В. Рыбаков. До сих пор мы гово­рили о про­бле­мах, которые воз­ни­кают между роди­те­лями или в отно­ше­ниях к ребенку. А какие слож­но­сти при­но­сит невроз самому ребенку?

А. Захаров. Есть нечто общее у всех детей, стра­да­ю­щих нев­ро­зами. Это труд­но­сти общения, вза­и­мо­по­ни­ма­ния со свер­ст­ни­ками. То ребенок пыта­ется во что бы то ни стало заво­е­вать при­зна­ние и дружбу, то отка­зы­ва­ется по внешне необъ­яс­ни­мым при­чи­нам. То стремится вер­хо­во­дить, не обращая вни­ма­ния на реаль­ное соот­но­ше­ние сил, то ста­но­вится зави­си­мым и ведомым, под­чи­ня­ется любому влиянию, иногда — не самому лучшему. Типичны и такие случаи, когда ребенок тянется к детям более стар­шего воз­ра­ста, не сооб­ра­зу­ясь с тем, нас­колько общение с ним может быть им инте­рес­ным. Нередко он стремится к общению с более младшими, где, кажется, могут реали­зо­ваться его воз­мож­но­сти и где он может навя­зы­вать свое мнение. Но и здесь, в конеч­ном счете, все равно не полу­чает того при­зна­ния, на которое претен­дует.

В. Р. Почему же окру­жа­ю­щие его не при­ни­мают? И почему ребенок с нев­ро­зом никак не может найти свое место среди них?

А. З. Не при­ни­мают по простой причине: в его пове­де­нии про­я­в­ля­ются такие черты, что общаться с ним действи­тельно нелегко. Все ока­зы­ва­ется не по нему: и посмо­трели на него не так, и вни­ма­ния не уделили, и не ту роль в игре пору­чили...

К тому же наш пациент крайне нетер­пе­лив в своих жела­ниях, иногда чрез­мерно насты­рен, при­лип­чив, требует безо­го­во­роч­ного вни­ма­ния к себе. Да и далеко не во все игры может играть! По непо­нят­ным (для свер­ст­ни­ков) при­чи­нам вдруг заар­та­чится, запла­чет, отка­жется от игры. За этим всем скры­ва­ется не «дурной харак­тер», а вну­трен­няя эмо­ци­о­наль­ная неу­стой­чи­вость, рани­мость и неу­ве­рен­ность в себе. Основ­ное же: ребенок с нев­ро­зом не может владеть собой, как хоте­лось бы, не может нравиться свер­ст­ни­кам, что еще более уси­ли­вает неу­ве­рен­ность в себе. Встре­чая непри­ятие свер­ст­ни­ков, еще больше уходит в себя, отка­зы­ва­ется от попыток уста­но­вить вза­им­ные кон­такты, замы­ка­ется в мире своих пережи­ва­ний и чувств.

В. Р. Но ведь это невоз­можно! Так или иначе, во дворе, в детском саду, в школе при­хо­дится под­дер­жи­вать такие кон­такты!

А. З. Да, можно на время огра­дить ребенка от трудных кон­так­тов со свер­ст­ни­ками. Но это всегда угро­жает опас­но­стью, что навык общения ока­жется нес­фор­ми­ро­ван­ным.

В раз­ви­тии такого навыка есть пора, которую можно назвать осно­во­по­ла­га­ю­щей. Обычно это возраст четырех — восьми лет, когда всем детям присуща отчет­ли­вая потреб­ность общаться с себе подоб­ными. Маль­чики и девочки не только узнают, кто они такие в пред­ста­в­ле­нии других, но и пробуют силы и умения, утвер­ждая себя именно как маль­чики и девочки. А что полу­ча­ется при неврозе? Маль­чики не могут посто­ять за себя, они слишком без­за­щитны и ранимы в любых ситу­а­циях пов­се­д­нев­ного вза­и­мо­действия со свер­ст­ни­ками. Нужно в чем-то насто­ять на своем или усту­пить другому, не теряя лица, и в то же время не оттал­ки­вать от себя несго­вор­чи­во­стью. А наш пациент как раз этого и не умеет. Он, как мы уже гово­рили, впадает в крайно­сти: то слишком покла­дист и уступ­чив, пре­вра­ща­ется в своего рода козла отпу­ще­ния; то пыта­ется во что бы то ни стало отсто­ять свою позицию, не счита­ясь с ситу­а­цией игры, и такое упор­ство может ока­заться абсо­лютно бес­пер­спек­тив­ным...

В. Р. А что же девочки?

А. З. Девочка, нао­бо­рот, ведет себя так, как мог бы вести себя именно мальчик: дер­жится под­чер­к­нуто незави­симо, иной раз вызы­ва­юще, пытаясь влиять на других девочек и под­чи­нять их себе. Если пове­де­ние маль­чика мы можем рас­це­нить как не соот­вет­ству­ю­щее эта­ло­нам маль­чи­ше­ским, то пове­де­ние девочки скорее будет утри­ро­ванно, пре­у­ве­ли­ченно соот­вет­ство­вать таким нормам. А в итоге? Оба, мальчик и девочка, не будут приняты свер­ст­ни­ками и могут пре­вра­титься в изгоев в мире детей.

В. Р. И, оче­видно, никакая любовь взро­с­лых, никакое вос­хи­ще­ние успе­хами детей, скажем, в учении или в каких-то занятиях не воз­ме­стят этой непри­знан­но­сти у свер­ст­ни­ков?

А. З. Конечно! Ребенок может дома поль­зо­ваться исклю­чи­тель­ным вни­ма­нием, но тем не менее ему будет недо­ста­вать именно при­зна­ния и дружбы свер­ст­ни­ков. Без этого он не чув­ствует свою жизнь пол­но­цен­ной, радост­ной, насы­щен­ной, не видит в ней оптими­сти­че­ских пер­спек­тив, не может пол­но­стью реали­зо­вать свои воз­раст­ные воз­мож­но­сти.

В. Р. Итак, сделаем первый вывод: без общения со свер­ст­ни­ками, без их при­зна­ния жизнь ребенка всегда неполна; никакое вни­ма­ние взро­с­лых это общение не ком­пен­си­рует. Сле­до­ва­тельно, осо­зна­ется оче­вид­ная задача взро­с­лых: как влиять, как помо­гать фор­ми­ро­ваться навыкам именно такого пол­но­цен­ного общения с теми реаль­ными детьми, которые ребенка окру­жают?

А. З. Это — аксиома. Но прежде мы должны рас­смо­треть то, что вызы­вает про­блемы в общении. И здесь нам опять при­дется вер­нуться к роди­те­лям. Когда у детей воз­ни­кают труд­но­сти общения, почти всегда можно обна­ру­жить нечто схожее, пусть в осла­б­лен­ном виде, у роди­те­лей. Не бывает этих труд­но­стей у детей, чьи роди­тели ведут себя непри­ну­жденно, сво­бодно, умеют уста­на­в­ли­вать кон­такты с окру­жа­ю­щими, отзыв­чивы и уве­ренны в себе. Здесь причина не только в наслед­ствен­но­сти, но и во влиянии самих роди­те­лей на детей. Речь идет, если хотите, о личном примере и влиянии на ребенка всего стиля жизни семьи.

В. Р. Но, каза­лось бы, роди­тели, которые сами испы­ты­вали труд­но­сти в общении, именно от этих труд­но­стей и должны обе­ре­гать детей. Скажем, если мать была в детстве робка и застен­чива, разве не на эти осо­бен­но­сти она должна прежде всего обра­тить вни­ма­ние и помочь своему ребенку не при­об­ретать их?

А. З. Да, сле­до­вало бы делать так. Но, к сожа­ле­нию, это правило не отно­сится к рас­сма­т­ри­ва­е­мой нами кате­го­рии роди­те­лей. Они или не придают зна­че­ния сво­е­вре­мен­ному раз­ви­тию навыков общения у детей, или не хотят меняться сами, в резуль­тате чего и не могут стать при­ме­ром для своего ребенка. Или же они пыта­ются обе­ре­гать его от всякого рода труд­но­стей и пережи­ва­ний, воз­ни­ка­ю­щих при кон­так­тах со свер­ст­ни­ками.

В. Р. То есть вместо под­дер­жки полу­ча­ется подмена?

А. З. Да, мы часто это видим: свер­ст­ни­ков под­рост­кам заме­няли взро­с­лые. Обычная ситу­а­ция: тре­вож­ная мать боится, что ребенок забо­леет, при­не­сет с улицы «не те слова», нау­чится плохому. И отго­ра­жи­вает его от всех свер­ст­ни­ков. Фак­ти­че­ски ребенок выну­жден общаться только со взро­с­лыми, заме­ня­ю­щими ему весь мир. Взро­с­лых много, а ребенок среди них — один, един­ствен­ный и непо­в­то­ри­мый. В этих усло­виях он и хочет быть незави­си­мым, да не умеет. Одно­вре­менно боится этой незави­си­мо­сти — ведь она озна­чает, что при­дется действо­вать самому, без опоры, без защиты взро­с­лых.

Такие неу­ве­рен­ные в себе дети встре­ча­ются как раз у очень волевых и реши­тель­ных роди­те­лей, которые безо­го­во­рочно навя­зы­вают ребенку свое мнение, пыта­ются жить за него, исходя только из своего, порой далеко не лучшего, жиз­нен­ного опыта.

Чем же еще не нравится такой ребенок свер­ст­ни­кам? Он слывет среди них каким-то «чудным», говорит взро­с­лыми, непо­нят­ными фразами, а вместе с тем бес­по­мо­щен в простых житейских ситу­а­циях. Не спо­со­бен радо­ваться так, как другие, сме­яться зара­зи­тель­ным смехом, его не захва­ты­вает общее веселье. Слишком серьезный, груст­ный и печаль­ный. В итоге — нет вза­и­мо­по­ни­ма­ния со свер­ст­ни­ками, бли­зо­сти, откры­то­сти и при­вя­зан­но­сти, которые обо­зна­ча­ются одним словом — дружба. Он хочет дружить, но не полу­ча­ется! Словно ищет и не находит дра­го­цен­ный камень — так сказал об этой ситу­а­ции один шести­лет­ний мальчик.

Под­чер­ки­ваю: для фор­ми­ро­ва­ния навыка общения со свер­ст­ни­ками важен пример роди­те­лей — отца для маль­чи­ков, матери для девочек. В осо­бен­но­сти в старшем дош­коль­ном воз­ра­сте, когда дети испы­ты­вают потреб­ность иметь образец или пример соот­вет­ству­ю­щего пове­де­ния и ожидают полу­чить его от роди­те­лей.

Если у маль­чика мягкий по харак­теру отец, нередко к тому же сомне­ва­ю­щийся в правиль­но­сти своих действий, а то и мни­тель­ный, то мальчик может непро­из­вольно усвоить тот же эталон пове­де­ния. Бывает и так, что отец, созна­вая свои сла­бо­сти, в общении с сыном ста­ра­ется играть роль власт­ного, реши­тель­ного и стро­гого вос­пита­теля, при­зы­вая маль­чика вести себя по-мужски, ничего не бояться, быть уве­рен­ным в себе. Однако такой отец не умень­шает, а лишь при­ба­в­ляет сыну труд­но­стей в общении, потому что не под­креп­ляет свои призывы личным при­ме­ром, а декла­ри­рует: «взять себя в руки», «опо­мниться», «заду­маться» и т. д.

В. Р. А каковы отно­ше­ния в системе «дочки — матери»?

А. З. Если мать пред­ста­в­ляет собой тип деловой, актив­ной, реши­тель­ной женщины, то стремится играть роль отца, выходя тем самым из своей роли — теплой, любящей, тер­пе­ли­вой матери. Она стремится подо­гнать девочку под свой стан­дарт, но лишь создает у нее излиш­нюю напря­жен­ность. В другом вари­анте мы имеем дело с чрез­мерно мягкой по харак­теру, застен­чи­вой и бес­по­кой­ной матерью, которая при­вя­зы­вает дочь к себе, лишая общения со свер­ст­ни­ками, и слишком тре­вожно реа­ги­рует на любые ее неудачи. Когда отцу присуща мни­тель­ность, матери — тре­вож­ность, то и дети тре­вожно-мни­тельно реа­ги­руют на любые труд­но­сти.

В. Р. Давайте рас­смо­трим теперь труд­но­сти в общении в воз­раст­ном аспекте. Пред­ставим себе один день ребенка в детском саду. Как там чув­ствуют себя дети, о которых мы ведем раз­го­вор?

А. З. Начнем с утра. Уже сразу заметно, что неко­то­рые не в силах рас­статься со своими мате­рями, плачут, взвол­но­ваны и долго не могут успо­ко­иться. Дело в том, что эти эмо­ци­о­нально чув­стви­тель­ные дети очень при­вя­заны к роди­те­лям, болез­ненно пережи­вают даже недол­гую разлуку с ними. Свет им кажется немил, а вос­пита­тель­ница пред­ста­в­ля­ется в виде какого-то злодея, похи­ща­ю­щего их из роди­тель­ских объятий. Соз­да­ется впе­ча­т­ле­ние, что кто-то мучает ребенка, при­но­сит ему невос­пол­ни­мое горе. Кто? Опять-таки роди­тели, обычно мать, которая пере­дает ребенку свою тревогу, бес­по­койство: не слу­чится ли с ним что-то в детском саду, поймут ли свер­ст­ники, увидит ли его досто­ин­ства вос­пита­тель­ница? И сможет ли выпол­нить все, что поло­жено в детском саду? Будет ли спать? Хорошо ли поест? Будет ли слу­шаться, делать то, что тре­бу­ется? Другими словами, мать не уверена, сможет ли ее ребенок быть, как все. И непро­из­вольно внушает эту тревогу ребенку.

