Страх основан на инстин­кте само­со­хра­не­ния, имеет защит­ный харак­тер и сопро­во­жда­ется опре­де­лен­ными физи­оло­ги­че­скими изме­не­ни­ями высшей нервной дея­тель­но­сти, что отра­жа­ется на частоте пульса и дыхания, пока­за­те­лях арте­ри­аль­ного дав­ле­ния, выде­ле­нии желу­доч­ного сока.

В самом общем виде эмоция страха воз­ни­кает в ответ на действие угро­жа­ю­щего стимула. Суще­ствуют две угрозы, имеющие уни­вер­саль­ный и одно­вре­менно фаталь­ный в своем исходе харак­тер. Это смерть и крах жиз­нен­ных цен­но­стей, проти­во­сто­я­щие таким понятиям, как жизнь, здо­ро­вье, само­утвер­жде­ние, личное и соци­аль­ное бла­го­по­лу­чие. Но и помимо крайних выра­же­ний страх всегда под­ра­зу­ме­вает пережи­ва­ние какой-либо реаль­ной или вооб­ра­жа­е­мой опас­но­сти.

Пони­ма­ние опас­но­сти, ее осо­зна­ние фор­ми­ру­ется в про­цессе жиз­нен­ного опыта и меж­лич­ност­ных отно­ше­ний, когда неко­то­рые без­раз­лич­ные для ребенка раз­дра­жи­тели посте­пенно при­об­ретают харак­тер угро­жа­ю­щих воз­действий. Обычно в этих случаях говорят о поя­в­ле­нии трав­ми­ру­ю­щего опыта (испуг, боль, болезнь, кон­фликты, неудачи, пора­же­ния и т. д.).

Гораздо более рас­про­стра­нены так назы­ва­е­мые вну­шен­ные страхи. Их источ­ник — взро­с­лые, окру­жа­ю­щие ребенка (роди­тели, бабушки, вос­пита­тели детских учре­жде­ний и др.), которые непро­из­вольно зара­жают ребенка страхом, настой­чиво, под­чер­к­нуто эмо­ци­о­нально ука­зы­вая на наличие опас­но­сти. В резуль­тате ребенок реально вос­при­ни­мает только вторую часть фраз типа: «Не подходи — упадешь», «Не бери — обо­ж­жешься», «Не гладь — укусит», «Не откры­вай дверь — там чужой дядя», и т. д. Малень­кому ребенку пока еще не ясно, чем все это грозит, но он уже рас­по­знает сигнал тревоги, и, есте­ственно, у него воз­ни­кает реакция страха, как регу­ля­тор его пове­де­ния. Но если запу­ги­вать без нужды и края, так, на всякий случай, то дитятя пол­но­стью теряет спон­тан­ность в пове­де­нии и уве­рен­ность в себе. Тогда-то страхи и начи­нают раз­мно­жаться без каких-либо огра­ни­че­ний, а ребенок ста­но­вится все более напря­жен­ным, ско­ван­ным и осто­рож­ным.

К числу вну­шен­ных можно также отнести страхи, которые воз­ни­кают у чере­счур бес­по­койных роди­те­лей. Раз­го­воры при ребенке о смерти, несча­стьях и болез­нях, пожарах и убийствах помимо воли запе­ча­т­ле­ва­ются в его психике.

Все это дает осно­ва­ние гово­рить об условно-рефлек­тор­ном харак­тере вос­про­из­ве­де­ния страха, даже если ребенок пуга­ется (вздра­ги­вает) при вне­за­п­ном стуке или шуме, так как послед­ний когда-то сопро­во­ждался непри­ят­ным пережи­ва­нием. Подоб­ное сочета­ние оста­лось в памяти в виде опре­де­лен­ного эмо­ци­о­наль­ного следа и теперь непро­из­вольно ассо­ци­и­ру­ется с любым вне­за­п­ным зву­ко­вым воз­действием.

Так же часто, как термин «страх», встре­ча­ется термин «тревога». И в страхе, и в тревоге есть общий эмо­ци­о­наль­ный ком­по­нент в виде чувства вол­не­ния и бес­по­койства, то есть в обоих понятиях ото­б­ра­жено вос­при­ятие угрозы или отсут­ствие чувства безо­пас­но­сти. Апофеоз страха и тревоги — ужас.

Тревога — это пред­чув­ствие опас­но­сти, состо­я­ние бес­по­койства. Наи­бо­лее часто тревога про­я­в­ля­ется в ожи­да­нии какого-то события, которое трудно про­гно­зи­ро­вать и которое может угро­жать непри­ят­ными послед­стви­ями. Тревога в большей мере присуща людям с раз­ви­тым чув­ством соб­ствен­ного досто­ин­ства, ответ­ствен­но­сти, долга, сверх­чув­стви­тель­ным к своему поло­же­нию и при­зна­нию среди окру­жа­ю­щих. В связи с этим тревога высту­пает и как про­питан­ное бес­по­койством чувство ответ­ствен­но­сти за жизнь (и бла­го­по­лу­чие) как свою, так и близких людей.

Сле­до­ва­тельно, если страх — аффек­тив­ное (эмо­ци­о­нально зао­стрен­ное) отра­же­ние в созна­нии кон­крет­ной угрозы для жизни и бла­го­по­лу­чия чело­века, то тревога — это эмо­ци­о­нально зао­стрен­ное ощу­ще­ние пред­сто­я­щей угрозы.

Тревога, в отличие от страха, — не всегда отри­ца­тельно вос­при­ни­ма­е­мое чувство, она может про­я­виться и в виде радост­ного вол­не­ния, вол­ну­ю­щего ожи­да­ния. Чувство бес­по­койства в зави­си­мо­сти от пси­хи­че­ской струк­туры лич­но­сти ребенка, его жиз­нен­ного опыта, вза­и­мо­от­но­ше­ний с роди­те­лями и свер­ст­ни­ками может при­об­ретать зна­че­ние как тревоги, так и страха. Человек, нахо­дя­щийся в состо­я­нии безот­чет­ного, нео­пре­де­лен­ного бес­по­койства, ощущает тревогу, а человек, боя­щийся опре­де­лен­ных объек­тов или мыслей, испы­ты­вает страх.

В свою очередь, страх можно рас­сма­т­ри­вать как выра­же­ние тревоги в кон­крет­ной, объек­ти­ви­зи­ро­ван­ной форме, если пред­чув­ствия не про­пор­ци­о­нальны опас­но­сти и тревога при­ни­мает затяж­ное течение. В неко­то­рых случаях страх пред­ста­в­ляет собой сво­е­об­разный клапан для выхода лежащей под ним тревоги, подобно лаве, выте­ка­ю­щей из жерла вулкана. Если человек начи­нает бояться самого факта воз­ник­но­ве­ния страха (страх страха), то здесь налицо высокий, нередко запре­дель­ный уровень тревоги, поскольку он боится, а точнее, опа­са­ется всего того, что может даже кос­венно угро­жать его жизни и бла­го­по­лу­чию.

В самом общем виде страх условно делится на ситу­а­ци­он­ный и лич­ност­ный. Ситу­а­ци­он­ный страх воз­ни­кает в нео­быч­ной, крайне опасной или шоки­ру­ю­щей взро­с­лого чело­века или ребенка обста­новке: при сти­хий­ном бед­ствии, напа­де­нии собаки и т. д. Часто он поя­в­ля­ется в резуль­тате пси­хи­че­ского зара­же­ния паникой в группе людей, тре­вож­ных пред­чув­ствий со стороны членов семьи, тяжелых испы­та­ний, кон­флик­тов и жиз­нен­ных неудач.

Лич­ностно обу­сло­в­лен­ный страх пре­до­пре­де­лен харак­те­ром чело­века, напри­мер его повы­шен­ной мни­тель­но­стью, и спо­со­бен поя­в­ляться в новой обста­новке или при кон­так­тах с незна­ко­мыми людьми. Ситу­а­ци­онно и лич­ностно обу­сло­в­лен­ные страхи часто сме­ши­ва­ются и допол­няют друг друга.

Страх также бывает реаль­ный и вооб­ра­жа­е­мый, острый и хро­ни­че­ский. Реаль­ный и острый страхи пре­до­пре­де­лены ситу­а­цией, а вооб­ра­жа­е­мый и хро­ни­че­ский — осо­бен­но­стями лич­но­сти.

Страх и тревога как отно­си­тельно эпи­зо­ди­че­ские реакции имеют свои аналоги в форме более устой­чи­вых пси­хи­че­ских состо­я­ний: страх — в виде боязни, а тревога — в виде тре­вож­но­сти. Общей основой всех этих реакций и состо­я­ний явля­ется чувство бес­по­койства. Если страх и отчасти тревога — скорее, ситу­а­ци­онно обу­сло­в­лен­ные пси­хи­че­ские фено­мены, то боязнь и тре­вож­ность, нао­бо­рот, лич­ностно моти­ви­ро­ваны и, соот­вет­ственно, более устой­чивы.

Несмо­тря на то что страх — это интен­сивно выра­жа­е­мая эмоция, следует раз­ли­чать его обычный, есте­ствен­ный, или воз­раст­ной, и патоло­ги­че­ский уровни. Обычно страх крат­ко­вре­мен, обратим или сам исче­зает с воз­ра­с­том, не затра­ги­вает глубоко цен­ност­ные ори­ен­та­ции чело­века, суще­ственно не влияет на его харак­тер, пове­де­ние и вза­и­мо­от­но­ше­ния с окру­жа­ю­щими людьми. Более того, неко­то­рые формы страха имеют защит­ное зна­че­ние, поскольку поз­во­ляют избе­жать сопри­кос­но­ве­ния с объек­том страха.

На патоло­ги­че­ский страх ука­зы­вают его крайние, дра­ма­ти­че­ские формы выра­же­ния (ужас, эмо­ци­о­наль­ный шок, потря­се­ние) или затяж­ное, навяз­чи­вое, труд­но­обра­ти­мое течение, непро­из­воль­ность, то есть полное отсут­ствие кон­троля со стороны созна­ния, небла­го­при­ят­ное воз­действие на харак­тер, меж­лич­ност­ные отно­ше­ния и при­с­по­со­б­ле­ние чело­века к соци­аль­ной действи­тель­но­сти.

Как же про­я­в­ля­ется страх? Иногда выра­же­ния страха так оче­видны, что не нужда­ются в ком­мен­та­риях, напри­мер ужас, оце­пе­не­ние, рас­те­рян­ность, плач, бегство. О других страхах можно судить только по ряду кос­вен­ных при­зна­ков, таких, как стрем­ле­ние избе­гать посе­ще­ния ряда мест, раз­го­во­ров и книг на опре­де­лен­ную тему, сму­ще­ние и застен­чи­вость при общении.

Поскольку объе­ди­ня­ю­щим началом для страха и тревоги будет чувство бес­по­койства, то рас­смо­трим про­я­в­ле­ния послед­него.

