вычки.

В зави­си­мо­сти от типа нервной системы, и в первую очередь от степени подвиж­но­сти или инерт­но­сти кор­ко­вых про­цес­сов, у одних при­вычки соз­да­ются быстрее, у других мед­лен­нее; у одних они легко исче­зают или пере­де­лы­ва­ются, у других закреп­ля­ются очень прочно. Но всегда чем младше ребенок, тем легче, быстрее воз­ни­кают и прочнее закреп­ля­ются у него любые при­вычки, и чем он старше, тем труднее их пере­де­лы­вать. Недаром Н. И. Пирогов говорил: «Все мысли­тели, я думаю, пришли к тому заклю­че­нию, что вос­пита­ние нужно начать с колы­бели».

Какие при­вычки мы назы­ваем «дурными»? Понятие о том, что «хорошо» и что «плохо», в разные периоды суще­ство­ва­ния чело­ве­че­ского обще­ства, у разных народов и разных классов раз­лично. В нашем обще­стве дурными при­выч­ками счита­ются в первую очередь такие при­вычки, которые не соот­вет­ствуют тре­бо­ва­ниям мораль­ного кодекса стро­и­теля ком­му­низма: мешают как окру­жа­ю­щим людям, так и самому чело­веку жить в соци­али­сти­че­ском обще­стве.

Мы сейчас не будем оста­на­в­ли­ваться на таких встре­ча­ю­щихся у дош­коль­ни­ков при­выч­ках, напри­мер, как при­вычка тере­бить руками перед­ник или болтать ногой во время еды, так как подоб­ные при­вычки (если только они не отно­сятся к навяз­чи­вым состо­я­ниям) не при­во­дят к тяжелым послед­ствиям или кон­флик­там с обще­ством и обычно легко и бес­следно про­хо­дят. Не оста­на­в­ли­ва­емся мы здесь и на таких дурных при­выч­ках, как алко­го­лизм и курение, потому что у дош­коль­ни­ков они прак­ти­че­ски не встре­ча­ются.

Мы раз­бе­рем здесь лишь неко­то­рые из наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ных дурных при­вы­чек, основы которых, как правило, закла­ды­ва­ются в раннем детстве и которые могут испор­тить в даль­нейшем жизнь чело­века, при­ве­сти к кон­фликту с окру­жа­ю­щими людьми.

Обя­за­тель­ным тре­бо­ва­нием к каждому члену нашего обще­ства явля­ется тре­бо­ва­ние чест­но­сти и прав­ди­во­сти. Нару­ше­ние этого тре­бо­ва­ния, будь то ложь в личной жизни, очко­в­ти­ра­тель­ство или подлог в обще­ственно-про­из­вод­ствен­ной дея­тель­но­сти, абсо­лютно несо­в­ме­стимы с нашей этикой.

Нет особой «патоло­ги­че­ской лжи­во­сти» как какого-то вро­жден­ного забо­ле­ва­ния. Так назы­ва­е­мые «патоло­ги­че­ские лжецы» фор­ми­ру­ются в резуль­тате бес­пре­пят­ствен­ного полу­че­ния выгоды от созна­тель­ного иска­же­ния действи­тель­но­сти.

Приведу пример, пока­зы­ва­ю­щий, до чего может довести чело­века закре­пив­ша­яся при­вычка к вранью.

В пси­хо­не­в­роло­ги­че­ский дис­пан­сер на экс­пер­тизу след­ствен­ные органы направили два­дца­ти­лет­нюю девушку, против которой было воз­бу­ждено уголов­ное дело, столь нео­быч­ное по своим обсто­я­тель­ствам, что у сле­до­ва­теля воз­ни­кло сомне­ние, не имеет ли он дело с душев­но­боль­ной. Эта девушка рабо­тает в архиве одного из заводов. Для выхода с завода в рабочее время тре­бу­ется пропуск. Однажды в сере­дине рабо­чего дня эта сотруд­ница, заявив, что ей нужно срочно по тре­бо­ва­нию одного из руко­во­дя­щих учре­жде­ний отвезти туда доку­менты, взяла пропуск на выход. Вскоре обна­ру­жи­лось, что данное учре­жде­ние никаких доку­мен­тов не тре­бо­вало, а просто в этот день в кино шла новая кино­ко­ме­дия и девушке захо­те­лось в рабочее время посмо­треть ее. Когда про­ве­рили личное дело этой сотруд­ницы, нахо­дя­ще­еся в отделе кадров завода, то обна­ру­жи­лось, что ее рукой в анкете зачер­к­нуты старые све­де­ния о роди­те­лях и напи­сано, что ее отец — вице-адмирал флота, а мать — народ­ная артистка рес­пу­б­лики. На самом деле отец этой девушки давно умер, а раньше работал токарем на этом же заводе, а мать всю жизнь рабо­тает счето­во­дом. Ока­за­лось, что девушка, желая похва­статься, солгала подру­гам о том, кто ее роди­тели, и, боясь раз­о­б­ла­че­ния, не поко­ле­бав­шись, внесла эти абсур­д­ные лживые данные в анкету.