В. Р. А сам ребенок?

А. З. Ребенок под вли­я­нием вну­ше­ния матери начи­нает вол­но­ваться и бес­по­ко­иться: а вдруг что-то слу­чится? И любое, даже пустяч­ное, затруд­не­ние вызы­вает у него рас­те­рян­ность, страх, слезы. Делать же, как требует мама, только все хорошо, сво­е­вре­менно, правильно он не умеет. Его не хвалят, как дома, и не выпол­няют то, что ему хочется. К тому же заста­в­ляют все делать само­сто­я­тельно, сразу, без долгих уго­во­ров взро­с­лых. И это усу­гу­б­ляет рас­те­рян­ность, удру­чен­ность. Ребенок либо начи­нает каприз­ни­чать, упря­миться, не слу­шаться, либо отстра­ня­ется от общей жизни, ста­но­вится робким, пуг­ли­вым, как будто забитым, хотя никто его, есте­ственно, не только не бьет, а порой даже и не ругает. Дер­жится обо­со­б­ленно, трудно подойти к детям, пред­ло­жить вместе пои­грать — он стес­ня­ется, кажется, что свер­ст­ники не поймут, обидят, будут насме­хаться.

Несмо­тря на доста­точно богатую фан­та­зию, не может пред­ставить себя кем-то в игре: про­дол­жает оста­ваться самим собой, все таким же насу­пив­шимся, недо­вер­чи­вым и чрез­мерно ранимым. Не может, сле­до­ва­тельно, брать на себя роли в игре: в этом ска­зы­ва­ется как мало с ним играли. А если и станет играть, то не может насто­ять на своем, защи­тить себя. А ведь в игре могут тол­к­нуть, обо­звать, невеж­ливо обойтись. Вытер­петь все это ребенок с нев­ро­зом не может. Он не пере­но­сит физи­че­ской боли, иронии, насме­шек, без которых не обхо­дится никакая игра. Потому она быстро и закан­чи­ва­ется, а он же чув­ствует себя оби­жен­ным, оди­но­ким, никому не нужным, не таким, как все. Пов­то­ряем: так он себя чув­ствует. Ведь никто спе­ци­ально не хотел его обижать, исклю­чать из игры; он сам не смог справиться со своими чув­ствами и повести себя гибко, сооб­разно обсто­я­тель­ствам.

Под­чер­к­нем: он не эгоист и даже не крутой инди­ви­ду­алист, хотел бы быть таким, как все, и со всеми, хотел бы быть хорошим, но ничего из этого не выходит.

В. Р. А дома полу­ча­ется?

А. З. Да как сказать... В пред­ста­в­ле­нии ребенка — да, полу­ча­ется; он может быть самим собой, само­сто­я­тель­ным, спо­соб­ным решать свои вопросы. А в пред­ста­в­ле­нии роди­те­лей — нет, не полу­ча­ется; он не такой, как им хочется, упрямый, непо­слуш­ный, раз пыта­ется посту­пить по-своему, — и делает не так, не то: или слишком быстро, или слишком мед­ленно...

За всем этим, если хотите, стоит недо­ве­рие роди­те­лей к ребенку. Взро­с­лым кажется, что не оправ­ды­вает ожи­да­ний, что его неми­ну­емо постиг­нут неудачи, не сможет быть сильным и реши­тель­ным. А в резуль­тате ребенок растет слабым и нере­ши­тель­ным.

Посто­ян­ное недо­ве­рие роди­те­лей к воз­мож­но­стям детей, их соб­ствен­ному опыту действует на них разо­ру­жа­юще, под­ры­вает веру в воз­мож­ность само­сто­я­тельно пре­о­до­леть труд­но­сти. И ребенок выну­жден раз­д­ва­и­ваться: хочет быть не только таким, каким желают его видеть роди­тели, но и каким его хотят видеть свер­ст­ники. Потому-то и мечется между двух огней: то слишком упрям, насты­рен и несго­вор­чив, пытаясь отсто­ять свое «я», то крайне зависим и неса­мо­сто­я­те­лен, под­чи­ня­ется любому свер­ст­нику, лишь бы приняли в ком­па­нию, хотя бы вре­менно.

В. Р. А что про­ис­хо­дит в под­рост­ко­вые годы, какие здесь нев­роти­че­ские про­блемы у детей и роди­те­лей?

А. З. Под­рост­ко­вый возраст под­во­дит своего рода итоги всем прежде накоп­лен­ным, часто нео­со­знан­ным труд­но­стям, которые начи­нают отчет­ливо про­я­в­ляться; и нет осно­ва­ний считать, что именно теперь они и воз­ни­кли. Все было гораздо раньше.

Я рас­скажу об одном своем вра­чеб­ном дне. Это был самый обычный прием; но так полу­чи­лось, что на него пришли с роди­те­лями сразу три девочки-под­ростка со схожими труд­но­стями общения в школе.

Первой моей паци­ен­тке было три­на­дцать лет, у нее наблю­да­лась необъ­яс­ни­мая для врачей посто­ян­ная суб­фе­бриль­ная тем­пе­ра­тура — 37 с неболь­шим, вре­ме­нами дохо­дя­щая до 38,5 градуса. Из-за тем­пе­ра­туры она уже четыре месяца не ходила в школу, даже не в одну, а в две, поскольку посе­щала и худо­же­ствен­ную — вечером. И до этого довольно часто про­пус­кала уроки из-за брон­хи­аль­ной астмы, когда кашель и затруд­не­ние дыхания длились днями, а то и неде­лями. А в дош­коль­ные годы девочка часто болела про­студ­ными забо­ле­ва­ни­ями, и, видимо, из-за этого ее побо­я­лись опре­де­лить в детский сад. Да и вообще мать, в заботах о здо­ро­вье дочки, вся­че­ски обе­ре­гала ее от общения со свер­ст­ни­ками, так как тре­вож­ной и мни­тель­ной матери каза­лось, что при играх на улице девочка про­сту­дится или зара­зится и будет еще чаще болеть. Так девочка и росла хилой, часто боле­ю­щей, огра­жден­ной от любых труд­но­стей жизни, так сказать, в искус­ствен­ной среде.

Если первые годы она училась хорошо, то только бла­го­даря геро­и­че­ским усилиям матери, допо­здна гото­вив­шей с ней уроки. Как видите, и здесь сохра­ня­лись искус­ствен­ные условия: девочка не испы­ты­вала труд­но­стей, не боро­лась, не пре­о­до­ле­вала пре­пят­ствия — за нее это по-преж­нему делала мать. Так мать обес­пе­чи­вала дочери счаст­ли­вое детство, ком­пен­си­руя, может быть, отсут­ствие отца (роди­тели раз­ве­лись). А что из этого полу­чи­лось?

Когда дочь посту­пила во вторую, худо­же­ствен­ную школу, она стала все больше уста­вать, воз­ни­кли голов­ные боли, нару­шился сон. И тут «кстати» при­шлись при­ступы брон­хи­аль­ной астмы, не столь тяжелые, но все же дающие воз­мож­ность какой-то пере­дышки от уроков. Они, эти при­ступы, как бы изба­в­ляли ее на время от школь­ных труд­но­стей. А этих труд­но­стей уже было немало. Будучи каприз­ной и чрез­мерно обид­чи­вой, эта девочка не нашла подруг в классе, а маль­чи­ков просто боялась или пре­зи­рала.

Хотя после интен­сив­ного лечения при­ступы брон­хи­аль­ной астмы стали редкими, вну­трен­нее эмо­ци­о­наль­ное напря­же­ние оста­ва­лось. И стоило ему чуть уси­литься, как тем­пе­ра­тура всякий раз под­ни­ма­лась. Нет, девочка ее «не под­та­со­вы­вала», она просто не сопроти­в­ля­лась болезни, потому что болезнь ока­зы­ва­лась выходом из труд­но­стей, пусть и вре­мен­ным. Про­ис­хо­дила своего рода «мас­ки­ровка» эмо­ци­о­наль­ного напря­же­ния под сома­ти­че­ское забо­ле­ва­ние.

Второй моей паци­ен­тке было также три­на­дцать лет. Ей было трудно общаться с това­ри­щами, среди которых она чув­ство­вала себя ско­ван­ной, напря­жен­ной. Когда мы попы­тались выяс­нить причины ее изо­ля­ции в классе, то ока­за­лось, что она во всех видит прежде всего плохое. Вместе с тем и самой ей «не по себе», главным образом из-за неваж­ной осанки. Часто бывает вялой, сон­ли­вой, затор­мо­жен­ной, безы­ни­ци­а­тив­ной, делает все мед­ленно, без огонька. А то вдруг на нее напа­дает веселье, смех, но какой-то болез­нен­ный, нее­сте­ствен­ный. Все это, конечно, не вызы­вает к ней сим­па­тий, и девочки считают ее какой-то стран­ной, а то и просто нервной;

Но почему же она так неу­ве­ренна в себе? И главное — почему у всех видит плохое? Пре­ды­сто­рия всего этого начи­на­ется давно, пожалуй, еще до ее рожде­ния. У своих роди­те­лей она была неже­лан­ным ребен­ком. После рожде­ния девочка жила долгое время у бабушки, не видя роди­те­лей, без конца болела. А когда бывала у роди­те­лей, нередко ока­зы­ва­лась сви­детель­ни­цей посто­ян­ного выяс­не­ния отно­ше­ний между ними. У самой матери с дочерью — непре­хо­дя­щие кон­фликты, так как мать считает ее несго­вор­чи­вой, упрямой, «вредной». А отец, когда не может вып­лес­нуть раз­дра­же­ние на мать, «с успехом» обра­щает его на без­за­щит­ную дочь. По поводу столь тре­во­жа­щей девочку осанки мнения роди­те­лей самые реши­тель­ные: мать, вместо того чтобы прак­ти­че­ски помочь дочери при­об­ре­сти необ­хо­ди­мые навыки, посто­янно ругает ее; отец считает, что с дочерью надо посту­пать еще жестче — нака­зы­вать, и дело с концом. От всех этих уни­же­ний и оскор­б­ле­ний девочка и стала задер­ган­ной, забыв­чи­вой, рас­те­рян­ной. А посто­ян­ная критика, которой под­вер­га­лась дома, ее угнетала; скепсис и нега­ти­визм роди­тель­ских оценок пере­да­вались и ей, и в окру­жа­ю­щих людях стала нахо­дить одни лишь недо­статки, одни пороки.

И наконец, третья из девочек. Ей один­на­дцать лет, растет без отца, с которым мать рано раз­ве­лась, но есть отчим. Мать такая же, как и дочь, застен­чи­вая и мало­об­щи­тель­ная, испы­ты­ва­ю­щая труд­но­сти в уста­но­в­ле­нии кон­так­тов с людьми. До школы с девоч­кой зани­ма­лась бабушка, которая во всем шла нав­стречу; внучка как бы стала центром ее жизни. И в школе девочка рас­счи­ты­вала на такое же вни­ма­ние, каким была окру­жена раньше, ничего реально не делая для этого. А вни­ма­ния, есте­ственно, такого не было; тогда она стала объ­яс­нять это тем, что не она, а другие плохие: не так на нее смотрят, не так говорят. Дело дошло до того, что девочка попро­сила мать пере­ве­сти ее в другую школу. Но и там ничего не изме­ни­лось, потому что сама она оста­лась все такой же обид­чи­вой, ранимой.

При­ве­дем дословно ее рассказ о себе: «Мне трудно, потому что я необ­щи­тель­ная, стес­ня­юсь первая заго­во­рить с кем-нибудь. В классе меня считают дво­еч­ни­цей, чуть-чуть ненор­маль­ной. Из-за моего тихого харак­тера подружки мне попа­да­ются все больше хули­ганки. Они любят мною коман­до­вать, я их боюсь. На самом же деле харак­тер у меня не тихий, даже, можно сказать, зади­ри­стый, но в школе и в других местах я не могу быть такой, как дома. Что-то мешает...»

Что же ей мешает быть реши­тель­ной и смелой, уве­рен­ной в себе? Для этого нужно, чтобы она была само­кри­тич­ной, реально взгля­нула на себя. Но как раз этого и нет. Тут уж бабушка пора­бо­тала осно­ва­тельно, создав ложное пред­ста­в­ле­ние, которое никак не могло быть под­дер­жано окру­жа­ю­щими девочку свер­ст­ни­ками. А мать, вместо того чтобы помочь дочери, сама усу­гу­б­ляла ее труд­но­сти.

Весьма суще­ствен­ную роль здесь бы мог сыграть отец, человек общи­тель­ный и жиз­не­ра­дост­ный, но мать с ним раз­ве­лась. Вместо отца поя­вился отчим...

В. Р. Так что же отчим?