При остром чувстве бес­по­койства человек теря­ется, не находит нужных слов для ответа, говорит нев­по­пад, нев­нят­ным, дро­жа­щим от вол­не­ния голосом и часто замол­кает совсем. Взгляд отсут­ству­ю­щий, выра­же­ние лица испу­ган­ное. Внутри все «опус­ка­ется», холо­деет, тело ста­но­вится тяжелым, ноги ватными, во рту пере­сы­хает, дыхание пере­хва­ты­вает, «сосет под ложеч­кой», щемит в области сердца, ладони ста­но­вятся влаж­ными, лицо блед­неет, и весь человек «обли­ва­ется холод­ным потом». Одно­вре­менно он совер­шает много лишних дви­же­ний, переми­на­ется с ноги на ногу, попра­в­ляет без конца одежду или ста­но­вится непо­движ­ным и ско­ван­ным. Пере­чи­с­лен­ные сим­п­томы острого бес­по­койства говорят о пере­на­пря­же­нии пси­хо­фи­зи­оло­ги­че­ских функций орга­низма.

При состо­я­ниях бес­по­койства (тре­вож­но­сти и боязни) страх пря­чется в раз­лич­ных темных зако­ул­ках психики, выжидая под­хо­дя­щего момента для про­я­в­ле­ния. В состо­я­нии бес­по­койства с пре­о­б­ла­да­нием тре­вож­но­сти отме­ча­ются дви­га­тель­ное воз­бу­жде­ние, непо­сле­до­ва­тель­ность в поступ­ках, нередко чрез­мер­ное любо­пыт­ство и стрем­ле­ние занять себя любой, даже ненуж­ной, дея­тель­но­стью. Харак­терна непе­ре­но­си­мость ожи­да­ния, которая выра­жа­ется спешкой и нетер­пе­нием. Темп речи ускорен, иногда в виде трудно упра­в­ля­е­мого потока слов. Типичны мно­го­слов­ность, излиш­няя обсто­я­тель­ность в разъ­яс­не­ниях, бес­пре­рыв­ные звонки, что создает види­мость заня­то­сти, ощу­ще­ние нуж­но­сти, устра­ня­ю­щие в ряде случаев страх оди­но­че­ства. Стрем­ле­ние все согла­со­вать, пре­ду­смо­треть напра­в­лено на пре­ду­пре­жде­ние самой воз­мож­но­сти поя­в­ле­ния какой-либо непри­ят­ной ситу­а­ции. В связи с этим новое отри­ца­ется, риск исклю­ча­ется, пове­де­ние при­об­ретает кон­сер­ва­тив­ный харак­тер, поскольку все новое вос­при­ни­ма­ется как неиз­вест­ное.

Для состо­я­ния бес­по­койства с пре­о­б­ла­да­нием боязни типичны мед­ли­тель­ность, ско­ван­ность и «топ­та­ние на одном месте». Речь невы­ра­зи­тельна, мыш­ле­ние инертно, на сердце «тяжесть», настро­е­ние вре­ме­нами мрачное и пода­в­лен­ное. В отличие от депрес­сии нет тоски, апатии, идей само­у­ни­чи­же­ния, мыслей о само­у­бийстве, сохра­ня­ется доста­точ­ная актив­ность в других, не затро­ну­тых страхом сферах жиз­не­де­я­тель­но­сти. Состо­я­ние боязни, таким образом, имеет изби­ра­тель­ный и дина­мич­ный харак­тер. Сле­до­ва­тельно, тре­вож­ность напо­ми­нает в чем-то про­я­в­ле­ния холе­ри­че­ского, а боязнь — флег­ма­ти­че­ского тем­пе­ра­мента. В ряде случаев дли­тельно действу­ю­щие аффекты тревоги и страха действи­тельно спо­собны зао­стрить крайние типы тем­пе­ра­мента.

При состо­я­ниях хро­ни­че­ского бес­по­койства и страха человек нахо­дится в напря­жен­ном ожи­да­нии, часто пуга­ется, редко улы­ба­ется, всегда серье­зен и оза­бо­чен. Он не может пол­но­стью рас­сла­бить мышцы, излишне устает, ему свойственны пре­хо­дя­щие голов­ные боли и спазмы в раз­лич­ных участ­ках тела. Несмо­тря на уста­лость, не удается сразу заснуть, так как мешают всякого рода навяз­чи­вые мысли, догадки, пред­чув­ствия. Сон бес­по­койный, часто бывают сно­го­во­ре­ния, шумное дыхание. Посто­янно пре­сле­дуют кош­мар­ные сно­ви­де­ния, в которых человек воюет, по суще­ству, сам с собой, со своим нео­со­зна­ва­е­мым «я». Харак­терны вне­за­п­ные про­бу­жде­ния с ясным созна­нием, обду­мы­ва­нием бес­по­ко­я­щих вопро­сов и нередко их реше­нием. Нет «чувства сна», а есть стрем­ле­ние как можно раньше про­с­нуться, при этом воз­ни­кают спешка, страх не успеть, и все начи­на­ется снова.

Общение у бес­по­койных и бояз­ли­вых людей ста­но­вится изби­ра­тель­ным, эмо­ци­о­нально неров­ным и, как правило, огра­ни­чи­ва­ется старым кругом при­вя­зан­но­стей. Затруд­ня­ются кон­такты с незна­ко­мыми людьми, трудно начать раз­го­вор, легко воз­ни­кают заме­ша­тель­ство и тор­мо­же­ние при вне­за­п­ных вопро­сах. Осо­бенно это заметно при раз­го­воре по теле­фону, когда невоз­можно сразу ответить, собраться с мыслями и сказать самое главное. Мы видим, что хро­ни­че­ский страх отра­жа­ется почти на всех сферах жиз­не­де­я­тель­но­сти чело­века, заметно ухудшая его само­чув­ствие и ослож­няя отно­ше­ния с окру­жа­ю­щими людьми.

Еще Ларош­фуко сказал: «Мы обещаем согласно своим наде­ждам, а посту­паем согласно своим страхам». Послед­ствия страхов раз­но­об­разны, и, по суще­ству, нет ни одной пси­хи­че­ской функции, которая не могла бы претер­петь небла­го­при­ят­ные изме­не­ния. В первую очередь это отно­сится к эмо­ци­о­наль­ной сфере, когда страх про­пи­ты­вает все чувства тре­вож­ной окрас­кой. В ряде случаев страх погло­щает так много эмоций, что их начи­нает не хватать для выра­же­ния других чувств, а сам страх, подобно опухоли, раз­ра­с­та­ется в психике чело­века, затор­ма­жи­вая ее. Это про­я­в­ля­ется в исчез­но­ве­нии ряда поло­жи­тель­ных эмоций, осо­бенно смеха, жиз­не­ра­дост­но­сти, ощу­ще­ния полноты жизни. Вместо них раз­ви­ва­ются хро­ни­че­ская эмо­ци­о­наль­ная неу­до­вле­тво­рен­ность и удру­чен­ность, нес­по­соб­ность радо­ваться, тре­вожно-пес­сими­сти­че­ская оценка буду­щего. Раз­ви­вав­ше­еся под вли­я­нием страха состо­я­ние эмо­ци­о­наль­ного пере­на­пря­же­ния про­я­в­ля­ется не только в виде общей затор­мо­жен­но­сти и раз­дра­жи­тель­ной сла­бо­сти, но и в виде импуль­сив­ных, вне­за­пно воз­ни­ка­ю­щих, трудно пред­ска­зу­е­мых действий. В связи с этим вспо­ми­на­ется очень послуш­ный, тихий, серьезный мальчик 6 лет, который, нахо­дясь в боль­нице, неча­янно разбил тер­мо­метр. Ребята, лежащие с ним в одной палате, заявили, что меди­цин­ская сестра накажет его, и страх перед этим у испол­ни­тель­ного, а фак­ти­че­ски боя­ще­гося маль­чика был настолько велик, что он, не заду­мы­ва­ясь, раз­же­вал гра­дус­ник вместе с ртутью и про­глотил, чтобы скрыть следы своего «пре­ступ­ле­ния».

Наличие устой­чи­вых страхов говорит о нес­по­соб­но­сти справиться со своими чув­ствами, кон­тро­ли­ро­вать их, когда пуга­ются, вместо того чтобы действо­вать, и не могут оста­но­вить «раз­гу­ляв­ши­еся» чувства. Невоз­мож­ность упра­в­лять собой поро­ждает чувство бес­си­лия и без­на­деж­но­сти, понижая еще больше жиз­нен­ный тонус, куль­ти­ви­руя пас­сив­ность и пес­симизм. Тем самым страх, как мина замед­лен­ного действия, под­ры­вает уве­рен­ность в себе, реши­тель­ность в действиях и поступ­ках, настой­чи­вость и упор­ство в дости­же­нии цели. Без веры в свои силы человек уже не может эффек­тивно бороться, отста­и­вать свои права, у него раз­ви­ва­ется пора­жен­че­ская пси­холо­гия, он заранее настра­и­вает себя на неудачу и часто терпит пора­же­ния, все больше и больше убе­жда­ясь в своей нес­по­соб­но­сти и ник­чем­но­сти. В этих усло­виях воз­ра­с­тает потреб­ность в успо­ка­и­ва­ю­щих сред­ствах, в том числе сред­ствах, заглу­ша­ю­щих остроту пережи­ва­ний.

Но самое главное — взро­с­лый человек, который в свое время не избавился от страхов, став мужем или женой, отцом или матерью, испы­ты­вает труд­но­сти в уста­но­в­ле­нии нор­маль­ных семейных отно­ше­ний и скорее всего пере­даст свои вол­не­ния, тревоги, страхи ребенку. Если, напри­мер, мать боится пожара, уколов, ездить в лифте, она ста­ра­ется пре­до­сте­речь и ребенка, а на самом деле — пере­дает ему все испы­тан­ные в своем детстве страхи.

Страх уродует и мыш­ле­ние, которое ста­но­вится все более быстрым, хаотич­ным в состо­я­нии тревоги или вялым, затор­мо­жен­ным при страхе. В обоих случаях оно теряет гиб­кость, ста­но­вится ско­ван­ным бес­ко­неч­ными опа­се­ни­ями, пред­чув­стви­ями и сомне­ни­ями. Вто­ро­сте­пен­ные детали засло­няют главное, а само вос­при­ятие лиша­ется целост­но­сти и непо­сред­ствен­но­сти. Из-за нара­с­та­ю­щей эмо­ци­о­наль­ной напря­жен­но­сти и боязни пока­заться смешным, сделать не то и не так, как тре­бу­ется, умень­ша­ются позна­ва­тель­ная актив­ность, любо­зна­тель­ность, любо­пыт­ство. Все новое, неиз­вест­ное вос­при­ни­ма­ется с извест­ной долей насто­ро­жен­но­сти и недо­ве­рия, а пове­де­ние при­об­ретает пас­сив­ный и излишне осто­рож­ный харак­тер. В неко­то­рых случаях люди настолько устают от страхов, что отка­зы­ва­ются от любых про­я­в­ле­ний ини­ци­а­тивы и внешне про­из­во­дят впе­ча­т­ле­ние рав­но­душ­ных и без­раз­лич­ных людей. Фак­ти­че­ски же это говорит о раз­ви­тии защит­ного тор­мо­же­ния мозга, пре­до­хра­ня­ю­щего психику от даль­нейших эмо­ци­о­наль­ных пере­гру­зок.