Когда мы позна­ко­ми­лись с при­слан­ной к нам девуш­кой, мы уста­но­вили, что ника­кого душев­ного забо­ле­ва­ния у нее нет, она пси­хи­че­ски совер­шенно нор­мальна. При­чи­ной ее стран­ного пове­де­ния явля­ется неправиль­ное вос­пита­ние. В раннем детстве она свали­вала свои про­ступки на других детей, в даль­нейшем, когда ей не хоте­лось идти в школу, она зая­в­ляла в школе, что у нее дома больна мать, а дома, что в школе сегодня нет уроков, и т. п. Роди­тели никогда не про­ве­ряли, правду ли сказала дочь, а если слу­чайно и обна­ру­жи­ва­лась ложь, то это сходило ей без­на­ка­занно. Так и закре­пи­лась при­вычка при­бе­гать ко лжи.

От лжи надо отли­чать любовь к фан­та­зи­ро­ва­нию, свойствен­ную дош­коль­ни­кам, когда они выду­мы­вают несу­ще­ству­ю­щие события или неве­ро­ят­ные про­ис­ше­ствия, сви­дете­лями которых они якобы были. Это своего рода игра, которая не связана с полу­че­нием ребен­ком каких-либо реаль­ных выгод.

Если дош­коль­ник, уви­дев­ший большую собаку, пора­зив­шую своей вели­чи­ной его вооб­ра­же­ние, говорит, что он видел собаку больше лошади, — это фан­та­зия, а не ложь. Ведь никто не обвинит во лжи ребенка, сидя­щего верхом на стуле и утвер­жда­ю­щего, что он кос­мо­навт, летящий на Луну!

С такой фан­та­зией не надо бороться, она сама с воз­ра­с­том пройдет, хотя и не надо поощрять ее; лучше, по мере того как ребенок ста­но­вится старше, пока­зать ему, что и в реаль­ной, окру­жа­ю­щей его жизни есть много нео­быч­ного, инте­рес­ного и геро­и­че­ского.

Если же ребенок лжет созна­тельно, пытаясь с помощью лжи полу­чить неза­слу­жен­ную награду, свалить вину на другого, чтобы избавиться от взыска­ния, и т. п., тут надо быть бес­по­щад­ным; ложь всегда должна повлечь за собой раз­о­б­ла­че­ние, и тогда при­вычка к ней пол­но­стью исчез­нет.

Одно­вре­менно с этим надо избе­гать предъ­я­в­ле­ния слишком высоких тре­бо­ва­ний к ребенку и слишком суровых нака­за­ний, так как страх перед ними нередко толкает ребенка на ложь. Ребенок должен на соб­ствен­ном опыте убе­диться, что правда всегда выгод­нее лжи.

Однако раньше чем «уличить» ребенка во лжи, надо быть твердо уве­рен­ным, что он действи­тельно солгал, чтобы не оскор­б­лять его нео­б­о­с­но­ван­ным подо­зре­нием.

Как-то мать нахо­дя­ще­гося под нашим наблю­де­нием пер­во­клас­с­ника рас­ска­зала о про­ис­шедшем с ней случае. Однажды, отведя, как обычно, сына в школу, она обна­ру­жила, что забыла дома ключи от рабо­чего стола, а вер­нув­шись за ними, увидела сына, игра­ю­щего во дворе. Решив, что он убежал с занятий и, веро­ятно, делал это не впервые, она набро­си­лась на него с упре­ками. Крайне неу­ве­рен­ное и робкое зая­в­ле­ние сына, что как раз сегодня их почему-то отпу­стили домой, было вос­при­нято матерью как ложь, в которой она обви­нила маль­чика и за которую его нака­зала. Когда, спустя две недели, мать была на роди­тель­ском собра­нии в школе и рас­ска­зала учи­тель­нице о поступке сына, она узнала, что действи­тельно в этот день (из-за болезни пре­по­да­ва­теля IV класса, кото­рого заме­няла учи­тель­ница сына) дети были отпу­щены домой. В чем в данном случае ошибка матери? Как она должна была посту­пить, обна­ру­жив во дворе своего сына? Нужно было на зая­в­ле­ние сына, что они сегодня отпу­щены учи­тель­ни­цей из школы, спо­койно сказать: «Хорошо, я тебе верю», а в даль­нейшем про­ве­рить это у учи­тель­ницы и лишь в случае, если бы выяс­ни­лось, что сын соврал, нака­зать его.

Требуя от ребенка прав­ди­во­сти, совер­шенно недо­пу­стимо самим лгать при ребенке. А ведь нередко бывает, что роди­тели, по каким-то при­чи­нам не жела­ю­щие раз­го­ва­ри­вать по теле­фону с кем-либо из зна­ко­мых, просят ребенка: «Скажи, что меня нет дома». Ясно, что, участ­вуя сегодня в обмане с раз­ре­ше­ния роди­те­лей, завтра ребенок сам при­бег­нет к обману в своих личных целях.