А. З. Без­у­словно, есть хорошие отчимы, но в данном случае девочке не повезло. Отчим только усилил ее труд­но­сти: он человек угрюмый, необ­щи­тель­ный.1 Так девочка и ока­за­лась одна — своего рода сирота при суще­ству­ю­щих роди­те­лях и отчиме. И окон­ча­тельно потеряв веру в себя, впала в тяжелый невроз, выле­чить который ока­за­лось весьма непро­сто. При­шлось, по суще­ству, лечить дочь и мать, потому что обе они тре­бо­вали помощи и укреп­ле­ния их спо­соб­но­сти к кон­так­там. Конечно, речь не шла о том, чтобы из них сделать людей сверх­об­щи­тель­ных и чрез­вы­чайно легких на подъем. Это невоз­можно; новый невроз может воз­ник­нуть от подоб­ной ломки годами фор­ми­ру­ю­ще­гося харак­тера. Но снять мучи­тель­ные пережи­ва­ния, вселить веру в себя и сфор­ми­ро­вать необ­хо­ди­мые навыки общения воз­можно. Это и есть цель пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ской помощи.

В. Р. Итак, что же мы можем опре­де­лить как итог нашего раз­го­вора? Какие основ­ные выводы стоит сделать роди­те­лям отно­си­тельно общения с детьми?

А. З. Главное — чтобы роди­тели кри­ти­че­ски посмо­трели сами на себя. Ведь нередко полу­ча­ется, что, будучи недо­ста­точно общи­тель­ными, кон­так­т­ными, ведя изо­ли­ро­ван­ный образ жизни, они не при­знают у себя таких проблем, не видят или не хотят видеть их, а от детей требуют, чтобы у них было все в порядке. А здесь одними при­зы­вами обойтись нельзя. Нужно пре­о­до­ле­вать самим эти труд­но­сти и быть личным при­ме­ром для детей. Надо быть актив­ными, шире кон­так­ти­ро­вать с людьми, водить с собой детей, играть с ними вместе, соз­да­вать дома жиз­не­ра­дост­ную, оптими­сти­че­скую атмо­сферу, а не пес­сими­сти­че­скую, тре­вож­ную.

Второе — не соз­да­вать искус­ствен­ную среду для ребенка. Огра­дить его от свер­ст­ни­ков, может быть, взро­с­лым и удастся, но итоги этого, как мы видели, только печаль­ные. Без игр, без друзей, без детских кон­флик­тов и ссор ребенок не может обойтись, если вы хотите, чтобы его раз­ви­тие было пол­но­цен­ным.

Третий совет — учить ребенка кон­струк­тивно, спо­койно и оптими­стично отно­ситься к своим труд­но­стям, не винить чрез­мерно себя, но и не искать винов­ни­ков среди других. Так нередко бывает, что к реаль­ным труд­но­стям дет­ского общения взро­с­лые при­ба­в­ляют свои кри­ти­че­ские, скеп­ти­че­ские оценки всего, что про­ис­хо­дит в школе. И у ребенка тоже поя­в­ля­ется отри­ца­тель­ное отно­ше­ние к учи­те­лям и това­ри­щам, он начи­нает обви­нять их во всех грехах. А надо учить отно­ситься добро­же­ла­тельно, терпимо, вовремя раз­би­рать недо­статки, выяс­нять, почему ребенок не хочет идти в школу, что у него за кон­фликт.

Общение — это сотруд­ни­че­ство. И научить ребенка вза­и­мо­действо­вать со свер­ст­ни­ками, со взро­с­лыми роди­тели смогут лишь в кон­такте с теми людьми, с кото­рыми он непо­сред­ственно обща­ется или хочет общаться.

— Может ли воз­ник­нуть невроз у ребенка, вос­пи­ты­ва­ю­ще­гося в нор­маль­ной семье с нор­маль­ными вза­и­мо­от­но­ше­ни­ями?

— Да, может, если ребенок очень чув­стви­те­лен, раним, и все это идет у него, как говорят врачи и пси­хологи, от кон­сти­ту­ции, тем­пе­ра­мента, осо­бен­но­стей нервной системы. Но это — только одно из условий. Если к этому обсто­я­тель­ству доба­в­ля­ется воз­действие какой-либо острой пси­хо­трав­ми­ру­ю­щей ситу­а­ции, то воз­мож­ность воз­ник­но­ве­ния невроза уже ста­но­вится реаль­ной.

Ведь бывают нео­жи­дан­ные, не зави­ся­щие от чело­ве­че­ской воли жиз­нен­ные кол­ли­зии, где даже и доста­точно крепкий ребенок может не выдер­жать чрез­мер­ного гнета каких-либо пережи­ва­ний и тревог. Вполне реальна ситу­а­ция, когда ребенок с нор­маль­ной пси­хи­кой, но, как мы уже гово­рили, эмо­ци­о­нально чув­стви­тель­ный и впе­чат­ли­тель­ный испы­ты­вает какое-то сильное пси­хи­че­ское потря­се­ние, справиться с которым ему трудно. Скажем, у него вне­за­пно умерла любимая бабушка, или в доме слу­чился пожар, или квар­тиру огра­били воры. И он вдоба­вок ока­зался непо­сред­ствен­ным сви­дете­лем этих чрез­вы­чайных событий. Действие подоб­ных пси­хо­трав­ми­ру­ю­щих обсто­я­тель­ств может ока­заться столь сильным, что сразу вызовет фун­к­ци­о­наль­ное рас­стройство высшей нервной дея­тель­но­сти — невроз. От этого не застра­хо­ван ни один ребенок. Но здесь многое зависит от роди­те­лей, от того, как сами они реа­ги­руют на слу­чив­ше­еся, могут ли вести себя доста­точно муже­ственно, чтобы справиться с постиг­шими их несча­стьями и не зара­жать ребенка бес­по­койством и тре­во­гой, унылым настро­е­нием и неве­рием в себя. Ведь ребенок так наде­ется на помощь взро­с­лых, их спо­соб­ность раз­ре­шить любые труд­но­сти, рано или поздно пре­о­до­леть их! Если же этого не про­ис­хо­дит, если взро­с­лые сами не видят выхода, всегда под­чер­ки­вают без­на­деж­ность сло­жив­шейся ситу­а­ции, то и дети не могут найти в себе силы забыть про­ис­шедшее, пере­клю­читься, найти новый интерес в жизни.

И если с этой точки зрения взгля­нуть на вопрос: может ли воз­ник­нуть невроз у детей в нор­маль­ной семье, — то следует ответить уже не столь кате­го­рично. Почему? Да потому, что в истинно нор­маль­ной семье учат и само­о­бла­да­нию, стой­ко­сти, и спо­соб­но­сти пре­о­до­ле­вать труд­но­сти, и пережи­вать самые тяжелые жиз­нен­ные драмы.

— Есть ли четкая граница между здо­ро­вым и больным ребен­ком? Ведь страхи, о которых мы гово­рили, пережи­вает почти каждый ребенок. Где здесь грань?

— Без­у­словно, есть. О неко­то­рых детских страхах, имеющих воз­раст­ной харак­тер, нельзя гово­рить как о неврозе, эти страхи явля­ются эпи­зо­ди­че­скими и серьезно не мешают пов­се­д­нев­ной жизни. К примеру, как уже гово­рили, боль­шин­ство детей в воз­ра­сте шести лет испы­ты­вают в какой-то мере страх смерти. Они начи­нают пони­мать, что их жизнь не вечна, что они тоже умрут, как и все люди. Это откры­тие хотя и оза­да­чи­вает их, но не мешает им общаться со свер­ст­ни­ками, не меняет их настро­е­ние.

Другое дело, когда ребенок начи­нает посто­янно думать об этом, выра­жать навяз­чи­вые опа­се­ния, без конца спра­ши­вать роди­те­лей, умрут ли они, сколько будут жить. Если при этом ребенок начи­нает рас­стра­и­ваться, плакать, пани­че­ски бояться темноты или каких-нибудь чудовищ, то здесь при­хо­дится гово­рить о нев­роти­че­ской реакции страха, подо­гретой соб­ствен­ными опа­се­ни­ями и тре­во­гами роди­те­лей или частыми болез­нями, на которых они фик­си­руют свое вни­ма­ние. При пес­сими­сти­че­ском настрое семьи страхи ребенка нара­с­тают как снежный ком и начи­нают захле­сты­вать его, пода­в­ляя актив­ность и уве­рен­ность в себе. Роди­тели должны суметь разъ­яс­нить ребенку, что никаких непо­сред­ствен­ных опас­но­стей нет, что никто сейчас не соби­ра­ется умирать, но в то же время действи­тельно жизнь не вечна, и он молодец, раз все понял, а ему еще надо очень долго жить и расти. При этом нужно помочь пере­клю­чить вни­ма­ние на какие-то новые инте­ресы и занятия. Тогда все эти слож­но­сти будут отно­си­тельно быстро пре­о­до­лены.

Сле­до­ва­тельно, о неврозе страха можно гово­рить, когда ребенок не может справиться со своими вол­не­ни­ями и тре­во­гами, сосре­до­то­чен на них, у него меня­ется пове­де­ние, он ста­но­вится бес­по­койным, пыта­ется искать, но без­успешно, раз­лич­ные способы огра­жде­ния от страха. Роди­тели же своей избы­точ­ной тре­во­гой непро­из­вольно под­креп­ляют этот страх, в итоге соз­да­ется нераз­ре­ши­мый вну­трен­ний кон­фликт: пережи­ва­ние страхов, желание от них избавиться и невоз­мож­ность сделать это реально.

— Ребенок восьми лет очень быстро воз­бу­жда­ется в при­сут­ствии посто­рон­них людей, ста­но­вится неу­пра­в­ля­е­мым; школь­ный дневник — весь красный от заме­ча­ний...

— Либо у него сво­е­вре­менно не выра­бо­таны навыки общения: часто болел, чрез­мерно опекали, не посещал детский сад; либо есть при­знаки какой-то орга­ни­че­ской нервной осла­б­лен­но­сти, вызван­ной тяжелым ток­си­ко­зом при бере­мен­но­сти матери, сотря­се­нием мозга или моз­го­вой инфек­цией. Во втором вари­анте дети вдоба­вок плохо пере­но­сят шум, быстро устают при большом скоп­ле­нии людей и от утом­ле­ния еще больше воз­бу­жда­ются, ста­но­вятся неу­пра­в­ля­е­мыми, словно без тор­мо­зов. Тогда нужно не столько вос­пи­ты­вать, сколько лечить, и здесь необ­хо­дима сво­е­вре­мен­ная помощь спе­ци­али­ста.

Ребенок может и просто обла­дать чертами холе­ри­че­ского тем­пе­ра­мента — быть актив­ным, подвиж­ным и неу­го­мон­ным. Но он обычно хорошо кон­тро­ли­рует себя, отзы­ва­ется на заме­ча­ния; там, где нужно, может убавить свою актив­ность — в общем, не создает особых проблем для окру­жа­ю­щих.

Может ока­заться, что его держат дома в усло­виях жестких огра­ни­че­ний: не имеет права пошу­меть, побе­гать, покри­чать. Добавьте физи­че­ские нака­за­ния за непо­слу­ша­ние. Зако­но­мерно, что такой ребенок «отводит душу» в школе, ком­пен­си­руя домаш­ние запреты.

— Очень трудно заставить ребенка что-то сделать, даже самое простое: умыться, убрать за собой вещи и тому подоб­ное. Ни уго­во­рить, ни упро­сить, ни при­ка­зать нельзя — любое тре­бо­ва­ние встре­чает проти­во­действие...

— Все дело в том, каков возраст ребенка. Если ему два — четыре года, то в боль­шин­стве случаев перед нами так назы­ва­е­мое упрям­ство.

Что такое упрям­ство? Это стрем­ле­ние про­я­вить само­сто­я­тель­ность, отсто­ять свои права и реали­зо­вать воз­рос­шие воз­мож­но­сти. Он хочет все сделать сам, даже если, на наш взгляд, полу­ча­ется пло­хо­вато.

В каких случаях упрям­ство можно рас­це­ни­вать как болез­нен­ную, нев­роти­че­скую реакцию? Только тогда, когда ребенок ущемлен в каких-то суще­ствен­ных для него потреб­но­стях, когда взро­с­лые слишком педан­тичны, обру­ши­вают на него бес­пре­рыв­ный поток тре­бо­ва­ний и наста­и­вают на их выпол­не­нии с первого слова, не счита­ясь с обсто­я­тель­ствами и опытом малыша. В резуль­тате воз­ни­кают, как говорят физи­ологи, фазовые состо­я­ния мозга. В одной из таких фаз, назы­ва­е­мой уль­тра­па­ра­док­саль­ной, ребенок непро­из­вольно стремится делать все нао­бо­рот, как считают роди­тели, — «назло». На самом же деле злая воля здесь ни при чем, он сам, если хотите, жертва — жертва чрез­мер­ных амбиций роди­те­лей, их стро­го­сти и пун­к­ту­аль­но­сти.

Самое лучшее — не сра­жаться с ребен­ком, не устра­и­вать необъ­я­в­лен­ной войны, а попы­таться разо­браться в истоках его упрям­ства и пере­стро­иться самим. Тогда, как это ни нео­жи­данно, дети станут более покла­ди­стыми, более сго­вор­чи­выми.

Таким образом, упрям­ство, а тем более нега­ти­визм всегда сви­детель­ствуют о каком-то небла­го­по­лу­чии в отно­ше­ниях между взро­с­лыми и детьми. И нужно вовремя найти выход из этой ситу­а­ции, не ломая воли ребенка, не соз­да­вая из него пас­сив­ного испол­ни­теля наших тре­бо­ва­ний, а напра­в­ляя сози­да­тель­ную его энергию. И через неко­то­рое время увидим, что кон­фликты исчез­нут.