Однако при сильном или дли­тель­ном страхе тор­мо­же­ние может стать настолько устой­чи­вым и труд­но­обра­ти­мым, что пси­холо­ги­че­ски человек начнет умирать еще молодым, пре­вра­ща­ясь в свою тень, как это и про­и­зо­шло с одной девоч­кой 14 лет: она пере­стала про­я­в­лять интерес к учебе, много спала, была пас­сив­ной и без­у­част­ной. Раньше эта эмо­ци­о­нально чув­стви­тель­ная и впе­чат­ли­тель­ная девочка росла доста­точно энер­гич­ной и любо­зна­тель­ной. Но в течение своей жизни она пере­не­сла ряд сильных пси­хи­че­ских потря­се­ний. В 5 лет врач-сто­ма­толог серьезно повре­дил сли­зи­стую оболочку ее рта; в 7 лет рас­плю­щило палец дверью лифта, и она, истекая кровью, полдня ждала прихода матери с работы; с 7 до 10 лет имели место семейные экс­цессы, закон­чив­ши­еся раз­во­дом, раз­де­лом иму­ще­ства и «ее самой», затем пере­ез­дами и сменой четырех школ. Нара­с­та­ю­щая эмо­ци­о­наль­ная затор­мо­жен­ность, уси­лен­ная про­бле­мами под­рост­ко­вого воз­ра­ста, воз­раст­ной застен­чи­во­стью, явилась откли­ком на пси­хо­трав­ми­ру­ю­щие условия ее жизни и могла быть устра­нена только после напра­в­лен­ного пси­холо­ги­че­ского и пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ского вме­ша­тель­ства.

Состо­я­ние эмо­ци­о­наль­ной затор­мо­жен­но­сти — это жизнь в сумер­ках, в комнате с плотно задер­ну­тыми шторами, когда нет притока свежих сил, бод­ро­сти и оптимизма. Жить в страхе — это все равно что посто­янно огля­ды­ваться назад, исхо­дить из своего трав­ми­ру­ю­щего про­шлого и не видеть буду­щего, его жиз­не­утвер­жда­ю­щего начала. Воз­ни­ка­ю­щий в этих усло­виях тре­вожно-пес­сими­сти­че­ский настрой при­во­дит к тому, что все слу­чайное, непри­ят­ное при­об­ретает роковое зна­че­ние, ста­но­вится посто­ян­ным знаком опас­но­сти. Человек уже не спо­со­бен, там где нужно, пойти на риск, сле­до­вать непро­то­рен­ными путями, не пугаться тайн и сомне­ний, то есть он не спо­со­бен ко всему тому, что соста­в­ляет основу нова­тор­ского и, в более широком плане, сози­да­тель­ного про­цесса.

При дли­тельно действу­ю­щем страхе, иска­жа­ю­щем эмо­ци­о­нально-волевую сферу и мыш­ле­ние, отно­ше­ние окру­жа­ю­щих вос­при­ни­ма­ется все более неа­де­кват­ным образом. Кажется, что они не так отно­сятся, как раньше, не пони­мают, осу­ждают... Это говорит уже не только о тре­вож­но­сти, но и о мни­тель­но­сти. Пси­хи­че­ские изме­не­ния под вли­я­нием страха при­во­дят к раз­ви­тию труд­но­пе­ре­но­си­мой соци­ально-пси­холо­ги­че­ской изо­ля­ции, из которой нет легкого выхода, несмо­тря на желание быть вместе со всеми и жить пол­но­цен­ной, твор­че­ски актив­ной и насы­щен­ной жизнью.

Соци­ально-куль­тур­ные и пси­холо­ги­че­ские пред­по­сылки. Страх, как тень, пре­сле­до­вал чело­века с неза­па­мят­ных времен. Был он и у пер­во­быт­ного чело­века, посто­янно под­вер­гав­ше­гося опас­но­стям. Но его страх имел инстин­к­тив­ную природу и воз­ни­кал в ситу­а­ции непо­сред­ствен­ной опас­но­сти для жизни. Страх — неотъем­ле­мое звено в эво­лю­ции чело­ве­че­ского рода, так как всегда пре­дот­вра­щал слишком опасные для жизни, без­рас­суд­ные и импуль­сив­ные действия.

По мере раз­ви­тия психики чело­века и услож­не­ния форм его жизни страх при­об­ретал соци­ально опо­сре­до­ван­ный харак­тер и выражал все более пси­холо­ги­че­ски тонкую гамму нрав­ственно-эти­че­ских чувств и пережи­ва­ний. Как и человек на ранних сту­пе­нях своего соци­аль­ного раз­ви­тия, ребенок первых лет жизни боится всего нового и неиз­вест­ного, оду­ше­в­ляет пред­меты и ска­зоч­ные пер­со­нажи, опа­са­ется незна­ко­мых живот­ных и верит, что он и его роди­тели будут жить вечно. У малень­ких детей все реально, сле­до­ва­тельно, их страхи также носят реаль­ный харак­тер. Баба Яга — это живое суще­ство, обита­ю­щее где-то рядом, а Дядя только и ждет, чтобы забрать их в мешок, если не будут слу­шаться роди­те­лей. Только посте­пенно скла­ды­ва­ется объек­тив­ный харак­тер пред­ста­в­ле­ний, когда учатся раз­ли­чать ощу­ще­ния, спра­в­ляться с чув­ствами и мыслить абстрак­тно-логи­че­ски. Услож­ня­ется и пси­холо­ги­че­ская струк­тура страхов вместе с при­хо­дя­щим умением пла­ни­ро­вать свои действия и пред­ви­деть действия других, поя­в­ле­нием спо­соб­но­сти к сопе­режи­ва­нию, чув­ством стыда, вины, гор­до­сти и само­лю­бия.

Эго­цен­три­че­ские, осно­ван­ные на инстин­кте само­со­хра­не­ния страхи допол­ня­ются соци­ально опо­сре­до­ван­ными, затра­ги­ва­ю­щими жизнь и бла­го­по­лу­чие других, вначале роди­те­лей и уха­жи­ва­ю­щих за ребен­ком людей, а затем и людей вне сферы его непо­сред­ствен­ного общения. Рас­смо­трен­ный процесс диф­фе­рен­ци­а­ции страха в исто­ри­че­ском и лич­ност­ном аспек­тах — это путь от страха к тревоге, о которой можно уже гово­рить в старшем дош­коль­ном воз­ра­сте и которая как соци­ально опо­сре­до­ван­ная форма страха при­об­ретает особое зна­че­ние в школь­ном воз­ра­сте.

В разных циви­ли­за­циях дети в своем раз­ви­тии испы­ты­вают ряд общих страхов: в дош­коль­ном воз­ра­сте — страх отде­ле­ния от матери, страх перед живот­ными, темно­той, в 6—8 лет — страх смерти. Это служит дока­за­тель­ством общих зако­но­мер­но­стей пси­хи­че­ского раз­ви­тия, когда созре­ва­ю­щие пси­хи­че­ские струк­туры под вли­я­нием соци­аль­ных фак­то­ров ста­но­вятся основой для про­я­в­ле­ния одних и тех же страхов. Нас­колько будет выражен тот или иной страх и будет ли он выражен вообще, зависит от инди­ви­ду­аль­ных осо­бен­но­стей пси­хи­че­ского раз­ви­тия и кон­крет­ных соци­аль­ных условий, в которых про­ис­хо­дит фор­ми­ро­ва­ние лич­но­сти ребенка.

Про­дол­жа­ю­щийся процесс урба­ни­за­ции удаляет чело­века от есте­ствен­ной среды обита­ния, ведет к услож­не­нию меж­лич­ност­ных отно­ше­ний, интен­си­фи­ка­ции темпа жизни. Прямо и кос­венно, через роди­те­лей, это может небла­го­при­ятно отра­жаться на эмо­ци­о­наль­ном раз­ви­тии детей. В усло­виях боль­шого города иной раз трудно найти друга и под­дер­жи­вать с ним посто­ян­ные отно­ше­ния. К тому же из-за излиш­ней опеки со стороны взро­с­лых отсут­ствует доста­точ­ная само­сто­я­тель­ность в орга­ни­за­ции сво­бод­ного времени вне дома.

У детей, живущих в отдель­ных квар­ти­рах, страхи встре­ча­ются чаще, чем у детей из ком­му­наль­ных квартир, осо­бенно у девочек. В ком­му­наль­ной квар­тире много взро­с­лых людей, больше свер­ст­ни­ков, больше воз­мож­но­стей для сов­мест­ных игр и меньше страхов. В отдель­ных квар­ти­рах дети лишены непо­сред­ствен­ного кон­такта друг с другом. У них больше веро­ят­ность поя­в­ле­ния страхов оди­но­че­ства, темноты, страш­ных снов, чудовищ и т. д. В первую очередь это отно­сится к един­ствен­ным детям, по отно­ше­нию к которым взро­с­лые про­я­в­ляют больше бес­по­койства и опеки.

Недо­ста­точ­ная дви­га­тель­ная и игровая актив­ность, а также потеря навыков кол­лек­тив­ной игры спо­соб­ствуют раз­ви­тию у детей бес­по­койства. Боль­шин­ство из них уже не могут с азартом играть в прятки, «казаки-раз­бойники», лапту и т. д. Отсут­ствие эмо­ци­о­нально насы­щен­ных, шумных и подвиж­ных игр суще­ственно обед­няет эмо­ци­о­наль­ную жизнь детей и при­во­дит к чрез­мерно ранней и одно­сто­рон­ней интел­лек­ту­али­за­ции их психики. В то же время игра была и оста­ется самым есте­ствен­ным спо­со­бом изжи­ва­ния страхов, так как в ней в ино­ска­за­тель­ной форме вос­про­из­во­дятся многие из вызы­ва­ю­щих страх жиз­нен­ных кол­ли­зий. В резуль­тате, чтобы устра­нить страхи, при­хо­дится при­ме­нять уже в спе­ци­ально соз­да­ва­е­мых для этого усло­виях те же игры, в которые могли бы играть, но не играют совре­мен­ные дети. Не играют же они не только потому, что живут в большом постро­ен­ном для взро­с­лых городе, но еще и потому, что имеют слишком строгих роди­те­лей, счита­ю­щих игру балов­ством, пустым вре­мя­пре­про­во­жде­нием. Кроме того, многие роди­тели опа­са­ются игр, так как боятся за детей, ведь, играя, ребенок всегда может полу­чить травму, испу­гаться... Общение с детьми у роди­те­лей, которые без конца поучают, стро­ится пре­и­му­ще­ственно на абстрак­тно-отвле­чен­ном, а не на наглядно-кон­крет­ном уровне. Вслед­ствие этого ребенок как бы учится бес­по­ко­иться по поводу того, что может про­и­зойти, а не активно и уве­ренно пре­о­до­ле­вать раз­лич­ные жиз­нен­ные труд­но­сти.