Необ­хо­димо вос­пи­ты­вать у ребенка с раннего детства ува­же­ние к обще­ствен­ной и чужой личной соб­ствен­но­сти. Поэтому попытки детей поти­хоньку взять игрушки в детском саду или у това­рища, мелкие деньги у роди­те­лей и т. п. должны сразу же пре­се­каться. Взро­с­лые подчас не придают зна­че­ния мелкому воров­ству детей или даже оправ­ды­вают это якобы суще­ству­ю­щей у неко­то­рых детей неу­дер­жи­мой склон­но­стью к воров­ству, так назы­ва­е­мой «клеп­то­ма­нией».

«Помо­гите моей Свете, — обра­ти­лась ко мне с прось­бой мать шести­лет­ней девочки. — У нее врачи нашли клеп­то­ма­нию и направили к вам для лечения гип­но­зом. Берет у меня из сумочки деньги и поку­пает себе сла­до­сти, у детей ворует игрушки, у соседей стащила без­де­лушки. Сколько стыда я натер­пе­лась! А как саму девочку жалко! И откуда у нее взялась такая болезнь?»

Нелегко было нам убедить мать, что никакой болезни «клеп­то­ма­нии» ни у Светы, ни вообще не суще­ствует, во всяком случае ни нам, ни другим авторам (Н. И. Озе­рец­кий, Аль­брехт), спе­ци­ально зани­мав­шимся этой про­бле­мой, клеп­то­ма­нии, т. е. стрем­ле­ния к воров­ству как вида пси­хи­че­ского забо­ле­ва­ния, ни разу обна­ру­жить не удалось. Харак­терно, что «клеп­то­маны» никогда не воруют ненуж­ных им вещей (или воруют их наряду с ценными для отвода глаз).

Откуда же взялась в старых учеб­ни­ках и руко­вод­ствах по пси­хи­а­трии так назы­ва­е­мая «клеп­то­ма­ния»? В них в каче­стве при­ме­ров этого душев­ного забо­ле­ва­ния опи­сы­вались «клеп­то­манки», как правило, жены богатых, извест­ных людей. Такие «клеп­то­манки» воро­вали дра­го­цен­но­сти в юве­лир­ных мага­зи­нах и этим выну­ждали своих мужей, бояв­шихся огласки, упла­тить за укра­ден­ные вещи.

Наши судеб­ные органы не делают скидок на «клеп­то­ма­нию», и вор всегда кара­ется по закону. Поэтому «клеп­то­маны» среди взро­с­лых исчезли, но еще встре­ча­ются среди детей, роди­тели которых верят, что это своего рода болезнь, прощают им воров­ство и этим закреп­ляют крайне опасную при­вычку.

Когда, наконец, поверив нам, мать Светы заявила дочке, что она не имеет права брать чужого и будет за это отве­чать (и действи­тельно каждый раз нака­зы­вала девочку), Света, как и другие дети, стра­да­ю­щие «клеп­то­ма­нией», очень скоро изле­чи­лась от этой «болезни».

Встре­ча­ются дети с упорным стрем­ле­нием к бро­дяж­ни­че­ству, полу­чив­шему даже спе­ци­аль­ное назва­ние «дро­мо­ма­ния». Это тоже обычно не болезнь, а резуль­тат неправиль­ного вос­пита­ния. При выяс­не­нии причин, при­ведших к этой «болезни», обна­ру­жи­лось, что чаще всего ребенок в первый раз уходит из дому либо когда его в порядке нака­за­ния дли­тельно лишают про­гу­лок, либо боясь суро­вого нака­за­ния, ожи­да­ю­щего его при воз­вра­ще­нии домой после какой-нибудь про­вин­но­сти; затем при­вычка эта закреп­ля­ется.

Поэтому надо очень вни­ма­тельно про­ду­мы­вать форму и меру нака­за­ния, но одно­вре­менно нельзя допус­кать, чтобы ребенок получал выгоду, напри­мер про­ще­ние, кото­рого он не добился бы, не уйдя из дому.

Одной из рас­про­стра­нен­нейших дурных при­вы­чек явля­ется онанизм. Онанизм может воз­ник­нуть в любом, даже очень раннем, воз­ра­сте. У маль­чи­ков он встре­ча­ется несколько чаще, чем у девочек, но у послед­них обычно труднее иско­ре­ня­ется. Про­я­в­ля­ется он обычно в том, что маль­чики трогают руками половой член или трут его о кровать, ложась на животик. Девочки вводят палец или угол про­стыни в половую щель или трут ножки друг о друга. При этом ребенок пыхтит, крас­неет. Часто после этого на половых органах оста­ются следы раз­дра­же­ния, крас­нота (у девочек иногда выде­ле­ния).

Нужно вни­ма­тельно следить за ребен­ком, не упу­стить первых попыток к она­низму, не дать уко­ре­ниться этой вредной при­вычке.

Кстати, нас­колько она вредна? Весьма рас­про­стра­нены два проти­во­полож­ные и невер­ные в своих крайних сужде­ниях точки зрения.