Если же те осо­бен­но­сти пове­де­ния, о которых пишет наша чита­тель­ница, наблю­да­ются в более старшем воз­ра­сте, значит, кон­фликт затя­нулся, при­об­рел хро­ни­че­скую форму. Все равно, именно роди­те­лям нужно сделать первый шаг: в чем-то усту­пить, взгля­нуть на себя кри­ти­че­ски. И спу­ститься со своего взро­с­лого Олимпа: быть непо­сред­ствен­нее с детьми, играть с ними, вместо того чтобы читать бес­ко­неч­ные нотации и сра­жаться с «вет­ря­ными мель­ни­цами» — упрям­ством.

При отсут­ствии проти­во­действия, когда ребенок просто не выпол­няет непри­ят­ных для себя тре­бо­ва­ний взро­с­лых, речь может идти об отсут­ствии сво­е­вре­мен­ного обу­че­ния навыкам опрят­но­сти, само­об­слу­жи­ва­ния, об отсут­ствии дис­ци­плины вообще. Взро­с­лые не насто­яли, во всем усту­пали, а то и с ленцой были, примера не пока­зы­вали — вот бла­го­дат­ное время и было упущено. Когда начи­нать? Да как только дитя речь начнет пони­мать — до года, значит; а на втором или третьем как раз время и подо­спеет. А дальше лучше всего после­до­ва­тель­ными быть, да и гиб­кость про­я­вить.

— Поможет ли упря­мому ребенку спорт?

— Как правило, мы реко­мен­дуем роди­те­лям упрямых детей найти для них под­хо­дя­щие спор­тив­ные занятия — это спо­соб­ствует сво­е­вре­мен­ной раз­рядке энергии ребенка, его физи­че­скому закали­ва­нию и само­утвер­жде­нию. Осо­бенно если пример будут пода­вать сами роди­тели, зани­ма­ясь вместе с ребен­ком, раз­де­ляя с ним радость победы и находя сов­местно выход из труд­но­стей. Здесь про­ис­хо­дит и пси­холо­ги­че­ская закалка, и укреп­ле­ние воли, и рост актив­но­сти. Все это хорошо, если речь идет только об упрям­стве. Если же мы имеем дело уже с нев­ро­зом, то вначале нужна вра­чеб­ная помощь, а уж потом в каче­стве закреп­ля­ю­щего сред­ства можно при­ме­нить и спорт.

— Может ли пройти невроз без спе­ци­аль­ного лечения, напри­мер от смены обста­новки?

— Это слу­ча­ется очень редко. Ведь при неврозе у ребенка уже сло­жи­лись устой­чи­вые сте­ре­отипы вос­при­ятия себя среди окру­жа­ю­щих, низкая само­о­ценка и неу­ве­рен­ность в себе. И вне­за­пно они не исчез­нут: здесь тре­бу­ется, как мы уже гово­рили, и пере­стройка отно­ше­ний самих роди­те­лей, и изме­не­ние их взгля­дов на вос­пита­ние, и пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ская помощь ребенку.

— Мой один­на­дца­ти­лет­ний сын очень нервно реа­ги­рует на опеку и заботу бабушки. Наши просьбы и убе­жде­ния быть вни­ма­тель­нее к бабушке не действуют...

— И могут вообще не подейство­вать. А бабушку пере­вос­питать, согла­си­тесь, трудно; у нее сло­жи­лись при­выч­ные взгляды и пред­ста­в­ле­ния о том, как должен вести себя ребенок. Но не пере­кла­ды­вают ли роди­тели слишком много забот на бабушку? Боль­шин­ство совре­мен­ных детей, осо­бенно под­ростки, не могут согла­ситься с мелоч­ной опекой, чрез­мер­ной тре­вож­но­стью, что в немалой степени свойственно многим бабуш­кам. Поста­райтесь уделять больше вни­ма­ния своему ребенку — и про­блема будет решена.

— Явля­ется ли нев­роти­че­ским про­я­в­ле­нием склон­ность дочки две­на­дцати лет, очень неу­ве­рен­ной, бояз­ли­вой, читать стихи дра­ма­ти­че­ского содер­жа­ния (о смерти, болезни и т. п.)?

— Уже то, что девочка неу­ве­ренна в себе и бояз­лива, поз­во­ляет пред­поло­жить фор­ми­ро­ва­ние нев­роти­че­ской струк­туры харак­тера. Ей не было сво­е­вре­менно оказано необ­хо­ди­мой пси­холо­ги­че­ской помощи, и теперь она пыта­ется помочь себе, декла­ми­руя стихи, где в какой-то мере отра­жа­ются ее вну­трен­ние про­блемы, она как бы выводит их наружу. Я считаю, что это полезно. Как бы откры­ва­ется клапан для выхода чувства бес­по­койства и тревоги. Более того, девочка осво­бо­жда­ется от страхов, которые при­об­ретены в пре­ды­ду­щие годы. Будет умест­ным, если вы помо­жете дочери посту­пить в какой-либо дра­ма­ти­че­ский кружок или студию, где она, в общении со свер­ст­ни­ками, сможет лучше выра­зить себя, понять свои пережи­ва­ния и найти посред­ством искус­ства более при­ем­ле­мые решения своих проблем.

— Как вести себя роди­те­лям, если ребенок ока­зался сви­дете­лем их кон­флик­тов и даже выска­зы­вает по этому поводу свое мнение?

— Ни в коем случае не запре­щать гово­рить! Потому что невоз­мож­ность выра­жать свое мнение по поводу про­ис­хо­дя­щих в семье событий, в которые ребенок ока­зался эмо­ци­о­нально включен, при­во­дит лишь К повы­ше­нию у него пси­хи­че­ского напря­же­ния и тревоги. Вообще-то не стоит выяс­нять отно­ше­ний при детях и тем более пытаться при­влечь их на свою сторону. Если же такое слу­чи­лось, не будет беды, если кто-то из роди­те­лей (или оба) при­знает, что был не прав. Осо­бенно это важно при общении с под­рост­ками, которые стре­мятся открыто и честно разо­браться в поступ­ках взро­с­лых. Роди­те­лям будет полезно выслу­шать мнение под­ростка, если уж он готов его выска­зать.

— Вы гово­рили о роди­тель­ской необ­щи­тель­но­сти. Но не явля­ется ли общи­тель­ность «даром божьим» — у одних она есть, у других нет?

— Речь шла не столько о роди­тель­ской общи­тель­но­сти, сколько о роди­тель­ской неот­зыв­чи­во­сти, о том, что взро­с­лые не могут обес­пе­чить детям сво­е­вре­мен­ную эмо­ци­о­наль­ную под­дер­жку, помочь пре­о­до­леть труд­но­сти, да и сами не пока­зы­вают необ­хо­ди­мого примера.

Поэтому важнее думать не столько о своей общи­тель­но­сти или необ­щи­тель­но­сти, сколько о том, всегда ли мы пони­маем своих детей, сочув­ствуем им и помо­гаем.

Здесь поможет и рас­ши­ре­ние кон­так­тов семьи: встречи с дру­зьями, сов­мест­ные празд­ники. Все это поз­во­ляет роди­те­лям раз­но­об­ра­зить круг общения детей и соб­ствен­ным при­ме­ром помочь им устра­нить неко­то­рую зам­кну­то­сть, бояз­ли­вость и неу­ве­рен­ность.

А считать общи­тель­ность «даром божьим» легче всего — это пас­сив­ная позиция, позиция избе­га­ния труд­но­стей. Она заранее дает людям оправ­да­ние соб­ствен­ных недо­стат­ков.

— Может ли взро­с­лый, семейный человек изме­нить такие черты харак­тера, как негиб­кость, власт­ность, склон­ность коман­до­вать?

— Нет таких роковых, пред­на­чер­тан­ных качеств харак­тера, с кото­рыми нельзя справиться, если человек активен, если хочет и стремится жить в счаст­ли­вой семье. Но кроме желания необ­хо­димо и кри­ти­че­ское вос­при­ятие своего харак­тера. Такое осо­зна­ние, к сожа­ле­нию, при­хо­дит далеко не ко всем, часто с запо­з­да­нием, после горь­кого опыта, кон­флик­тов и недо­ра­зу­ме­ний. При­хо­дит, когда уже воз­ни­кает угроза разрыва семейных отно­ше­ний или невроз у ребенка, как гово­рится, налицо. Поэтому чем раньше человек найдет в себе силы пре­о­до­леть меша­ю­щие семей­ному счастью свойства харак­тера, тем меньшей угрозе под­вер­га­ется семья.

— Когда стес­ня­ешься своих недо­стат­ков, явля­ется ли это при­зна­ком невроза?

— При­зна­ком невроза это может и не быть, а просто ука­зы­вает на склон­ность все при­ни­мать близко к сердцу, на повы­шен­ную стыд­ли­вость, на под­чер­к­ну­тое чувство вины. Сочета­ние этих качеств мы назы­ваем сен­зи­тив­но­стью — повы­шен­ной эмо­ци­о­наль­ной чув­стви­тель­но­стью.

Обо­стре­ние сен­зи­тив­но­сти может про­ис­хо­дить в раз­лич­ную пору жизни и под вли­я­нием раз­лич­ных обсто­я­тель­ств. Для под­рост­ков, напри­мер, типична склон­ность несколько обо­стренно вос­при­ни­мать те или иные недо­статки своего харак­тера и внеш­но­сти. Большей частью это мнимые недо­статки, выве­ден­ные из срав­не­ния с неким отвле­чен­ным абсо­лют­ным идеалом. Свя­зан­ные с этим пережи­ва­ния вре­менны, пре­хо­дящи.

Если же под­ро­сток не только считает себя отлич­ным от других, но и начи­нает избе­гать общения со свер­ст­ни­ками, чрез­мерно вол­ну­ется и посто­янно думает, какое впе­ча­т­ле­ние он про­из­во­дит на окру­жа­ю­щих, то речь может идти и о неврозе. Помочь такому под­ростку просто необ­хо­димо. Но хочу пре­ду­пре­дить, что сделать это будет не так-то просто: под­ро­сток стес­ня­ется себя и с трудом идет на контакт. Но все же при­дется быть так­тично настой­чи­выми и найти воз­мож­но­сти таких кон­так­тов. Сво­е­вре­мен­ная помощь роди­те­лей и спе­ци­али­стов, пере­клю­че­ние вни­ма­ния под­ростка на зна­чи­мые для него инте­ресы и увле­че­ния поз­во­ляют устра­нить эту навяз­чи­вую сосре­до­то­чен­ность на соб­ствен­ных недо­стат­ках. Здесь могут помочь и спорт, и занятия в кружках — словом, любые инте­рес­ные дела, в которых воз­ни­кает содер­жа­тель­ный контакт со взро­с­лыми и свер­ст­ни­ками.

— Ребенок чрез­мерно вол­ну­ется при про­смо­тре инте­рес­ных передач, его бросает в пот, он бук­вально дрожит. Как быть? Запретить смо­треть? А не будет ли это еще хуже?

— Здесь должна быть золотая сере­дина. С одной стороны, про­смотр всех передач подряд при­туп­ляет соб­ствен­ную актив­ность ребенка, мешает фор­ми­ро­ва­нию его инди­ви­ду­аль­ных инте­ре­сов. Но и искус­ствен­ное огра­ни­че­ние обед­няет его духов­ный мир, не дает ему воз­мож­но­сти обсу­ждать уви­ден­ное со свер­ст­ни­ками, в какой-то мере дис­крими­ни­рует.

Осла­б­лен­ные дети с при­зна­ками нев­ро­па­тии действи­тельно воз­бу­жденно реа­ги­руют на излиш­нее коли­че­ство уви­ден­ного или на эмо­ци­о­нально сильные впе­ча­т­ле­ния. Посто­ян­ное мель­ка­ние изо­б­ра­же­ния, громкий звук, как и непо­движ­ность во время про­смо­тра, ока­зы­ва­ются в опре­де­лен­ной степени пере­воз­бу­жда­ю­щими для моз­га­фак­то­рами. И, конечно, надо избе­гать нераз­бор­чи­вого про­смо­тра передач.

Будет лучше, если роди­тели найдут способ не только огра­ни­чи­вать про­смотр, но и занять время ребенка чем-то инте­рес­ным, рас­ши­рить круг его увле­че­ний. И, разу­ме­ется, сами взро­с­лые не должны быть при­ко­ваны к теле­ви­зору и другим пас­сив­ным спо­собам вре­мя­пре­про­во­жде­ния. А для роди­те­лей, которые жалу­ются на чрез­мер­ное воз­бу­жде­ние ребенка зре­ли­щами, такое само­о­гра­ни­че­ние должно стать прави­лом.

— Ребенок сосет палец едва ли не с двух недель после рожде­ния (сейчас ему второй год)... Как отучить его от этой дурной при­вычки?

— Сосание пальцев после года — скорее не дурная, а навяз­чи­вая при­вычка. Она сви­детель­ствует о неу­до­вле­тво­рен­но­сти инстин­кта сосания. Часто сосут палец дети, чьи матери излишне строги, не дают пустышку и рано отлу­чают от груди. Но бывает и так, что соса­нием пальца ребенок как бы устра­няет состо­я­ние бес­по­койства, дис­ком­форта, начиная с вну­три­утроб­ного периода своей жизни. Здесь нужна сво­е­вре­мен­ная кон­суль­та­ция у врача. Во всех случаях не стоит бороться с этой при­выч­кой как с вредной — обма­ты­вать палец бинтом, нама­зы­вать его гор­чи­цей или нака­зы­вать ребенка. Вместе со спе­ци­али­стом надо разо­браться в при­чи­нах такого явления, принять необ­хо­ди­мые меры — и тогда про­блема пере­ста­нет суще­ство­вать.