Страх, бес­по­койство у детей могут вызвать посто­янно испы­ты­ва­е­мые матерью нервно-пси­хи­че­ские пере­грузки вслед­ствие выну­жден­ной или пред­на­ме­рен­ной подмены семейных ролей (прежде всего роли отца). Так, маль­чики и девочки боятся чаще, если считают главной в семье мать, а не отца. Рабо­та­ю­щая и доми­ни­ру­ю­щая в семье мать часто бес­по­койна и раз­дра­жи­тельна в отно­ше­ниях с детьми, что вызы­вает у них ответ­ные реакции бес­по­койства. Доми­ни­ро­ва­ние матери также ука­зы­вает на недо­ста­точно актив­ную позицию и авто­ри­тет отца в семье, что затруд­няет общение с ним маль­чи­ков и уве­ли­чи­вает воз­мож­ность пере­дачи бес­по­койства со стороны матери. Если маль­чики 5—7 лет в вооб­ра­жа­е­мой игре «Семья» выби­рают роль не отца, как это делают боль­шин­ство их свер­ст­ни­ков, а матери, то страхов у них больше.

Бес­по­койство у эмо­ци­о­нально чув­стви­тель­ных детей первых лет жизни воз­ни­кает и вслед­ствие стрем­ле­ния неко­то­рых матерей как можно раньше выйти на работу, где сосре­до­то­чена основ­ная часть их инте­ре­сов. Эти матери испы­ты­вают посто­ян­ное вну­трен­нее проти­во­ре­чие из-за борьбы мотивов, желания одно­вре­менно успеть «на двух фронтах». Они рано отдают детей в дош­коль­ные детские учре­жде­ния, на попе­че­ние бабушек, дедушек, других род­ствен­ни­ков, нянь и недо­ста­точно учи­ты­вают их эмо­ци­о­наль­ные запросы.

Често­лю­би­вые, не в меру прин­ци­пи­аль­ные, с болез­ненно зао­стрен­ным чув­ством долга, бес­ком­про­мис­с­ные матери излишне тре­бо­ва­тельно и фор­мально посту­пают с детьми, которые вечно не устра­и­вают их в отно­ше­нии пола, тем­пе­ра­мента или харак­тера. У гипер­со­ци­али­зи­ро­ван­ных матерей забота — это главным образом тревога по поводу воз­мож­ных, а потому и непред­ска­зу­е­мых несча­стий с ребен­ком. Типич­ная же для них стро­гость вызвана навяз­чи­вым стрем­ле­нием пре­до­пре­де­лить его образ жизни по заранее соста­в­лен­ному плану, выпол­ня­ю­щему роль своего рода риту­аль­ного пред­пи­са­ния. А эмо­ци­о­нально чув­стви­тель­ные и впе­чат­ли­тель­ные дети дош­коль­ного воз­ра­ста фор­мально правиль­ное, но недо­ста­точно теплое и нежное отно­ше­ние матери вос­при­ни­мают с бес­по­койством, поскольку именно в этом воз­ра­сте они нужда­ются, как никогда, в любви и под­дер­жке взро­с­лых.

Уже к концу стар­шего дош­коль­ного воз­ра­ста дети в этих усло­виях эмо­ци­о­нально «зака­ля­ются» до такой степени, что пере­стают реа­ги­ро­вать на излишне тре­бо­ва­тель­ное отно­ше­ние матери, отго­ра­жи­ва­ясь от нее стеной рав­но­ду­шия, упрям­ства и нега­ти­визма. Они погру­жа­ются в свой мир пережи­ва­ний, а иногда их пове­де­ние ста­но­вится похожим на пове­де­ние матери. Другие дети устра­и­вают исте­рики по поводу недо­ста­точ­ного вни­ма­ния матери или, пережи­вая ее отно­ше­ние к себе, ста­но­вятся бес­по­койными, пода­в­лен­ными, неу­ве­рен­ными. Воз­ра­с­та­ю­щая из поко­ле­ния в поко­ле­ние эмо­ци­о­наль­ная чув­стви­тель­ность детей и потреб­ность в теплом и забот­ли­вом отно­ше­нии всту­пают, таким образом, в проти­во­ре­чие со стрем­ле­ни­ями неко­то­рых матерей осво­бо­диться от ухода за ребен­ком и фор­мали­зо­вать процесс его вос­пита­ния.

Наи­бо­лее чув­стви­тельны к кон­флик­т­ным отно­ше­ниям роди­те­лей дети-дош­коль­ники. Если они видят, что роди­тели часто ссо­рятся, то число их страхов выше, чем когда отно­ше­ния в семье хорошие. Девочки более эмо­ци­о­нально ранимо, чем маль­чики, вос­при­ни­мают отно­ше­ния в семье. При кон­флик­т­ной ситу­а­ции девочки чаще, чем маль­чики, отка­зы­ва­ются выби­рать роль роди­теля того же пола в вооб­ра­жа­е­мой игре «Семья», пред­по­читая оста­ваться сами собой. Тоща мать может надолго поте­рять свой авто­ри­тет у дочери. Заслу­жи­ва­ю­щим вни­ма­ния фактом явля­ется обна­ру­же­ние у детей-дош­коль­ни­ков из кон­флик­т­ных семей более частых страхов перед живот­ными (у девочек), стихией, забо­ле­ва­нием, зара­же­нием и смертью, а также страхов кош­мар­ных снов и роди­те­лей (у маль­чи­ков). Все эти страхи явля­ются сво­е­об­разными эмо­ци­о­наль­ными откли­ками на кон­флик­т­ную ситу­а­цию в семье.

У девочек не только больше страхов, чем у маль­чи­ков, но и их страхи более тесно связаны между собой, то есть в большей степени влияют друг на друга как в дош­коль­ном, так и в школь­ном воз­ра­сте. Другими словами, страхи у девочек более прочно связаны с фор­ми­ру­ю­щейся струк­ту­рой лич­но­сти, и прежде всего с ее эмо­ци­о­наль­ной сферой. Как у девочек, так и у маль­чи­ков интен­сив­ность связей между стра­хами наи­боль­шая в 3—5 лет. Это возраст, когда страхи «цеп­ля­ются друг за друга» и соста­в­ляют одно целое — пси­холо­ги­че­скую струк­туру бес­по­койства. Поскольку это сов­па­дает с бурным раз­ви­тием эмо­ци­о­наль­ной сферы лич­но­сти, то можно пред­по­ла­гать, что страхи в этом воз­ра­сте наи­бо­лее «скреп­лены» эмо­ци­ями, в наи­боль­шей степени моти­ви­ро­ваны ими.

Мак­си­мум страхов наблю­да­ется в 5—8 лет, в воз­ра­сте, когда заметно умень­ша­ется интен­сив­ность связей между стра­хами, но когда страх более сложно пси­холо­ги­че­ски моти­ви­ро­ван и несет в себе больший интел­лек­ту­аль­ный заряд. Как известно, эмо­ци­о­наль­ное раз­ви­тие в основ­ных чертах закан­чи­ва­ется к 6 годам, когда эмоции уже отли­ча­ются извест­ной зре­ло­стью и устой­чи­во­стью. Начиная с 5 лет на первый план выходит интел­лек­ту­аль­ное раз­ви­тие, в первую очередь мыш­ле­ние (вот почему во многих странах с этого воз­ра­ста начи­на­ется обу­че­ние в школе). Ребенок в большей степени, чем раньше, начи­нает пони­мать, что спо­собно при­чи­нить ему вред, чего следует бояться, избе­гать. Сле­до­ва­тельно, в воз­ра­сте наи­бо­лее часто выя­в­ля­е­мых страхов, то есть в старшем дош­коль­ном воз­ра­сте, можно уже гово­рить не только об эмо­ци­о­наль­ной, но и об интел­лек­ту­аль­ной основе страхов как особой пси­хи­че­ской струк­туре фор­ми­ру­ю­щейся лич­но­сти.

На частоту поя­в­ле­ния страхов ока­зы­вает влияние коли­че­ствен­ный состав семьи. Как у девочек, так и у маль­чи­ков стар­шего дош­коль­ного воз­ра­ста число страхов заметно выше в непол­ных семьях, что под­чер­ки­вает особую чув­стви­тель­ность этого воз­ра­ста к разрыву отно­ше­ний между роди­те­лями. Именно в 5—7 лет дети в наи­боль­шей степени стре­мятся иден­ти­фи­ци­ро­вать себя с роди­те­лем того же пола, то есть маль­чики хотят быть во всем похо­жими на авто­ри­тет­ного для них в эти годы отца как пред­стави­теля муж­ского пола, а девочки — на свою мать, что придает им уве­рен­ность в общении со свер­ст­ни­ками того же пола. Если у маль­чи­ков отсут­ствие отца, неза­щи­щен­ность им и чрез­мерно опе­ка­ю­щее, заме­ща­ю­щее отно­ше­ние матери ведут к неса­мо­сто­я­тель­но­сти, инфан­тиль­но­сти и страхам, то у девочек нара­с­та­ние страхов зависит, скорее, от самого факта общения с бес­по­кой­ной, лишен­ной опоры матерью.

Наи­бо­лее под­вер­жены страху един­ствен­ные дети в семье как эпи­центр роди­тель­ских забот и тревог. Един­ствен­ный ребенок нахо­дится, как правило, в более тесном эмо­ци­о­наль­ном кон­такте с роди­те­лями и пере­ни­мает их бес­по­койство, если таковое имеется. Роди­тели, нередко охва­чен­ные тре­во­гой не успеть что-либо сделать для раз­ви­тия ребенка, стре­мятся мак­си­мально интен­си­фи­ци­ро­вать и интел­лек­ту­али­зи­ро­вать вос­пита­ние, опа­са­ясь, что их чадо не будет соот­вет­ство­вать непо­мерно высоким в их пред­ста­в­ле­нии соци­аль­ным стан­дар­там. В резуль­тате у детей воз­ни­кают вну­шен­ные, зача­стую нео­б­о­с­но­ван­ные страхи не соот­вет­ство­вать чему-либо, быть непри­знан­ным кем-либо. Нередко они не могут справиться со своими пережи­ва­ни­ями и стра­хами и ощущают себя несчаст­ными в своем «счаст­ли­вом » детстве.

Уве­ли­че­ние числа детей в семье, когда есть с кем пооб­щаться, пои­грать, обычно спо­соб­ствует умень­ше­нию страхов, в то время как уве­ли­че­ние числа взро­с­лых может действо­вать проти­во­полож­ным образом, если они заме­няют ребенку весь окру­жа­ю­щий мир, соз­да­вая искус­ствен­ную среду, в которой нет места свер­ст­ни­кам, дет­скому смеху, радости, про­ка­зам, непо­сред­ствен­ному выра­же­нию чувств. Невоз­мож­ность в этих усло­виях быть самим собой поро­ждает хро­ни­че­ское чувство эмо­ци­о­наль­ной неу­до­вле­тво­рен­но­сти и бес­по­койства, осо­бенно при неже­ла­нии или нес­по­соб­но­сти играть роли, навя­зы­ва­е­мые взро­с­лыми. Если к этому добавить и частые кон­фликты между взро­с­лыми по поводу вос­пита­ния ребенка, когда он, помимо своей воли, ока­зы­ва­ется яблоком раздора, то его состо­я­ние ста­но­вится еще более незавид­ным.

Возраст роди­те­лей также имеет нема­ло­важ­ное зна­че­ние для воз­ник­но­ве­ния страхов у детей. Как правило, у молодых, эмо­ци­о­нально непо­сред­ствен­ных и жиз­не­ра­дост­ных роди­те­лей дети менее склонны к про­я­в­ле­ниям бес­по­койства и тревоги. У «пожилых» роди­те­лей (после 30 и осо­бенно после 35 лет) дети более бес­по­койны, что отра­жает тре­вож­ность пре­и­му­ще­ственно матери, поздно вышедшей замуж и к тому же долго не имевшей детей. Потому-то раз­ви­тие «поздних» детей и про­те­кает под знаком чрез­мер­ных забот и бес­по­койств. Впи­ты­вая, как губка, тревогу роди­те­лей, они рано обна­ру­жи­вают при­знаки бес­по­койства, пере­ра­с­та­ю­щего затем в инфан­тиль­ность и неу­ве­рен­ность в себе.

Биоло­ги­че­ские пред­по­сылки. По срав­не­нию с дете­ны­шами живот­ных чело­ве­че­ское дитя более бес­по­мощно, ему тре­бу­ется мак­си­маль­ное время для выжи­ва­ния, и его генети­че­ская про­грамма может быть рас­крыта только при опре­де­лен­ных соци­аль­ных усло­виях. Но это не озна­чает, что у ново­ро­жден­ных (мла­ден­цев первых недель жизни) отсут­ствуют инстин­к­тивно-защит­ные формы реа­ги­ро­ва­ния. Как раз нао­бо­рот, в оста­точ­ном виде они воз­можны именно в бли­жайшие дни и недели после рожде­ния, как, напри­мер, защит­ное пове­де­ние 10-дневных мла­ден­цев при при­бли­же­нии боль­шого пред­мета: они широко рас­кры­вают глаза, отки­ды­вают голову и под­ни­мают руки. Рефлек­торно-защит­ной фун­к­цией явля­ется и цеп­ля­ние ново­ро­жден­ного за мать при первых купа­ниях. При резком звуке, ярком свете малыш вздра­ги­вает, часто моргает или зажму­ри­ва­ется и вски­ды­вает руки. Первый крик ребенка после рожде­ния пред­ста­в­ляет собой также рефлек­тор­ный ответ на вне­за­п­ное раз­дра­жа­ю­щее изме­не­ние при­выч­ных для него вну­три­утроб­ных условий суще­ство­ва­ния.

Надо сказать, что, изучая пове­де­ние мла­ден­цев, физи­ологи и пси­хи­а­тры уста­но­вили, что ново­ро­жден­ные дети очень боятся резких звуков и падений. Это надо учи­ты­вать с первых же дней поя­в­ле­ния ребенка на свет. Рас­смо­трен­ные рефлек­тор­ные формы реа­ги­ро­ва­ния имеют без­у­слов­ный, то есть вро­жден­ный, харак­тер и обычно ниве­ли­ру­ются в течение первого полу­го­дия жизни. Зна­чи­тельно осла­бе­вает к 4-му месяцу жизни и рефлекс вздра­ги­ва­ния. Но у нерв­но­о­сла­б­лен­ных детей в резуль­тате эмо­ци­о­наль­ного стресса, пере­не­сен­ного матерью во время бере­мен­но­сти, а также при кон­флик­т­ной семей­ной обста­новке он сохра­ня­ется и во втором полу­го­дии жизни и про­я­в­ля­ется все воз­ра­с­та­ю­щим чув­ством страха. Здесь вздра­ги­ва­ние явля­ется ответом уже на испуг, испы­ты­ва­е­мый ребен­ком.

В первые месяцы второго полу­го­дия жизни, когда ребенок начи­нает ползать, он под­вер­га­ется большей опас­но­сти. Все мла­денцы в этом воз­ра­сте уже раз­де­ля­ются по харак­теру реа­ги­ро­ва­ния на опас­ность. Одни из них почти сразу, а другие после мно­го­чи­с­лен­ных проб и ошибок про­я­в­ляют извест­ную осто­рож­ность — не глотают несъе­доб­ные пред­меты, вовремя оста­на­в­ли­ва­ются перед пре­пят­ствием и т. д. Такое раннее избе­га­ние опас­но­сти говорит не только о ярко выра­жен­ном инстин­кте само­со­хра­не­ния, но и о неко­то­ром вро­жден­ном бес­по­койстве у детей высо­ко­тре­вож­ных, нередко болез­нен­ных и немоло­дых роди­те­лей.

Без посто­ян­ного под­креп­ле­ния со стороны роди­те­лей бес­по­койство со вре­ме­нем осла­бе­вает и сходит на нет. Прак­ти­че­ски же в про­цессе вза­и­мо­действия с ребен­ком бес­по­койные роди­тели обычно не только под­креп­ляют, но и уси­ли­вают его тревогу, куль­ти­ви­руя подоб­ный эмо­ци­о­наль­ный отклик как про­я­в­ле­ние заботы. Тогда тре­вож­ный тип реа­ги­ро­ва­ния у детей сло­жится уже к стар­шему дош­коль­ному воз­ра­сту.

У пода­в­ля­ю­щего боль­шин­ства детей нет рано про­я­в­ля­е­мого и выра­жен­ного бес­по­койства, что явля­ется нормой, но эти дети и не без­рас­судны, как дети, склон­ные к полному игно­ри­ро­ва­нию опас­но­сти и в той или иной, мере нега­тивно отно­ся­щи­еся к обу­че­нию. Если не брать крайних случаев влияния алко­го­лизма роди­те­лей, общего пси­хи­че­ского недо­раз­ви­тия (оли­го­фре­ния) и вро­жден­ной пси­хи­че­ской патоло­гии (пси­хо­па­тия) у детей, то отсут­ствие чувства опас­но­сти вызвано орга­ни­че­ским пора­же­нием голов­ного мозга в резуль­тате тяжелой патоло­гии бере­мен­но­сти и родов, повре­жде­ний при ушибах и инфек­ци­он­ных ослож­не­ний. Моз­го­вые орга­ни­че­ские нару­ше­ния про­я­в­ля­ются посто­ян­ной воз­бу­ди­мо­стью, бес­при­чинно плохим настро­е­нием (дис­фо­рией), нару­ше­нием ритма сна, рас­тор­мо­жен­ными («без тор­мо­зов»), а в даль­нейшем и агрес­сив­ными, пси­хо­па­то­по­доб­ными формами пове­де­ния.

Воз­ник­но­ве­нию страха спо­соб­ствуют и неко­то­рые типоло­ги­че­ские свойства высшей нервной дея­тель­но­сти. Прежде всего это эмо­ци­о­наль­ная чув­стви­тель­ность и тесно свя­зан­ная с ней впе­чат­ли­тель­ность, которая, подобно эмо­ци­о­наль­ной памяти, при­во­дит к яркому, образ­ному запе­ча­т­ле­нию тех или иных событий жизни. Повы­шен­ная вос­при­им­чи­вость таких людей выра­жа­ется и в их эмо­ци­о­наль­ной рани­мо­сти и уяз­ви­мо­сти, когда они «все близко при­ни­мают к сердцу и легко рас­стра­и­ва­ются», будучи нес­по­соб­ными к агрес­сив­ным ответам. Несмо­тря на повы­шен­ную эмо­ци­о­наль­ную чув­стви­тель­ность, нервные про­цессы отли­ча­ются извест­ной инерт­но­стью, негиб­ко­стью, что вместе с раз­ви­той дол­го­вре­мен­ной памятью при­во­дит к дли­тель­ному удер­жи­ва­нию и фик­са­ции в созна­нии объекта страха и затруд­няет пере­клю­че­ние вни­ма­ния. К тому же под­вер­жен­ные страхам дети не склонны к внеш­нему, откры­тому выра­же­нию своих чувств и пережи­ва­ний — они «все держат в себе», и только близкие, да и то не всегда, могут дога­даться, что тво­рится в их душе.

Суще­ствует ли наслед­ствен­ная пере­дача тех или иных кон­крет­ных страхов, тем более, что часто мы имеем дело с такими общими у матерей и детей стра­хами, как страхи оди­но­че­ства, темноты, живот­ных, боли и нео­жи­дан­ных звуков? Да, если мать и сейчас испы­ты­вает подоб­ные страхи. Это ука­зы­вает также и на «общий» с детьми тип нервно-пси­хи­че­ского реа­ги­ро­ва­ния. Послед­нее озна­чает и общ­ность вос­при­ятия, запе­ча­т­ле­ния страха, его пере­ра­ботки в созна­нии и изме­не­ния пове­де­ния.

Следует иметь в виду, что боль­шин­ство детей про­хо­дят в своем пси­хи­че­ском раз­ви­тии ряд воз­раст­ных пери­о­дов повы­шен­ной чув­стви­тель­но­сти к страхам. Все эти страхи носят пре­хо­дя­щий харак­тер, но они спо­собны ожи­в­лять ана­ло­гич­ные страхи, сохра­ня­ю­щи­еся в памяти бес­по­койных роди­те­лей, и пере­да­ваться детям в про­цессе непо­сред­ствен­ного общения в семье. Это наи­бо­лее типич­ный путь пере­дачи страхов. Поэтому можно утвер­ждать, что веро­ят­ность поя­в­ле­ния страхов у детей всегда выше при наличии их у роди­те­лей, осо­бенно если налицо общие свойства высшей нервной дея­тель­но­сти, а также если роди­тели поль­зу­ются у детей авто­ри­тетом и если между ними суще­ствует тесный эмо­ци­о­наль­ный контакт.