— Куда, к каким спе­ци­али­стам обра­щаться, если у ребенка невроз?1

— Выбор сейчас большой. Начи­нать надо с нев­ро­па­толога или пси­холога. Первый учтет влияние орга­ни­че­ских нару­ше­ний мозга, которые не устра­нить ника­кими реко­мен­да­ци­ями и вну­ше­ни­ями. Пси­холог же лучше раз­бе­рется в осо­бен­но­стях раз­ви­тия, вос­пита­ния, отно­ше­ний детей, спо­соб­ству­ю­щих поя­в­ле­нию лич­ност­ных кон­флик­тов. Только нужно, чтобы пси­холог был опытный и имел прак­ти­че­ский опыт работы. Наи­бо­лее аде­кват­ное обра­ще­ние будет к дет­скому пси­хо­те­ра­певту с меди­цин­ским и пси­холо­ги­че­ским багажом знаний. Таких спе­ци­али­стов пока немного, поскольку в меди­цин­ском инсти­туте пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ская спе­ци­али­за­ция пол­но­стью отсут­ствует, а пси­холо­гам при работе с нев­ро­зами может не хватить меди­цин­ских знаний. Если гово­рить о пси­хи­а­трах, то у них много других забот, поэтому на неврозы хро­ни­че­ски не хватает времени. Да и роди­те­лям нужно все объ­яс­нить, убедить, настро­ить; таблет­ками и справ­ками, пере­сы­ла­е­мыми по почте, здесь не обойдешься. Ну а цели­тели, скажете вы, экс­тра­сенсы или био­энер­гетики и т. д. При нев­ро­зах их помощь равна нулю или имеет отри­ца­тель­ные послед­ствия, лишний раз фик­си­руя вни­ма­ние детей и роди­те­лей на сред­не­ве­ко­вых и, скажем прямо, мра­к­о­бес­ных мифах. Гоме­о­па­тия тоже невроз не лечит, но поз­во­ляет, как и насто­я­щее, а не зна­хар­ское цели­тель­ство укре­пить осла­б­лен­ный орга­низм ребенка, снять хро­ни­че­ские болез­нен­ные нару­ше­ния. Несо­мненно, что под­го­товку по пси­холо­гии и пси­хо­те­ра­пии полезно пройти всем спе­ци­али­стам, будь то педиатр, нев­ролог (как сейчас име­ну­ется нев­ро­па­толог) или пси­хи­атр. В наи­боль­шей степени подоб­ная под­го­товка должна быть у нев­ро­золога — спе­ци­али­ста по нев­ро­зам, кото­рому зани­маться пси­хо­те­ра­пией, как гово­рится, сам бог велел. Но в офи­ци­аль­ном списке вра­чеб­ных спе­ци­али­за­ций нев­ро­золога нет, как нет проблем нев­ро­зов у многих сотен тысяч детей в Мин­здраве и прави­тель­стве России (см. ста­ти­стику во вве­де­нии). А пока все стро­ится, как и раньше, на энту­зи­азме, автор­ской школе и личной заин­те­ре­со­ван­но­сти роди­те­лей.

Для начала хочу успо­ко­ить чита­теля, может быть несколько утом­лен­ного поли­ти­че­скими тек­стами и раз­го­во­рами: это не те «правые» и «левые». Речь идет не об идейных пози­циях, а об области, кажется, не имеющей отно­ше­ния к поли­тике, — фун­к­ци­о­наль­ной спе­ци­али­за­ции правого и левого полу­ша­рий голов­ного мозга.

В истории физи­оло­гии сло­жи­лось так, что из двух полу­ша­рий мозга чело­века левое долгое время счита­лось пре­о­б­ла­да­ю­щим, доми­нан­т­ным. Поскольку суще­ствует пере­крест нервных путей, ведущих от конеч­но­стей к полу­ша­риям мозга, то при доми­ни­ро­ва­нии левого полу­ша­рия ведущей, в боль­шин­стве случаев, ока­зы­ва­лась правая рука. Главен­ство левого полу­ша­рия объ­яс­няли тем, что в нем сосре­до­то­чено упра­в­ле­ние важными пси­хи­че­скими фун­к­ци­ями созна­ния, кон­троля, речи и абстрак­т­ного мыш­ле­ния, а также (поскольку наши руки-ноги упра­в­ля­ются напе­ре­крест) ведущей, правой руки. Но раз­ви­тие науки пока­зало, что и правое полу­ша­рие не осво­бо­ждено от забот: под­со­зна­тель­ные, инте­гри­ру­ю­щие пси­хи­че­ские про­цессы, прак­ти­че­ски-нагляд­ная дея­тель­ность, инту­и­ция, музы­каль­ное и худо­же­ствен­ное твор­че­ство, образ­ное мыш­ле­ние — все это по его ведом­ству. Ясно стало также, что мозг рабо­тает не по сте­ре­отипу, а дина­ми­че­ски, «руко­вод­ству­ясь ситу­а­цией». При обра­ботке инфор­ма­ции одним полу­ша­рием другое на время умень­шает свою актив­ность, как бы затор­ма­жи­ва­ется. Вза­и­мо­до­пол­ня­ю­щий и одно­вре­менно син­хрон­ный режим работы полу­ша­рий создает условия для пол­но­цен­ной, гар­мо­нич­ной пси­хи­че­ской дея­тель­но­сти.

Добавим еще спо­соб­ность правого полу­ша­рия регу­ли­ро­вать био­ритмы, «соз­да­вать» сно­ви­де­ния и вытес­нять из созна­ния непри­ят­ные пережи­ва­ния (физи­олог В. Ротен­берг рас­сма­т­ри­вает это как одну из форм пси­хи­че­ской защиты), а также спо­соб­ность воз­бу­ждать актив­ность левого полу­ша­рия, опре­де­лять про­дол­жи­тель­ность сна, вну­ша­е­мость и под­вер­жен­ность гипнозу.

Итак, в фун­к­ци­о­наль­ной орга­ни­за­ции голов­ного мозга мы видим своего рода диа­лек­тику проти­во­полож­но­стей. А как же будет вести себя человек только с одним рабо­та­ю­щим (вклю­чен­ным) полу­ша­рием? Меди­цина знает тому немало при­ме­ров. Если «выклю­чено» (из-за болезни) правое, человек посто­янно шутит, смеется, полон оптимизма, мно­го­сло­вен, даже болтлив... Но его речь тускла, бес­цветна, лишена живых чело­ве­че­ских инто­на­ций, и ведет себя он не как живой, а словно запро­грам­ми­ро­ван­ный — без душев­но­сти, глубины чувств и пережи­ва­ний. При выклю­чен­ном же левом полу­ша­рии все вос­при­ни­ма­ется в мрачном свете, речь пол­но­стью отсут­ствует, воз­можны только отдель­ные звуки... Правда, облег­ча­ется рас­по­зна­ва­ние музы­каль­ных сиг­на­лов.

Но такие крайно­сти, как правило, уже патоло­гия. Более того, у каждого тре­тьего чело­века вообще нет пре­о­б­ла­да­ния одного из полу­ша­рий. У осталь­ных людей можно гово­рить лишь об отно­си­тельно большей фун­к­ци­о­наль­ной актив­но­сти того или иного полу­ша­рия. Поэтому и деление людей на лево­по­лу­шар­ных и пра­во­по­лу­шар­ных в извест­ной мере упро­щает реаль­ность. Но это упро­ще­ние многое в чело­ве­че­ской лич­но­сти и пове­де­нии поз­во­ляет увидеть яснее.

Среди «левых» (будем помнить, что мы здесь дали этому слову свой смысл) много инже­не­ров, мате­ма­ти­ков, фило­со­фов, лин­гви­стов, пред­стави­те­лей тео­рети­че­ских дис­ци­плин. Нередко они под­чер­к­нуто раци­о­нальны и рас­су­дочны. Много и охотно пишут, сво­бодно запо­ми­нают длинные тексты, владеют ино­стран­ными языками, речь их грам­ма­ти­че­ски правильна. Харак­терны зао­стрен­ное чувство долга, ответ­ствен­но­сти, прин­ци­пи­аль­но­сти, вну­трен­ний харак­тер пере­ра­ботки эмоций. Лево­по­лу­шар­ные под­чер­к­нуто после­до­ва­тельны в действиях и поступ­ках, хорошо про­гно­зи­руют будущее, кри­тичны, склонны к язви­тель­ной иронии и сатире. И адми­ни­стра­тив­ные долж­но­сти зани­мают чаще, но им порой не хватает гиб­ко­сти, непо­сред­ствен­но­сти и спон­тан­но­сти в выра­же­нии чувств. Они пред­по­читают действо­вать по заранее соста­в­лен­ным схемам, планам, тра­фа­ретам, с трудом пере­стра­и­вают свои отно­ше­ния с людьми: им нелегко при­но­ро­виться к неис­чер­па­е­мому раз­но­об­ра­зию чело­ве­че­ских харак­те­ров и «нера­зум­но­сти» иных поступ­ков окру­жа­ю­щих. Нет­рудно увидеть во всех этих харак­те­ри­сти­ках сла­га­е­мые лич­но­сти «тех­но­кра­ти­че­ского чело­века».

Суще­ствуют и кли­ни­че­ские, то есть болез­ненно изме­нен­ные (пси­хо­па­ти­че­ские), вари­анты одно­сто­рон­ней лево­по­лу­шар­но­сти. Это так назы­ва­е­мые пси­ха­сте­ники и шизоиды.

Пси­ха­сте­ния — это тре­вожно-мни­тель­ный склад харак­тера, когда пре­о­б­ла­дают сугубо рас­су­доч­ные формы мыш­ле­ния, посто­янны сомне­ния в правиль­но­сти своих действий, тре­вожно интер­прети­ру­ются про­ис­хо­дя­щие события. По выра­же­нию ака­демика И. П. Павлова, таким людям свойственна «посто­ян­ная умствен­ная жвачка», пережи­ва­ние и «пере­же­вы­ва­ние» соб­ствен­ных и чужих слов, реакций, поступ­ков. Как правило, интел­лект у пси­ха­сте­ни­ков высок; но часто они не могут реали­зо­вать его воз­мож­но­сти из-за неот­ступно пре­сле­ду­ю­щего чувства неу­ве­рен­но­сти, нере­ши­тель­но­сти, затруд­не­ний в кон­так­тах с окру­жа­ю­щими, «копания» в себе и «само­ед­ства», гипер­тро­фи­ро­ван­ного чувства вины — вплоть до само­у­ни­чи­же­ния. Вместе с тем это очень сло­во­о­хот­ли­вые люди, осо­бенно в кругу зна­ко­мых, которых они могут «заго­во­рить до смерти».

У шизо­и­дов раци­о­наль­ная сторона интел­лекта еще более гипер­тро­фи­ро­вана. Они по-своему очень чув­стви­тельны, но эта чув­стви­тель­ность — «в себе» и «для себя». По отно­ше­нию же к окру­жа­ю­щим они эмо­ци­о­нально холодны и рас­чет­ливы, крайне недо­вер­чивы и некон­так­тны. Это люди «не от мира сего», часто фана­ти­че­ски пре­дан­ные какой-либо отвле­чен­ной идее, под­вер­жен­ные раз­лич­ного рода чуда­че­ствам либо захва­чен­ные стран­ными, нео­быч­ными увле­че­ни­ями и хобби.

А каковы пра­во­по­лу­шар­ные, среди которых много худож­ни­ков, арти­стов, музы­кан­тов, масте­ров на все руки и экс­тра­сен­сов? Речь их эмо­ци­о­нальна, экс­прес­сивна, богата инто­на­ци­ями, сопро­во­жда­ется жести­ку­ля­цией. В ней нет особой «выстро­ен­но­сти», воз­можны запинки, сбив­чи­вость, лишние слова и звуки, «про­гла­ты­ва­ние» окон­ча­ний. В начале обу­че­ния чтению и письму они могут писать или читать «нао­бо­рот» (справа налево, зер­кально), про­пус­кать буквы, не закан­чи­вать слова, осо­бенно в состо­я­нии утом­ле­ния. Им «удобнее» дик­то­вать текст, чем писать, в то время как лево­по­лу­шар­ным легче писать, чем дик­то­вать. Как правило, пра­во­по­лу­шар­ные — целост­ные натуры, открыты и непо­сред­ственны в выра­же­нии чувств, наивны, довер­чивы и вну­ша­емы, спо­собны тонко чув­ство­вать и пережи­вать, легко огор­чаться и плакать, как, впрочем, и при­хо­дить в состо­я­ние гнева и ярости. Часто действуют по настро­е­нию, по «велению сердца», и пого­ворка: «Семь раз отмерь — один раз отрежь» — явно не про них. В целом они общи­тельны, кон­так­тны, склонны учи­ты­вать в большей степени действие при­род­ных, а не тех­ни­че­ских, искус­ствен­ных фак­то­ров.