Боль­шин­ство страхов пере­да­ются детям нео­со­знанно, но неко­то­рые страхи, точнее — опа­се­ния, могут созна­тельно куль­ти­ви­ро­ваться роди­те­лями в про­цессе вос­пита­ния или вну­шаться детям в навя­зы­ва­е­мой им системе цен­ност­ных ори­ен­та­ций. Матери, ввиду более тесного биоло­ги­че­ского и эмо­ци­о­наль­ного кон­такта с детьми, склонны в большей степени, чем отцы, пере­да­вать им свои страхи, хотя бы в силу стрем­ле­ния пре­до­хра­нить детей от пов­то­ре­ния своих страхов. Но именно этим при­вле­ка­ется особое вни­ма­ние к опас­но­сти, лежащей в основе того или иного страха. Если учесть тре­вож­ность матерей, без­за­щит­ность детей и их неу­ве­рен­ность в себе, то поя­в­ле­ние страхов не будет казаться чем-то нео­быч­ным. В целом матери более «успешно» пере­дают детям бес­по­койство — тре­вож­ность, а отцы — мни­тель­ность, сомне­ния в правиль­но­сти своих действий. Все вместе это и поро­ждает тре­вожно-мни­тель­ный способ реа­ги­ро­ва­ния у детей как базис воз­ник­но­ве­ния страхов, опа­се­ний, пред­чув­ствий и сомне­ний.

Успеш­ность устра­не­ния страхов во многом зависит от знания не только их причин, но и осо­бен­но­стей пси­хи­че­ского раз­ви­тия.

Так, страхи, воз­ни­ка­ю­щие в про­цессе общения с роди­те­лями и свер­ст­ни­ками, отли­ча­ются от страхов, рожден­ных вооб­ра­же­нием ребенка или в резуль­тате испуга. Соот­вет­ственно, в первом случае речь идет о вну­шен­ных, во втором — о лич­ностно обу­сло­в­лен­ных и в третьем — о ситу­а­ци­онно воз­ник­ших страхах. Нередко все эти меха­низмы раз­ви­тия страхов сочета­ются между собой, образуя их сложно моти­ви­ро­ван­ную струк­туру.

Страхи, воз­ни­ка­ю­щие в резуль­тате пси­холо­ги­че­ского зара­же­ния или вну­ше­ния, устра­ня­ются не только воз­действием на ребенка, но и в резуль­тате изме­не­ния неа­де­кватно сфор­ми­ро­вав­шихся отно­ше­ний роди­те­лей. Лич­ностно обу­сло­в­лен­ные страхи могут быть устра­нены и ока­за­нием помощи непо­сред­ственно детям, в то время как ситу­а­ци­он­ные страхи требуют ком­би­ни­ро­ван­ного подхода. Во всех случаях целе­со­об­разно смо­треть на страхи не столько глазами взро­с­лых, сколько глазами детей.

Пони­ма­ние чувств и желаний детей, их вну­трен­него мира, а также поло­жи­тель­ный пример роди­те­лей, само­кри­тич­ное при­зна­ние своих недо­стат­ков и их пре­о­до­ле­ние, пере­стройка неправиль­ных, неа­де­кват­ных отно­ше­ний с ребен­ком, гиб­кость и непо­сред­ствен­ность в вос­пита­нии, умень­ше­ние тре­вож­но­сти, излиш­ней опеки и чрез­мер­ного кон­троля создают необ­хо­ди­мые пред­по­сылки для успеш­ного устра­не­ния страхов. Нельзя винить, а тем более ругать и нака­зы­вать ребенка за то, что он боится, такой без­за­щит­ный и несчаст­ный, поскольку во всем он зависит от роди­те­лей, несущих пер­со­наль­ную ответ­ствен­ность за его само­чув­ствие и спо­соб­ность проти­во­сто­ять вну­трен­ним угрозам.

Суще­ствуют две вза­и­мо­ис­клю­ча­ю­щие точки зрения в отно­ше­нии уже воз­ник­ших страхов. По одной из них, страхи — это сигнал к тому, чтобы еще больше обе­ре­гать нервную систему ребенка, пре­до­хра­нять его от всех опас­но­стей и труд­но­стей жизни. Подоб­ной точки зрения могут при­дер­жи­ваться неко­то­рые врачи и педа­гоги, совету­ю­щие обес­пе­чить лечебно-охра­ни­тель­ный режим, пол­но­стью исклю­чить чтение сказок, про­смотр муль­т­филь­мов и осталь­ных теле­пе­ре­дач, посе­ще­ние новых мест. Такие советы роди­тели вос­при­ни­мают как необ­хо­ди­мость огра­ни­че­ния само­сто­я­тель­но­сти, уси­ле­ния опеки и начи­нают бес­по­ко­иться с удво­ен­ной энер­гией. И полу­ча­ется, что ребенок еще больше изо­ли­ру­ется от окру­жа­ю­щего мира, кон­так­тов со свер­ст­ни­ками и ока­зы­ва­ется в зам­кну­той семей­ной среде. Про­дол­же­ние общения с тре­вожно-мни­тель­ными взро­с­лыми только уси­ли­вает его под­вер­жен­ность страхам, опа­се­ниям и сомне­ниям.

Проти­во­полож­ный взгляд состоит в игно­ри­ро­ва­нии страхов как про­я­в­ле­ний сла­бо­сти, без­во­лия или непо­слу­ша­ния. Страхи не заме­чают, ребенку не сочув­ствуют, над ним иро­ни­зи­руют, смеются, а то и нака­зы­вают за про­я­в­ле­ния тру­со­сти и мало­ду­шия. Послед­нее как раз и будет след­ствием без­душ­ной или репрес­сив­ной тактики роди­те­лей, ибо дети все более боятся при­знаться не только в своих опа­се­ниях и страхах, но и в пережи­ва­ниях вообще. Так со стра­хами, как интим­ными пережи­ва­ни­ями, вып­ле­с­ки­ва­ются и доверие, искрен­ность, откры­то­сть в отно­ше­ниях с детьми. Жесто­кость же и бес­чув­ствие, куль­ти­ви­ру­е­мые в таких семьях, дефор­ми­руют харак­тер детей, также «не стра­да­ю­щих» в под­рост­ко­вом, юно­ше­ском и взро­с­лом воз­ра­сте от избытка чело­ве­че­ских чувств и пережи­ва­ний.

Страх, сле­до­ва­тельно, можно в ряде случаев устра­нить и такими крайними мерами. Но система тоталь­ных пре­до­хра­не­ний, искус­ствен­ная изо­ля­ция ребенка рухнут, как кар­точ­ный домик, при стол­к­но­ве­нии с жизнью в более старшем воз­ра­сте, а закры­то­сть чувств, двойствен­ность в харак­тере далеко не всем окру­жа­ю­щим при­дутся по душе в даль­нейшем.

Един­ственно при­ем­ле­мый вариант — отно­ше­ние к страхам без лишнего бес­по­койства и фик­са­ции, чтения морали, осу­жде­ния и нака­за­ния. Если страх выражен слабо, про­я­в­ля­ется вре­ме­нами, то лучше всего отвлечь ребенка, загру­зить инте­рес­ной дея­тель­но­стью, пои­грать с ним в подвиж­ные, эмо­ци­о­нально насы­щен­ные игры, выйти на про­гулку, пока­таться с горки, на санках, лыжах, вело­сипеде. Тогда многие страхи рас­се­и­ва­ются, как дым, если к тому же ребенок чув­ствует под­дер­жку, любовь и при­зна­ние взро­с­лых, их ста­биль­ное и уве­рен­ное пове­де­ние.

Из этого следует, что чем больше про­я­в­ля­ется интерес к чему-либо, тем меньше страхов, и, нао­бо­рот, чем больше огра­ни­чен круг инте­ре­сов и кон­так­тов, тем больше фик­са­ция на своих ощу­ще­ниях, пред­ста­в­ле­ниях, страхах.

В боль­шин­стве случаев страхи уходят сами, так и не заявив о себе в полный голос. Зву­ча­щая в них тема пере­стает вол­но­вать ребенка, и он забы­вает про них, погло­щен­ный новыми впе­ча­т­ле­ни­ями. С воз­ра­с­том про­ис­хо­дит интел­лек­ту­аль­ная пере­ра­ботка страхов, они все более теряют эмо­ци­о­наль­ное зву­ча­ние и наивно-детский харак­тер. Если упо­ми­на­ние о Бар­ма­лее спо­собно вызвать дрожь у 3—4-летних детей, то под­ро­сток откро­венно рас­сме­ется.

Однако тот же под­ро­сток может бояться смерти роди­те­лей и войны, что ана­ло­гично страху смерти, скры­ва­ю­ще­муся у малышей в образе Бар­ма­лея. Природа не терпит пустоты, и страхи как форма позна­ния и отра­же­ния действи­тель­но­сти напол­няют каждый раз жиз­нен­ное про­стран­ство ребенка, заста­в­ляя его по-новому осмы­сли­вать жиз­нен­ные цен­но­сти и отно­ше­ния окру­жа­ю­щих его людей. Таким образом, страхи детей требуют каждый раз при­сталь­ного вни­ма­ния и серьез­ного изу­че­ния со стороны взро­с­лых. Тогда можно сво­е­вре­менно пред­при­нять ряд соот­вет­ству­ю­щих мер и не допу­стить чрез­мер­ного раз­ра­с­та­ния страхов, пере­хода в под­рост­ко­вом воз­ра­сте в более или менее устой­чи­вые черты лич­но­сти, под­ры­ва­ю­щие актив­ность и уве­рен­ность в себе и пре­пят­ству­ю­щие пол­но­цен­ному общению с окру­жа­ю­щими людьми.

Чтобы не пре­вра­щать борьбу со стра­хами в проти­во­бор­ство с вет­ря­ными мель­ни­цами, нужно и самим роди­те­лям само­кри­тично задать себе вопрос: «Какие страхи у нас самих были в детстве и чего мы боимся сейчас?» Общие страхи должны устра­няться общими уси­ли­ями, то есть сов­мест­ными действи­ями, меро­при­яти­ями, той же игрой, пре­о­до­ле­ва­ю­щей страх. Требуют пере­смо­тра и многие черты харак­тера роди­те­лей боя­щихся детей. Изме­нить его непро­сто, тем не менее это необ­хо­димо сделать как можно раньше. Начать лучше с изме­не­ния отно­ше­ния к ребенку: дать ему больше свободы, при­у­чить решать самому соб­ствен­ные про­блемы. Мешают этому негиб­кость, нередко пред­взя­то­сть в вос­при­ятии детей, а также непро­из­воль­ный перенос на них своих тревог, страхов и проблем. Так, страх оди­но­че­ства у матери вместе с общей тре­вож­но­стью ведет к болез­нен­ной при­вя­зан­но­сти ребенка и устра­не­нию на его пути всех пре­пят­ствий и труд­но­стей, которые как раз и нужно пре­о­до­леть, чтобы стать спо­соб­ным к само­сто­я­тель­ной жизни. Мни­тель­ность роди­те­лей про­я­в­ля­ется в стрем­ле­нии посто­янно про­ве­рять и пере­про­ве­рять ребенка, педан­тич­ном пре­до­пре­де­ле­нии его образа жизни. Всем этим непро­из­вольно куль­ти­ви­ру­ются страхи детей хотя бы потому, что роди­тели излишне бес­по­ко­ятся о самом факте их наличия, как бы застре­вают на них, вместо того, чтобы понять их источ­ники и пред­при­нять реаль­ные шаги для их устра­не­ния. Тогда, если страхи и будут устра­нены пси­холо­гом или врачом, при отсут­ствии реаль­ных перемен у роди­те­лей они могут вер­нуться снова.

Иногда страхи труд­но­устра­нимы только потому, что мы пыта­емся воз­действо­вать на их внешнюю сторону, не учи­ты­вая харак­тера, смысла и зна­че­ния. Более эффек­тив­ным будет воз­действие на причину страха, поро­жда­ю­щие его условия и обсто­я­тель­ства. Так, вместо того чтобы бороться с вооб­ра­жа­е­мым страхом перед Волком или Кощеем, нужно про­а­нали­зи­ро­вать воз­мож­ные причины этих страхов, нередко нахо­дя­щи­еся в сфере семейных отно­ше­ний, в част­но­сти в кон­флик­т­ном пове­де­нии отца, раз­дра­жен­ного и гро­зя­щего нака­за­нием. Также и устой­чи­вый страх Бабы Яги может гово­рить о том, что матери необ­хо­димо пере­смо­треть свои отно­ше­ния с ребен­ком, сделать их более теплыми, непо­сред­ствен­ными и откро­вен­ными.

Первое, что нужно сделать, — воз­вра­тить ребенку детство, из кото­рого он ушел раньше времени. Дости­га­ется это сов­мест­ной дея­тель­но­стью, про­гул­ками, раз­но­об­разными, эмо­ци­о­нально насы­щен­ными играми, дет­скими спек­та­клями, куколь­ными пред­ста­в­ле­ни­ями, где много веселья и музыки, посе­ще­ни­ями парков и аттрак­ци­о­нов, а также систе­ма­ти­че­ским чтением сказок (но не перед сном), рисо­ва­нием крас­ками, увле­ка­тель­ными похо­дами и сов­мест­ными спор­тив­ными меро­при­яти­ями. Крайне жела­тельно участие во всех этих меро­при­ятиях взро­с­лых, которые сами как бы попа­дают в свое детство, ста­но­вятся более непо­сред­ствен­ными в отно­ше­ниях с детьми. Любая возня с роди­те­лями и свер­ст­ни­ками, подвиж­ные игры, смех, дру­же­лю­б­ная ирония, шутки, как и чтение и разы­гры­ва­ние сказок и неслож­ных, при­ду­ман­ных детьми историй, спо­собны создать условия для детства, не омра­чен­ного стра­хами, с кото­рыми не может справиться ребенок. Само собой разу­ме­ется, что нужно учить детей сдер­жи­ваться, но если делать это слишком рано, быть чрез­мерно серьезными и тре­бо­ва­тель­ными, можно только закре­пить отри­ца­тель­ные эмоции ребенка, сгу­стить их до степени страха или гнева и нередко достичь проти­во­полож­ных резуль­та­тов.

Решиться помочь детям пол­но­стью избавиться от страха — это значит принять актив­ное участие в их жизни. Но актив­ность не озна­чает, что можно бес­пар­донно вме­ши­ваться в личную жизнь детей, грубо пытаться тре­ни­ро­вать их волю, заста­в­ляя без всякой под­го­товки про­бе­гать мно­го­ки­ло­мет­ро­вую дистан­цию с пре­пят­стви­ями в виде страхов. Подоб­ное пре­о­до­ле­ние страхов обре­кает на еще более острое ощу­ще­ние своей бес­по­мощ­но­сти и нес­по­соб­но­сти оправ­дать ожи­да­ния взро­с­лых. Поэтому не столько к страхам, сколько к самому ребенку нужен особый пси­холо­ги­че­ский подход, осно­ван­ный на пони­ма­нии его чувств и желаний, укреп­ле­нии «я» и пере­стройке при необ­хо­ди­мо­сти харак­тера и отно­ше­ний с людьми.

Чтобы ока­зы­вать воз­действие на страхи, нужно прежде всего уста­но­вить контакт с самим ребен­ком, под­ра­зу­ме­ва­ю­щий дове­ри­тель­ное отно­ше­ние к нему как условие раз­ви­тия его твор­че­ских воз­мож­но­стей и веры в себя.

Отправ­ная точка любого пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ского воз­действия — это при­нятие чувств и желаний детей и их самих такими, какие они есть, что поз­во­ляет инди­ви­ду­али­зи­ро­вать воз­действие на ребенка и сделать его более резуль­та­тив­ным.

Если же пытаться вместо устра­не­ния страхов «выяс­нять отно­ше­ния» с ребен­ком или считать его без­на­дежно упрямым и не спо­соб­ным к пере­ме­нам, то вряд ли он сможет про­я­вить актив­ность и пре­о­до­леть страх. Мы не слу­чайно придаем такое большое зна­че­ние вза­и­мо­от­но­ше­ниям роди­те­лей и детей, ведь они ска­зы­ва­ются самым суще­ствен­ным образом при устра­не­нии страхов.

Затруд­няют устра­не­ние страхов и неприми­ри­мость к ним взро­с­лых, кате­го­рич­ность при­ни­ма­е­мых по поводу страхов решений, а также недо­ве­рие к спо­соб­но­сти детей избавиться от страха, как и воз­ве­де­ние в абсолют любых ошибок на этом пути, то есть уста­новки или про­я­в­ле­ния харак­тера взро­с­лых членов семьи, и сами по себе ослож­ня­ю­щие отно­ше­ния с детьми.

Необ­хо­димо также тер­пе­ние при работе с детьми по устра­не­нию страхов, так так она не всегда дает неза­мед­ли­тель­ные резуль­таты. В немалой степени это зависит и от спо­соб­но­сти детей пере­стра­и­вать отно­ше­ния и напол­нять свою жизнь новым содер­жа­нием. Нередко ожи­да­е­мый эффект сни­жа­ется из-за быстрой утом­ля­е­мо­сти ребенка, нерв­но­сти и частых забо­ле­ва­ний.

Можно сказать: «Един­ствен­ное, что мы не знаем никогда — это то, что нам при­с­нится ночью». Действи­тельно, что сон гря­ду­щий нам готовит — куда мы попадем, где будем путе­ше­ство­вать, с кем встре­чаться — и взро­с­лому трудно пред­ставить, а ребенку тем более. Да и не скоро найдешь чело­века, который бы кате­го­рично отрицал наличие хотя бы одного кош­мар­ного сна в своей жизни. Хватает и просто непри­ят­ных снов, а неко­то­рых, как нава­жде­ние какое-то, одо­ле­вают ночные кошмары. После них и сон не в радость, и раз­би­тыми встаем утром, и труднее день дается, а ночью все начи­на­ется снова. Полу­ча­ется как бы зам­кну­тый круг — дневные пережи­ва­ния поро­ждают ночные, послед­ние, в свою очередь, иска­жают нор­маль­ное само­чув­ствие, что и про­я­в­ля­ется во сне.

Непри­ят­ные, страш­ные сны чаще видят люди серьезные, чем-то оза­бо­чен­ные и одно­вре­менно эмо­ци­о­нально чув­стви­тель­ные, поскольку сны — это прежде всего эмо­ци­о­наль­ный отклик на события, про­ис­хо­дя­щие днем.

Мозг про­дол­жает рабо­тать и ночью, обнажая нере­шен­ные про­блемы, пусть и в гро­те­ск­ном, абсур­д­ном виде. Неко­то­рые люди отма­хи­ва­ются от снов, как от назойли­вой мухи, другие, нао­бо­рот, придают им маги­че­ское зна­че­ние вроде рока, пред­ска­за­теля судьбы и т. д. К послед­ним можно отнести и людей с тре­вожно-мни­тель­ными чертами харак­тера, посто­янно испы­ты­ва­ю­щих чувство бес­по­койства, сомне­ния в правиль­но­сти своих действий, а то и неу­ве­рен­ность в своих силах. Действи­тельно, сны как пра­во­по­лу­шар­ный вид дея­тель­но­сти могут предвос­хи­щать опас­ность, но гораздо чаще они отра­жают то, что уже РЕАЛЬНО про­и­зо­шло с нами, то есть явля­ются под­со­зна­тель­ной пере­ра­бот­кой ранее имевших место пережи­ва­ний. Значит, не ушли они, эти пережи­ва­ния, пол­но­стью из нас, действуют на психику, живут в ее глу­бин­ных слоях, эмо­ци­о­наль­ной памяти и, бывает, начи­нают исподволь, неза­метно «делать свое черное дело» — менять эмо­ци­о­наль­ный тонус чело­века, его само­чув­ствие, энер­гети­че­ский потен­циал и даже харак­тер. Так что лучше лишний раз не пугаться страш­ных снов, а вни­ма­тельно их про­а­нали­зи­ро­вать и сделать выводы. Сны как ирра­ци­о­наль­ный мате­риал пуще всего «боятся» кри­ти­че­ского, взве­шен­ного, осно­ван­ного на реаль­но­сти анализа. Если рас­ска­зать их дове­ри­тель­ному и ува­жа­е­мому собе­сед­нику, тем более врачу или пси­хологу, нари­со­вать или разы­грать по спе­ци­ально соста­в­лен­ному сце­на­рию (см. послед­нюю главу), то может и конец им насту­пить. А чтобы впредь не воз­ни­кали — стоит пора­бо­тать над собой, раз в душе, психике бес­по­койство, страх гнез­дятся, тлея и про­ры­ва­ясь время от времени подобно пару и воде гейзера.

У детей и страхов больше, и ночных ужасов. Анали­зи­ро­вать их труднее: дети не любят о них гово­рить, как о голов­ной боли, отде­лы­ва­ясь, в лучшем случае, одно­слож­ными фразами. Да и часто совсем не хотят их вспо­ми­нать, забы­вают, амне­зи­руют, вытес­няют. Между тем разо­браться в детских снах и оказать помощь — более чем гуман­ная задача роди­те­лей, педа­го­гов, пси­холо­гов и врачей. Заодно и самих себя увидим, в каком виде отра­жа­емся в снах детей. Не лишним будет при этом вспо­мнить и соб­ствен­ные сны в детстве и посмо­треть, нет ли ана­ло­гии и не мы ли награ­дили свое чадо бес­по­койством, муками неу­ве­рен­но­сти и нес­по­соб­но­стью защи­тить себя. Весьма точно можем сказать и обрат­ное: страш­ные сны реже снятся тем детям, роди­тели которых не смотрят на жизнь пес­сими­сти­че­ски, а ведут себя уве­ренно и гибко, поль­зу­ются заслу­жен­ным авто­ри­тетом и любовью. Исклю­че­нием из этого утвер­жде­ния будет только худо­же­ствен­ная ода­рен­ность ребенка, когда он, как губка, впи­ты­вает впе­ча­т­ле­ния дня и пережи­вает их, а уж вооб­ра­же­ния ему не зани­мать. Цель второй части нашей книги как раз и заклю­ча­ется в озна­ком­ле­нии роди­те­лей и спе­ци­али­стов с тайнами детских сно­ви­де­ний, их пси­холо­ги­че­ской подо­пле­кой, с тем чтобы помочь детям сво­е­вре­менно избавиться от накипи страхов и тирании зла, лучше защи­щать себя (сейчас), а заодно и роди­те­лей (в будущем).