Но не стоит думать, что все изо­б­рета­тели, иссле­до­ва­тели, выда­ю­щи­еся ученые — исклю­чи­тельно «левые», а «правым» здесь нечего и делать. Как известно, гени­аль­ный Эйн­штейн в воз­ра­сте четырех лет еще не умел гово­рить, в школе обна­ру­жи­вал неваж­ные спо­соб­но­сти по мате­ма­тике и физике. Пони­мать это нужно так, что он не вос­при­ни­мал фор­маль­ного, дидак­ти­че­ски-начет­ни­че­ского изло­же­ния мате­ри­ала, где все было раз­ло­жено по полоч­кам, схе­ма­ти­зи­ро­вано и не было места вооб­ра­же­нию. Зато потом он создал теорию отно­си­тель­но­сти — всплеск гени­аль­но­сти, особого, нет­ра­ди­ци­он­ного видения мира и его законов. И в жизни он не был «застег­нут на все пуго­вицы», слыл большим шут­ни­ком, оде­вался как худож­ник, играл на скрипке, вел себя крайне непри­ну­жденно, широко поль­зо­вался жестами и рисун­ками для выра­же­ния своих мыслей. И (да будет поз­во­лена такая подроб­ность!) при вскры­тии его правое полу­ша­рие ока­за­лось зна­чи­тельно больше левого.

Еще один, может быть даже более уди­ви­тель­ный, пример дает жизнь нашего совре­мен­ника, выда­ю­ще­гося английского физика Стивена Хокинга. Будучи глу­бо­ким инвали­дом (ами­о­тро­фи­че­ский склероз с полной обез­дви­жен­но­стью и потерей речи), он выну­жден поль­зо­ваться мото­ри­зо­ван­ной коляс­кой с про­грам­м­ным упра­в­ле­нием и элек­трон­ным син­те­за­то­ром для вос­про­из­вод­ства речи и общения на дисплее. И в таком состо­я­нии он делает одно выда­ю­ще­еся откры­тие за другим. Всех уди­в­ляет его уни­каль­ная спо­соб­ность пости­гать слож­нейшие физико-мате­ма­ти­че­ские сущ­но­сти без выпи­сы­ва­ния длинных урав­не­ний. Он действует инту­и­тивно, методом оза­ре­ния (инсайта), решая слож­нейшие, недо­ступ­ные «прямой логике» задачи. Это — пример твор­че­ской, спон­тан­ной, под­со­зна­тель­ной дея­тель­но­сти, не свя­зан­ной какими-либо огра­ни­че­ни­ями и догмами, когда мысль, вооб­ра­же­ние и чувство не знают огра­ни­че­ния и через глу­бин­ные резервы психики про­ры­ва­ются к глу­бин­ным тайнам природы. Несмо­тря на всю тра­гич­ность своего физи­че­ского состо­я­ния, Стивен Хокинг оста­ется веселым и жиз­не­ра­дост­ным чело­ве­ком, объез­дил весь мир, неод­но­кратно был в нашей стране. И в одной из поездок даже удивил всех, выде­лы­вая на своей коляске немы­сли­мые на под рок-музыку, которую любит.

Даже среди ком­по­зи­то­ров-клас­си­ков, как пока­зали спе­ци­аль­ные иссле­до­ва­ния музы­ко­ве­дов, есть пра­во­по­лу­шар­ные и лево­по­лу­шар­ные, несмо­тря на то что «музы­каль­ный центр» рас­поло­жен пре­и­му­ще­ственно в правом полу­ша­рии. К пра­во­по­лу­шар­ным есть осно­ва­ния отнести Вагнера, Дебюсси, Скря­бина, Чайков­ского, Шопена, Шумана, а к лево­по­лу­шар­ным — Баха, Генделя, Мен­дель­сона, Про­ко­фьева, Стравин­ского, Шоста­ко­вича.

О «крайно­стях» лево­по­лу­шар­но­сти мы уже гово­рили. А что у «правых»? Здесь крайно­сти про­я­вятся в людях с так назы­ва­е­мым неу­стой­чиво-воз­бу­ди­мым и исте­ри­че­ским харак­те­ром.

Неу­стой­чиво-воз­бу­ди­мые всецело нахо­дятся под вли­я­нием сию­ми­нут­ных чувств, вле­че­ний, настро­е­ний. Они мгно­венно вспы­хи­вают, зажи­га­ются какой-либо идеей — и тут же осты­вают; легко дают обе­ща­ния и еще легче забы­вают о них. «Лег­кость в мыслях нео­бык­но­вен­ная» делает их малос­по­соб­ными к надеж­ной при­вя­зан­но­сти, устой­чи­вым жиз­нен­ным планам, прочной дружбе. Они импуль­сивны и раз­бро­санны, легко под­па­дают под влияние более сильных, волевых, нередко патоло­ги­че­ских лич­но­стей, склонны без конца дра­ма­ти­зи­ро­вать про­ис­хо­дя­щие события, являться пере­дат­чи­ком всякого рода слухов и домы­слов. Их инфан­тиль­ность, непри­с­по­со­б­лен­ность к жизни, пси­хи­че­ская неу­стой­чи­вость и воз­бу­ди­мость явля­ются пита­тель­ной почвой для раз­лич­ного рода ано­маль­ных при­стра­стий (сек­су­аль­ной нераз­бор­чи­во­сти и рас­тор­мо­жен­но­сти, алко­го­лизма и нар­ко­ма­нии). «Фигаро здесь, Фигаро там», — говорят обычно о таких людях, отражая их сколь­же­ние по жизни, отсут­ствие глу­бо­ких нрав­ствен­ных устоев, поверх­ност­ность и проти­во­ре­чи­вость.

Другой «откло­ня­ю­щийся» пра­во­по­лу­шар­ный тип пове­де­ния — истерия. Исте­ри­че­ской лич­но­сти также свойственны под­чер­к­ну­тая эмо­ци­о­наль­ность, быстрые сдвиги настро­е­ния, склон­ность дра­ма­ти­зи­ро­вать события, «нагнетать обста­новку», равно как и претен­ци­оз­ность, неу­ем­ная жажда славы, желание во что бы то ни стало обра­тить на себя вни­ма­ние, добиться любой ценой при­зна­ния, вос­хи­ще­ния, пре­кло­не­ния окру­жа­ю­щих. Исте­рики эго­и­стичны и капризны, они всегда больше хотят, чем могут. Но это не мешает им быть повы­шен­ного мнения о своих воз­мож­но­стях и спо­соб­но­стях. Обычны вычур­ность, жеман­ство, демон­стра­тив­ность, теа­т­раль­ность пове­де­ния, склон­ность к пусто­по­рож­ней патетике, громким словам и кра­си­вым, но бес­поч­вен­ным обе­ща­ниям. В этом про­я­в­ля­ется «игра на публику», двойствен­ный, фаль­ши­вый харак­тер чувств и помы­слов. Да ведь исте­рики и верят в свои помыслы: часто живут в вооб­ра­жа­е­мом, вымыш­лен­ном мире, напол­нен­ном мечтами, грезами о любви, все­об­щем пре­кло­не­нии и всемир­ной славе. В жизни же это зача­стую довольно-таки ковар­ные и завист­ли­вые люди, склон­ные ко лжи (искрен­ней!) и лице­действу, испы­ты­ва­ю­щие черную зависть к успехам других и зло­рад­ство по поводу их неудач. В обра­ще­нии со слабыми и без­за­щит­ными они дес­потичны; зато при малейшем ущем­ле­нии их весьма одно­сто­ронне пони­ма­е­мых прав и при­тя­за­ний всегда готовы играть роль нес­правед­ливо оби­жен­ного, муче­ника или мнимого боль­ного. И мастер­ски (ибо опять-таки искренне) разы­гры­вают сцены безыс­ход­ного горя, отча­я­ния, само­у­бийства или восторга, пре­кло­не­ния, любви. Вся жизнь для них — театр, где они — главные герои, обла­да­ю­щие часто экс­тра­ва­ган­т­ными, таин­ствен­ными, исклю­чи­тель­ными спо­соб­но­стями вроде биополя, маг­нетизма, оккуль­тизма, умения читать мысли на рас­сто­я­нии и т. д. Фак­ти­че­ски же это служит сред­ством при­вле­че­ния к себе вни­ма­ния и под­чер­ки­ва­ния своей нео­быч­но­сти. Они некри­тичны, склонны вытес­нять, не допус­кать в созна­ние непри­ят­ные для них чувства и пережи­ва­ния и одно­вре­менно обви­нять других в том, в чем реально вино­ваты сами.

А теперь совер­шим краткий исто­ри­че­ский экскурс и посмо­трим, что нам известно об эво­лю­ции меж­по­лу­шар­ных отно­ше­ний.

В пер­во­быт­ном обще­стве, если судить по нас­каль­ным рисун­кам, левая рука чело­века была ведущей — пре­о­б­ла­дала актив­ность правого полу­ша­рия. И сейчас в неко­то­рых районах Африки около поло­вины насе­ле­ния пред­по­читает поль­зо­ваться левой рукой. Это и понятно: ведь для охот­ника или пастуха именно правое полу­ша­рие ока­зы­ва­ется главным помощ­ни­ком, ибо руко­во­дит прак­ти­че­ской сто­ро­ной дея­тель­но­сти. Именно оно обес­пе­чи­вает быстроту реакций, лег­кость при­с­по­со­б­ле­ния к посто­янно меня­ю­щейся действи­тель­но­сти. По мере услож­не­ния жизни чело­века, раз­ви­тия абстрак­т­ного мыш­ле­ния, печат­ного слова, техники все большую актив­ность стало при­об­ретать левое полу­ша­рие; видимо, вот так мы и стали поне­многу прав­шами. Можно сказать даже (с извест­ной дозой услов­но­сти, конечно), что именно левое полу­ша­рие облег­чает под­ра­с­та­ю­щему чело­веку быстрое вхо­жде­ние в совре­мен­ный мир — мир техники и логики. И может быть, те, у кого именно левое полу­ша­рие осо­бенно про­дви­нуто в своем раз­ви­тии, склонны к тех­но­кра­ти­че­скому харак­теру мыш­ле­ния. У «правых» же сохра­ня­ется более актив­ная связь с окру­жа­ю­щей при­род­ной средой. Они и ста­но­вятся защит­ни­ками окру­жа­ю­щей среды и сто­рон­ни­ками более непо­сред­ствен­ных, эмо­ци­о­наль­ных отно­ше­ний между людьми. Вспо­мним: несколько десяти­летий назад один из круп­нейших пси­хи­а­тров и пси­холо­гов К. Юнг писал, что евро­пеец, с его пре­о­б­ла­да­нием раци­о­наль­но­сти, находит чуждыми себе многие про­я­в­ле­ния гума­низма. Он гор­дится этим, не понимая, что его раци­о­нализм растет за счет обед­не­ния чувств и осла­б­ле­ния их интен­сив­но­сти.

При рожде­нии у чело­века оба полу­ша­рия фун­к­ци­о­нально оди­на­ковы. Диф­фе­рен­ци­а­ция их ста­но­вится отчасти замет­ной к концу первого года жизни, когда ребенок про­из­но­сит первые слова — одно из полу­ша­рий начи­нает «леветь». Но еще в течение несколь­ких лет речь доста­точно активно опи­ра­ется и на струк­туру правого полу­ша­рия. Этим меж­по­лу­шар­ным сотруд­ни­че­ством и объ­яс­ня­ется лег­кость, с какой малый ребенок запо­ми­нает длинные сти­хо­т­во­ре­ния, удивляя всех своими «выда­ю­щимися спо­соб­но­стями».

Сле­ду­ю­щим толчком к акти­ви­за­ции левого полу­ша­рия, или, точнее, ее выра­же­нием, будет поя­в­ле­ние у ребенка чувства «я», осо­зна­ние себя. В это же время, в два года, мак­си­мально выра­жено упрям­ство. В извест­ной степени оно и явля­ется след­ствием акти­ви­за­ции работы левого полу­ша­рия и вре­мен­ного «оттес­не­ния» правого. Это воп­ло­щено, с одной стороны, в нега­ти­визме (ведь нега­ти­визм — своего рода пер­во­ро­сток кри­тич­но­сти, а она отно­сится к «ведом­ству» левого полу­ша­рия), а с другой — в неко­то­ром замед­ле­нии вос­при­ятия и пере­ра­ботки посту­па­ю­щей извне инфор­ма­ции (функция правого полу­ша­рия). В итоге мы вре­ме­нами видим мед­ли­тель­ность, «копание» на одном месте и отри­ца­тель­ное отно­ше­ние ко всему, что не сов­па­дает с только еще воз­ни­ка­ю­щим пред­ста­в­ле­нием о себе, осо­зна­нием «я». Поскольку у маль­чи­ков процесс раз­де­ле­ния функций идет срав­ни­тельно быстрее, чем у девочек, то и упрям­ство у них в этом воз­ра­сте замет­нее.

Что из этого следует? А то, что два года — самое непод­хо­дя­щее время для борьбы с упрям­ством детей, их раз­ви­ва­ю­щимся чув­ством «я»: ведь здесь упрям­ство имеет не только пси­холо­ги­че­ские, но и, как мы видим, физи­оло­ги­че­ские корни. Самое лучшее — набраться тер­пе­ния, с ува­же­нием отно­ситься к сво­е­во­лию детей, сво­е­об­ра­зию их фор­ми­ру­ю­ще­гося чувства «я». Одно­вре­менно необ­хо­димо пре­до­ста­в­лять больше воз­мож­но­стей для эмо­ци­о­наль­ной и дви­га­тель­ной раз­рядки нега­тив­ных чувств в играх детей, что пре­дот­вра­тит даль­нейшее, уже искус­ственно вызван­ное, тор­мо­же­ние актив­но­сти веду­щего в этом воз­ра­сте правого полу­ша­рия. Тогда не будет лишнего повода для кон­флик­т­ных отно­ше­ний с детьми.

Обу­че­ние детей прави­лам пове­де­ния, усво­е­ние ими навыков гигиены и кон­троля, само­сто­я­тель­ного обслу­жи­ва­ния — другой путь раз­ви­тия меж­по­лу­шар­ной диф­фе­рен­ци­а­ции мозга. Здесь опасно как отста­ва­ние, так и (осо­бенно!) чрез­мер­ное уско­ре­ние темпа воз­действия. При отста­ва­нии мы встретимся с инфан­ти­лиз­мом, а при чрез­мер­ном нагнета­нии вос­пита­тель­ных усилий есть риск сделать упрям­ство хро­ни­че­ским.

В после­ду­ю­щие годы нара­с­та­ние актив­но­сти левого полу­ша­рия про­ис­хо­дит вместе с поя­в­ле­нием сложных понятий, раз­ви­тием абстрак­т­ного мыш­ле­ния, умением считать и писать. Здесь опять впереди — маль­чики; уже к шести годам левое полу­ша­рие у них может быть более актив­ным, чем у девочек. Поэтому-то неко­то­рые маль­чики и начи­нают само­сто­я­тельно читать уже в четыре-пять лет. Девочки же до три­на­дцати лет сохра­няют опре­де­лен­ную пла­стич­ность мозга, экви­ва­лен­т­ность его половин.

Встре­ча­ются случаи, с кото­рыми чаще всего при­хо­дится иметь дело нам, пси­хо­не­в­роло­гам, когда у повы­шенно эмо­ци­о­наль­ных, впе­чат­ли­тель­ных и худо­же­ственно ода­рен­ных маль­чи­ков диф­фе­рен­ци­а­ция мозга идет по такому же пути, как и у девочек. У них дольше сохра­ня­ется пра­во­по­лу­шар­ная спе­ци­али­за­ция мозга: и здесь любое чрез­мер­ное дав­ле­ние роди­те­лей при раннем обу­че­нии чтению и письму может при­ве­сти к пере­на­пря­же­нию еще не окреп­шего и тем более не доми­ни­ру­ю­щего левого полу­ша­рия. Его утом­ле­ние, в свою очередь, еще больше затруд­нит усво­е­ние правил грам­ма­тики, письма, чтения, таблицы умно­же­ния и тех мате­ма­ти­че­ских понятий, которые связаны с при­су­щими левому полу­ша­рию фун­к­ци­ями. Но все это, так сказать, пре­ду­пре­жде­ние. А пока, до школы, осо­бенно недо­пу­стимо раннее (тем более насиль­ствен­ное!) обу­че­ние тех детей, которые имели задер­жку в раз­ви­тии речи в первые годы жизни или сейчас не выго­ва­ри­вают отчет­ливо ряд звуков. Это озна­чает, что у них, как и у боль­шин­ства тех, кто поль­зо­вался левой рукой, по-преж­нему доми­ни­рует правое, нере­че­вое, полу­ша­рие. А роди­тели, если они не хотят воз­ник­но­ве­ния заи­ка­ния и невроза у детей, должны повре­ме­нить со своими тре­бо­ва­ни­ями. Да и когда дойдет дело до школы, не ругать и не нака­зы­вать детей, что они «не так пишут», «не так читают и считают». От этого дети зани­маться лучше не будут, зато опас­ность невроза станет намного реаль­нее.

Не тре­бо­вать нужно, а помо­гать, хвалить — пусть даже и за неболь­шие успехи (которые непре­менно поя­вятся при береж­ном нашем отно­ше­нии). Нужно не под­да­ваться и дав­ле­нию неко­то­рых не в меру ретивых (лево­по­лу­шарно ори­ен­ти­ро­ван­ных) учи­те­лей, которые требуют от роди­те­лей нажать, «принять неза­мед­ли­тель­ные меры». Что нам дороже, наконец? Все-таки пси­хи­че­ское здо­ро­вье детей, школь­ные резуль­таты которых (даже при пра­во­по­лу­шар­ной напра­в­лен­но­сти) непре­менно выпра­вятся, если, конечно, мы не доведем дело до той стадии, когда «загнан­ная лошадь больше не тянет». И зачем же множить число детей-нев­роти­ков?! Их и так более чем доста­точно; это мы видим уже к концу первого — началу второго класса. Здо­ро­вье детей — в наших руках: это не мета­фора, а реаль­ность, воо­ду­ше­в­ля­ю­щая или гро­зя­щая, в зави­си­мо­сти от того, как мы будем вести себя с детьми.

Еще одна про­блема — время начала обу­че­ния. Сейчас прак­ти­ку­ется обу­че­ние с шести лет. Однако и у шести­леток оно зача­стую стра­дает излиш­ней декла­ра­тив­но­стью, сухо­стью, фор­мализ­мом, скорее отби­вает у детей охоту мыслить, чем при­у­чает к этому. Такой «лево­по­лу­шар­ный» харак­тер обу­че­ния не дает воз­мож­но­сти про­я­виться твор­че­ским, инту­и­тив­ным началам детей, пости­же­нию знаний через интерес, увле­че­ние, само­сто­я­тель­ный поиск решений. Почему учителя-нова­торы дости­гают больших успехов в обу­че­нии всех детей? Да потому, что они исполь­зуют как раз способы и методы, опи­ра­ю­щи­еся на большую нагляд­ность, образ­ность, эмо­ци­о­наль­ность в подаче мате­ри­ала, при­у­чают питом­цев к его само­сто­я­тель­ному усво­е­нию, не зло­у­по­тре­б­ляют оцен­ками, а то и вообще обхо­дятся без них, и вся­че­ски поощряют за достиг­ну­тые успехи. Нет­рудно увидеть во всем этом воз­ра­с­та­ние «пра­во­по­лу­шар­ного» воз­действия педа­гога, учи­ты­ва­ю­щего осо­бен­но­сти раз­лич­ных детей и тем самым — не на словах, а на деле — их инди­ви­ду­аль­ность.

Вер­немся в семью. В какой-то мере есте­ствен­ные для пра­во­по­лу­шар­ных детей затруд­не­ния при изу­че­нии рус­ского языка и мате­ма­тики в первых классах школы не умень­ша­ются, а нара­с­тают, если с ними пыта­ются бороться уси­ле­нием дав­ле­ния, жестким кон­тро­лем за уроками, непре­мен­ными тре­бо­ва­ни­ями «все делать без помарок и ошибок». В ответ поя­в­ля­ются повы­шен­ная утом­ля­е­мость, отвле­ка­е­мость и забыв­чи­вость — как резуль­тат пере­воз­бу­жде­ния, пере­грузки левого полу­ша­рия. И вместе с тем заметны раз­дра­жи­тель­ность, непо­сед­ли­вость, бес­по­койство, сни­жен­ный фон настро­е­ния — как след­ствие недо­ста­точ­ной актив­но­сти (тор­мо­же­ния) веду­щего, правого полу­ша­рия. Часто подоб­ные нару­ше­ния пред­ста­в­лены кар­ти­ной невра­сте­нии — наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ного невроза. Да и у взро­с­лых невра­сте­ния — след­ствие одно­сто­рон­него пере­на­пря­же­ния мысли­тель­ных про­цес­сов при отсут­ствии физи­оло­ги­че­ски необ­хо­ди­мой эмо­ци­о­наль­ной раз­рядки, недо­статка поло­жи­тель­ных и пере­из­бытка отри­ца­тель­ных чувств.

Помочь детям, больным невра­сте­нией, роди­тели могут, если умень­шат интел­лек­ту­аль­ную пере­грузку левого полу­ша­рия (в том числе свою тре­бо­ва­тель­ность, посе­ще­ние второй школы) и вместе с тем эмо­ци­о­нально акти­ви­зи­руют работу веду­щего, но при­тор­мо­жен­ного правого полу­ша­рия. Всем этим как раз и будет посте­пенно вос­ста­но­в­лен нор­маль­ный физи­оло­ги­че­ский баланс в работе голов­ного мозга.

Такая же тактика эффек­тивна и при неврозе навяз­чи­вых состо­я­ний, когда поя­в­ля­ются неот­ступ­ные, при­хо­дя­щие помимо воли мысли и действия. Прямая борьба с ними без­успешна, как и все попытки по совету врача «взять себя в руки». Забо­ле­вают нев­ро­зом навяз­чи­вых состо­я­ний дети после пяти лет, школь­ники — чаще, пре­и­му­ще­ственно под­ростки. У пяти­лет­них невроз выра­жа­ется навяз­чи­выми опа­се­ни­ями и стра­хами «не успеть» (бес­ко­неч­ные вопросы: «А мы не опо­з­даем»?), остаться одному, забо­леть, зара­зиться (что выра­жа­ется навяз­чи­вым стрем­ле­нием часто мыть или нюхать руки, избе­гать «зара­жен­ной» пищи и т. д.). У детей, склон­ных к поя­в­ле­нию навяз­чи­во­стей, можно усмо­треть начиная с этого воз­ра­ста пре­о­б­ла­да­ние лево­по­лу­шар­ной актив­но­сти, с харак­тер­ными для нее кри­тич­но­стью и высоким уровнем абстрак­т­ного мыш­ле­ния. Но нужно учи­ты­вать, что есть еще и допол­ни­тельно вли­я­ю­щие обсто­я­тель­ства: дома у этих детей зача­стую напря­жен­ная обста­новка, отсут­ствует жиз­не­ра­дост­ная атмо­сфера, идут бес­ко­неч­ные раз­го­воры о болез­нях, взро­с­лые тре­вожны либо мни­тельны.

В младшем школь­ном воз­ра­сте могут воз­ни­кать навяз­чи­вые опа­се­ния сделать что-либо не так, как нужно, как следует. Сомне­ния в правиль­но­сти своих действий озна­чают неу­ве­рен­ность в себе, отсут­ствие един­ства «я» и вместе с тем болез­ненно зао­стрен­ное чувство долга, обя­зан­но­сти, ответ­ствен­но­сти. Зача­стую такая чрез­мер­ность под­дер­жи­ва­ется навя­зы­ва­нием мнений, пси­холо­ги­че­ским вну­ше­нием, дав­ле­нием роди­те­лей, обла­да­ю­щих такой же гипер­со­ци­аль­ной напра­в­лен­но­стью лич­но­сти. Здесь и роди­те­лям, и детям присущ мак­си­мализм — стрем­ле­ние достичь во что бы то ни стало «потолка» будь то отлич­ные успехи в учебе, музыке, шах­ма­тах или отлич­ное пове­де­ние. Это вызы­вает у детей (как, впрочем, и у взро­с­лых) посто­ян­ное пере­на­пря­же­ние нервно-пси­хи­че­ских сил, состо­я­ние хро­ни­че­ского интел­лек­ту­аль­ного стресса — запре­дель­ный режим работы левого полу­ша­рия. Про­я­в­ля­ется это в посте­пенно нара­с­та­ю­щем чувстве умствен­ной уста­ло­сти, отвле­ка­е­мо­сти вни­ма­ния, голов­ных болях (или тяжести в голове). Про­ис­хо­дя­щая одно­вре­менно под вли­я­нием сильных вол­не­ний и пережи­ва­ний пси­хи­че­ская трав­ма­тиза-ция неиз­бежно спо­соб­ствует воз­бу­жде­нию актив­но­сти правого полу­ша­рия и вре­мен­ному осла­б­ле­нию актив­но­сти левого. Но поскольку послед­нее и так дли­тель­ное время нахо­дится в состо­я­нии хро­ни­че­ской пере­грузки, то уже «не выдер­жи­вает», не обес­пе­чи­вает пол­но­цен­ной пере­ра­ботки посту­па­ю­щей из правого полу­ша­рия инфор­ма­ции. В резуль­тате она должна пов­то­ряться неод­но­кратно, как бы в виде толчков и сомне­ний, чтобы пробить себе дорогу и быть усво­ен­ной левым полу­ша­рием. В свою очередь, воз­бу­жден­ное эмо­ци­о­наль­ным стрес­сом правое полу­ша­рие гене­ри­рует страхи и тревоги, которые не могут быть «как поло­жено», кри­ти­че­ски, раци­о­нально «осмы­слены» левым, и так утом­лен­ным, полу­ша­рием. Вместе эти два запре­дель­ных режима работы полу­ша­рий и фор­ми­руют струк­туру навяз­чи­во­стей. В после­ду­ю­щем, когда смяг­ча­ются острые пережи­ва­ния и поя­в­ля­ются упорно дер­жа­щи­еся навяз­чи­вые мысли и опа­се­ния, можно гово­рить уже об ином режиме работы больших полу­ша­рий, а именно: о чрез­мер­ном воз­бу­жде­нии левого и тор­мо­же­нии правого. Тогда исче­зает спон­тан­ность, непо­сред­ствен­ность чувств, умение быстро схва­ты­вать ситу­а­цию, а вместо эмоций мы видим их сур­ро­гат — посто­ян­ное бес­по­койство и сомне­ния, тре­вож­ную мни­тель­ность. Подоб­ные явления могут быть осо­бенно выра­жены в под­рост­ко­вом воз­ра­сте. Под­ро­сток стра­дает от своей непо­хо­же­сти на других и одно­вре­менно — от неу­ве­рен­но­сти в себе, его тяготят посто­ян­ные опа­се­ния и сомне­ния, он не спо­со­бен радо­ваться, мучи­тельно ищет и не может найти себя. И все это «горе от ума» про­ис­хо­дит на фоне доста­точно хороших, если не отлич­ных, успехов в школе, но про­грес­си­ру­ю­щих неуспе­хов в общении со свер­ст­ни­ками.

Если же у детей с нев­ро­зами пре­о­б­ла­дает актив­ность правого полу­ша­рия, мы можем иметь дело с исте­ри­че­скими про­я­в­ле­ни­ями и нев­ро­зом страха. Бес­ко­неч­ные и острые вол­не­ния и страхи воз­бу­ждают правое, и так более актив­ное, полу­ша­рие, и тогда для ребенка любое событие ока­зы­ва­ется поводом для страха; да иначе и быть не может, когда он уже был пере­пол­нен тре­во­гами и мрач­ными пред­чув­стви­ями.

Нее­сте­ственно высокий уровень акти­ви­за­ции правого полу­ша­рия ока­зы­вает в той или иной мере тор­мо­зя­щее влияние на дея­тель­ность левого полу­ша­рия. В резуль­тате ребенок (да и взро­с­лый в ана­ло­гич­ной ситу­а­ции) не в силах найти правиль­ное решение, раци­о­наль­ный выход из соз­дав­ше­гося поло­же­ния — ведь кри­ти­че­ская спо­соб­ность аде­кватно оце­ни­вать свои действия и поступки и делать из них над­ле­жа­щие выводы осла­бе­вает. И чем больше будут давить На ребенка, чтобы «все понял», «все осознал», тем меньше он будет реально спо­со­бен к этому. Иначе подоб­ное дав­ле­ние и действо­вать не может — оно ведь как раз под­чер­ки­вает фун­к­ци­о­нально слабые места ребенка. Помощь же должна выра­жаться не в желез­ной логике, бес­пре­стан­ных нази­да­ниях и морали­зи­ро­ва­нии, а в своего рода пси­холо­ги­че­ской раз­грузке. Детям нужно отвле­че­ние от их нера­дост­ных дум, «вып­ле­с­ки­ва­ние» нако­пив­шихся чувств и пережи­ва­ний, нужны яркие впе­ча­т­ле­ния и увле­че­ния, поло­жи­тель­ные эмоции и возврат к чувству радости жизни. Это и есть путь к изле­че­нию детей, стра­да­ю­щих нев­ро­зом страха.

При исте­ри­че­ском неврозе нервное рас­стройство воз­ни­кает в резуль­тате неу­до­вле­тво­ре­ния эмо­ци­о­нально зна­чи­мых запро­сов ребенка в любви, при­зна­нии и пони­ма­нии близких или авто­ри­тет­ных для него лиц. И здесь физи­оло­ги­че­ское отра­же­ние невроза будет таким же, как и при неврозе страха, — дея­тель­ность веду­щего, правого полу­ша­рия будет чрез­мерно воз­бу­ждена, а левого — несколько затор­мо­жена. Выра­зится это частой раз­дра­жи­тель­но­стью, капри­зами, исте­ри­ками, бес­при­чин­ной обид­чи­во­стью. Этим крайне эмо­ци­о­наль­ным, впе­чат­ли­тель­ным и вместе с тем само­лю­би­вым детям также необ­хо­димо посто­ян­ное и добро­же­ла­тель­ное вни­ма­ние, под­дер­жка их поло­жи­тель­ных качеств и худо­же­ствен­ных задат­ков. Избе­гайте в общении с этими детьми (как, впрочем, и со всеми осталь­ными!) сухости, фор­мализма, педан­тизма. Только здесь — избе­гайте вдвойне, потому что сухость, нелас­ко­вость и недо­ве­рие ранят их в самое сердце. Одно­вре­менно нужно устра­нить кон­флик­т­ные ситу­а­ции в семей­ной жизни, сделать отно­ше­ния в доме более непо­сред­ствен­ными и откры­тыми, эмо­ци­о­нально насы­щен­ными и жиз­не­ра­дост­ными. Учи­ты­вайте сво­е­об­ра­зие детей, повы­шен­ную эмо­ци­о­наль­ность и худо­же­ствен­ную ода­рен­ность и не пытайтесь непре­менно «кол­лек­ти­ви­зи­ро­вать» их чувства и желания, при­с­по­со­бить к тре­бо­ва­ниям боль­шин­ства. Из-за этого зача­стую про­ис­хо­дит ниве­ли­ро­ва­ние, а то и потеря инди­ви­ду­аль­но­сти, детской само­быт­но­сти и таланта.

Итак, при всех нев­ро­зах мы встре­ча­емся с теми или иными нару­ше­ни­ями меж­по­лу­шар­ного вза­и­мо­действия. Сход­ного рода нару­ше­ния про­ис­хо­дят и при пси­хи­че­ской трав­ма­ти­за­ции — испуге, потря­се­нии, острых кон­флик­тах, огра­ни­че­нии жиз­ненно зна­чи­мых потреб­но­стей и т. п. Резко воз­ра­с­тает актив­ность правого полу­ша­рия, сопро­во­жда­е­мая нагнета­нием отри­ца­тель­ных эмоций, бес­по­койства, страхов. Лавина аффекта на время пода­в­ляет спо­соб­ность левого полу­ша­рия к поиску логи­че­ских, раци­о­наль­ных решений. Вот почему и в данной ситу­а­ции не помо­гают призывы: «Возьми себя в руки»; «Как тебе не стыдно!», «Делай так, как тебе сказано» и т. п. Как пока­зали спе­ци­аль­ные иссле­до­ва­ния, даже после такого, не столь уж дра­ма­ти­че­ского, события, как экза­мены, у лево­по­лу­шар­ных сту­ден­тов (правшей) повы­ша­ется актив­ность правого полу­ша­рия. Здесь заметно влияние стресса, вол­не­ний, страха полу­чить плохую отметку. В свою очередь, у тех, кому по роду своей работы при­хо­дится много писать или считать, заметно воз­ра­с­тает актив­ность левого полу­ша­рия. Но поя­в­ля­ю­ще­еся время от времени состо­я­ние умствен­ного пре­сы­ще­ния создает потреб­ность в эмо­ци­о­наль­ной и спор­тив­ной раз­рядке, музыке, танцах, встре­чах с дру­зьями, то есть в пра­во­по­лу­шар­ной дея­тель­но­сти. А кто умеет сочетать оба вида дея­тель­но­сти, менее всего под­вер­жен нев­роти­че­ским рас­стройствам. При­ве­дем несколько наблю­де­ний.

Случай первый. Девочка (11 лет) посе­щает спе­ци­аль­ную язы­ко­вую школу. Живет в старом районе боль­шого города, где нет места для про­гу­лок и игр. К концу чет­верти устает, поя­в­ля­ются голов­ные боли. В это время она хочет чаще, чем обычно, ходить в кино и смо­треть детек­тивы. Роди­тели же больше заста­в­ляют ее читать серьезные книги. Воз­ни­ка­ю­щие трения смяг­ча­ются после каникул, но к концу чет­верти все пов­то­ря­ется. Анализ: у пра­во­по­лу­шар­ной девочки сра­ба­ты­вает защит­ный меха­низм «эмо­ци­о­наль­ного ожи­в­ле­ния» затор­мо­жен­ных в ходе напря­жен­ной учебы эмоций. Кино­фильмы дают ей необ­хо­ди­мый отдых, воз­мож­ность вып­лес­нуть свое бес­по­койство и другие непри­ят­ные чувства. А серьез­ное чтение, тре­бу­ю­щее посто­ян­ной работы мысли, вызы­вает лишь допол­ни­тель­ное напря­же­ние и так пере­гру­жен­ного левого полу­ша­рия.

Случай второй. Девочка (7 лет) быстро уста­вала, была крайне нев­ни­ма­тельна и мед­ли­тельна во время при­го­то­в­ле­ния уроков, испы­ты­вала мно­же­ство страхов, посто­янно вертела что-либо в руках. Пере­не­сла ряд пси­хи­че­ских потря­се­ний (ясли, боль­ница без матери, уда­ле­ние аде­но­и­дов). В школу пошла с жела­нием, но уже к концу второй чет­верти стали нара­с­тать ука­зан­ные явления. Ларчик откры­вался просто. Оба лево­по­лу­шарно ори­ен­ти­ро­ван­ные роди­тели-инже­неры кон­тро­ли­ро­вали каждую оценку: мать сидела рядом при выпол­не­нии уроков, при малейшей ошибке заста­в­ляла все пере­пи­сы­вать. Осо­бенно попа­дало девочке за невы­со­кие (с точки зрения роди­те­лей!) успехи по мате­ма­тике. Чем больше было дав­ле­ние взро­с­лых, тем чаще девочка про­пус­кала буквы, не могла быстро считать и запо­ми­нать текст, отвле­ка­лась на занятиях и вертела что-либо в руках. Анализ: зао­стрен­ная в резуль­тате предше­ству­ю­щей пси­хи­че­ской трав­ма­ти­за­ции и отчасти затор­мо­жен­ная в насто­я­щем актив­ность правого, веду­щего, полу­ша­рия всту­пила в проти­во­ре­чие с интен­сив­ными, мак­си­малист­ски запре­дель­ными («лево­по­лу­шар­ными») тре­бо­ва­ни­ями роди­те­лей. Воз­ни­кла своего рода «сшибка», при­ведшая к быстрой пере­грузке левого полу­ша­рия, что выра­зи­лось в отвле­ка­е­мо­сти, нев­ни­ма­тель­но­сти, то есть своего рода защит­ной реакции. Только после той или иной вре­мен­ной пере­дышки левое полу­ша­рие может доста­точно активно пере­ра­ба­ты­вать инфор­ма­цию, посту­па­ю­щую из правого. Таким образом, ругать за нев­ни­ма­тель­ность, в лучшем случае, бес­по­лезно, гораздо эффек­тив­нее — умень­шить чрез­мер­ный объем тре­бо­ва­ний.

Случай третий. Мальчик (7 лет) был уже с первых лет жизни нервно осла­б­лен, часто болел. Когда ему испол­ни­лось три года, мать раз­ве­лась с отцом, который при­над­ле­жал к арти­сти­че­ской среде, часто менял место работы. Кон­фликты пре­кра­ти­лись, мать и отец заня­лись собой. А за вос­пита­ние дружно взялись пятеро про­жи­ва­ю­щих в семье взро­с­лых. Актив­ному от природы маль­чику не раз­ре­ша­лось играть, громко сме­яться, шуметь. Зато его усердно заста­в­ляли зани­маться английским языком и музыкой. Неу­ди­ви­тельно, что в детском саду и школе он пред­по­читал дружить с ребя­тами — нару­ши­те­лями дис­ци­плины. Ему нрави­лись их непо­сред­ствен­ность, свобода действий, умение идти на риск и само­сто­я­тельно пре­о­до­ле­вать пре­пят­ствия. В школу он пошел с шести лет и сразу был «замечен» молодой, но более чем прин­ци­пи­аль­ной учи­тель­ни­цей. Чем строже она действо­вала, тем он ста­но­вился непо­сед­ли­вее, подвиж­нее, не мог сосре­до­то­читься. В первом классе писал грязно, с ошибками, а по мате­ма­тике едва сводил концы с концами. Несколько раз убегал из дома, оправ­ды­ва­ясь потом поиском зна­ко­мых свер­ст­ни­ков. Так как поло­же­ние все ухудша­лось, а учи­тель­ница грозила оставить его в первом классе на второй год, мать обра­ти­лась к нам за помощью. Анализ: похожий на отца мальчик лишен общения с ним, так же, как заботы и любви матери. Роль роди­те­лей выпол­няют бабушка, дедушка и другие взро­с­лые. Они еще до школы пере­гру­зили инфор­ма­цией левое полу­ша­рие у пра­во­по­лу­шар­ного, худо­же­ственно ода­рен­ного маль­чика (хорошо лепит, рисует, имеет абсо­лют­ный слух). Пере­грузка ста­но­вится замет­нее в школе — отсюда и побеги. Побеги эти, можно сказать, есте­ственны: они дают вре­мен­ную раз­рядку нако­пив­ше­гося в левом полу­ша­рии напря­же­ния и «под­за­ря­жают» бло­ки­ро­ван­ную актив­ность правого полу­ша­рия.

Поток подоб­ных при­ме­ров может быть бес­ко­неч­ным. Сделаем общий для рас­смо­трен­ных случаев вывод: чтобы устра­нить искус­ственно вызван­ный дис­ба­ланс в работе больших полу­ша­рий мозга, надо умень­шить вос­пита­тель­ную пере­грузку, соот­не­сти стрем­ле­ние взро­с­лых при­у­чить ребенка к правиль­ному пове­де­нию с его воз­раст­ными воз­мож­но­стями. А одно­вре­менно — открыть широкую дорогу непо­сред­ствен­ной эмо­ци­о­наль­ной и игровой актив­но­сти детей. Тогда, подобно рекам, текущим своим есте­ствен­ным руслом, полу­ша­рия мозга начи­нают рабо­тать в наи­бо­лее опти­маль­ном для них режиме.