Отметим (по данным ЭВМ-анализа) вза­и­мо­связи нару­шен­ного сна с осо­бен­но­стями про­те­ка­ния бере­мен­но­сти и родов, пси­холо­ги­че­ским состо­я­нием матери. По ним можно досто­верно пред­ска­зать, какие нару­ше­ния сна ожидают детей.

Начнем с поверх­ност­ного сна, когда даже при малейшем шуме сон у ребенка сразу про­па­дает, и в лучшем случае он играет, в худшем — кричит, плачет. Ока­за­лось, поверх­ност­ный сон связан с вол­не­ни­ями (эмо­ци­о­наль­ным стрес­сом) матери в период бере­мен­но­сти. Сами же вол­не­ния про­и­с­те­кают, в данном случае, от отсут­ствия уве­рен­но­сти матери в проч­но­сти брака и наличия страха перед родами. Держать себя в посто­ян­ном напря­же­нии, страхе, как видим, даром не про­хо­дит. Плод напря­жен, бес­по­коен и заснуть как следует не может еще в утробе матери. К тем же резуль­та­там при­во­дит повы­шен­ная утом­ля­е­мость матери при бере­мен­но­сти, какими бы при­чи­нами она ни вызы­ва­лась. Вспо­мним: при самом рас­про­стра­нен­ном неврозе — невра­сте­нии чаще всего нарушен именно сон. Нельзя выс­паться, сон не при­но­сит радости, пере­пол­нен всякими забо­тами и тре­во­гами. Устаем днем еще больше, сон ста­но­вится хуже — попа­даем в зам­кну­тый круг с неиз­беж­ной раз­дра­жи­тель­но­стью и рас­стройством настро­е­ния. Что уж гово­рить о пере­на­пря­же­нии нервно-пси­хи­че­ских сил при бере­мен­но­сти, когда и так нагрузка ска­зы­ва­ется, а выно­сли­вость и при­родно может быть не самой высокой. Соот­вет­ственно рас­стра­и­ва­ется и биоритм сна у плода, и нередко надолго.

Любой педиатр под­твер­дит и другую уста­но­в­лен­ную нами зако­но­мер­ность: бес­по­койный, поверх­ност­ный сон более всего харак­те­рен для детей, родив­шихся раньше срока. Сон у них незре­лый, пре­ры­ви­стый, да и день с ночью меня­ются местами. И здесь все может ула­диться, если дома все спо­койно и мать любящая, а не вечно недо­воль­ная поя­вив­шимся «раньше времени» ребен­ком, да и сама нервная в придачу.

Непре­хо­дя­щие мучения молодым роди­те­лям доста­в­ляет и бес­по­койный сон ребенка. Все не по нему, места себе найти не может, мечется во сне, одеяло ски­ды­вает, что-то лепечет, выпасть из кровати норовит. И... чем больше дитятя ведет себя подоб­ным образом, тем больше бес­по­ко­ятся и напря­га­ются роди­тели, незримо пере­да­ю­щие свое воз­бу­жде­ние и только усу­гу­б­ля­ю­щие у него про­блемы сна. Бес­по­ко­иться надо, но только не чрез­мерно, не дра­ма­ти­зи­ро­вать ночные про­блемы детей. От этого они лучше спать не будут. А вот погла­дить стра­дальца, пошеп­тать при­вет­ли­вые слова, да и самим успо­ко­иться — стоит. Обычно роди­тели уди­в­ля­лись, когда видели, как я, будучи врачом-педи­а­тром, успо­ка­и­вал самых без­на­дежно пла­чу­щих детей. Брал детишек на руки и ходил, слегка ука­чи­вая, раз­го­ва­ри­вая нежно и успо­ка­и­ва­юще — за маму, есте­ственно. А она училась, раз была молодая и запро­грам­ми­ро­ван­ная на напи­сан­ные в другой стране правила. Как тут не вспо­мнить бабушку из деревни: без всяких книг и пред­пи­са­ний, одной рукой она люльку качала, другой кашу варила, да еще и песню напе­вала. И не видел я в подоб­ных случаях (в 60-х годах) нервных нару­ше­ний сна у тех, кто уже не ползал, а ходил. Да и в деревне новая жизнь — дело святое. Вол­но­ваться при ново­ро­жден­ном в семье не пола­га­лось, да и при­гла­шать празд­но­ша­та­ю­щихся — тоже, чтобы «не сгла­зили». Народ­ная муд­рость и кровь, инстин­кты об этом гово­рили. С физи­че­ской стороны были, конечно, изъяны — и рабо­тали до послед­него, и в поле рожали, но чтобы «травить» дитя, мешать ему поя­виться на свет или чужим отда­вать — такое бывало крайне редко. Бере­мен­ность как посла­ние Бога вос­при­ни­ма­лась, как нечто есте­ствен­ное, при­род­ное, судьбой даро­ван­ное. А что у нас? Сплош­ные стрессы до рожде­ния, среди которых — отсут­ствие уве­рен­но­сти в проч­но­сти брака, кон­фликты с мужем, другие вол­не­ния, плохое само­чув­ствие и раз­дра­жи­тель­ность, угроза выки­дыша и эмо­ци­о­наль­ный шок при родах от болез­нен­ных схваток. Устра­нить все эти причины бес­по­койного сна у детей мы можем и сами, если будем более зрелыми к моменту мате­рин­ства и более пси­хи­че­ски защи­щен­ными.

Плач во сне у детей первых лет жизни не дает спо­койно спать и роди­те­лям, чув­ству­ю­щим себя явно «не в своей тарелке». Ска­зы­ва­ется не только эмо­ци­о­наль­ный стресс при бере­мен­но­сти (вол­не­ния, плохое само­чув­ствие и повы­шен­ная утом­ля­е­мость), но и раз­лич­ные откло­не­ния в течении бере­мен­но­сти и родов (ток­си­коз первой поло­вины бере­мен­но­сти, роды раньше времени, чрез­мерно быстрые или затяж­ные, пре­ж­де­вре­мен­ное отхо­жде­ние вод, обвитие шеи ново­ро­жден­ного пупо­ви­ной).

Пеле­на­ние детей такая же рутин­ная про­це­дура, как и кор­м­ле­ние. Однако неко­то­рые дети явно успо­ка­и­ва­ются, будучи туго запе­ле­ну­тыми, другие, нао­бо­рот, изо всех сил пыта­ются высво­бо­диться, и только изрядно устав от обилия дви­же­ний, успо­ка­и­ва­ются и засы­пают. Тем­пе­ра­мент уже и здесь виден. Дети с холе­ри­че­ским тем­пе­ра­мен­том труднее пере­но­сят любое стес­не­ние, только и ждут, чтобы высво­бо­диться; флег­ма­тики пред­по­читают быть завер­ну­тыми по всем прави­лам. А сан­гви­ники, на то они и сан­гви­ники, чтобы не предъ­я­в­лять особых тре­бо­ва­ний: не очень туго и не очень сво­бодно — в самый раз и будет.

Но и вне тем­пе­ра­мента иной раз видим, как ребенок засы­пает только туго запе­ле­ну­тым. Такие при­стра­стия связаны с нали­чием при бере­мен­но­сти угрозы выки­дыша и крайне болез­нен­ных схваток при родах. Эти же факторы участ­вуют в про­ис­хо­жде­нии бес­по­койного сна у детей, поскольку сон — в извест­ном роде аналог вну­три­утроб­ного суще­ство­ва­ния, когда ребенок оста­ется один, в темноте и зам­кну­том про­стран­стве. К тому же отри­ца­тель­ные эмо­ци­о­наль­ные реакции зафик­си­ро­ваны у плода с девятой недели жизни — в стан­дарт­ном воз­ра­сте искус­ствен­ного пре­ры­ва­ния бере­мен­но­сти или аборта. При угрозе выки­дыша не исклю­чено поя­в­ле­ние эмо­ци­о­наль­ного шока, что и при­во­дит вместе с ана­ло­гич­ным стрес­сом матери к выбросу в кровь боль­шого коли­че­ства гор­мо­нов бес­по­койства. Этой дозы в ряде случаев доста­точно, чтобы рас­стро­ить сон в бли­жайшие месяцы и годы. Свер­шив­шийся выкидыш озна­чает неми­ну­е­мую смерть плода, но и угроза выки­дыша при­во­дит к нару­ше­нию пла­цен­тар­ного кро­во­об­ра­ще­ния и вну­три­утроб­ной гипок­сии (недо­ста­точ­ному питанию мозга плода кисло­ро­дом). То же отно­сится к чрез­мерно интен­сив­ным, болез­нен­ным схват­кам мышц матки в период рас­кры­тия ее шейки. Угроза смерти, физи­че­ского уни­что­же­ния рефлек­торно вклю­чает у плода инстинкт само­со­хра­не­ния в виде обо­ро­ни­тель­ной, защит­ной реакции дви­га­тель­ного бес­по­койства и страха.

После рожде­ния чрез­мерно откры­тое про­стран­ство, отсут­ствие люльки, кро­ватки, равно как и одежды, поро­ждает безот­чет­ное чувство бес­по­койства, обычно в виде плача, реже — крика и затруд­не­ний в засы­па­нии. Теперь понятно, почему тугое пеле­на­ние успо­ка­и­вает детей, пере­нес­ших угрозу выки­дыша и болез­нен­ные схватки матери при родах. Они снова нахо­дятся как бы в утробе матери, но уже в безо­пас­ных усло­виях суще­ство­ва­ния. В отдельно про­ве­ден­ном иссле­до­ва­нии мы наблю­дали более выра­жен­ный страх откры­того про­стран­ства у девочек при наличии патоло­гии родов. У маль­чи­ков подоб­ная связь отсут­ствует, но в расчет в данном иссле­до­ва­нии не при­ни­мались болез­нен­ные схватки при родах.

Главное — если имелась какая-либо угроза пре­ж­де­вре­мен­ного поя­в­ле­ния на свет, необ­хо­димо пеле­на­ние, вос­про­из­во­дя­щее условия безо­пас­ной вну­три­утроб­ной жизни. При орга­ни­че­ских повре­жде­ниях мозга от асфик­сии, родовой травмы болез­ненно повы­ша­ется чув­стви­тель­ность кожи, имеются дро­жа­ния отдель­ных частей лица или судо­роги, напря­же­ния, гипер­то­нус конеч­но­стей и туло­вища. Тогда тугое пеле­на­ние, нао­бо­рот, усилит бес­по­койство и крик ребенка; опти­маль­ным вари­ан­том будет нетугое пеле­на­ние или более частое поло­же­ние ребенка пол­но­стью рас­кры­тым.

Как мы видим, в основе боль­шин­ства КС нахо­дятся страхи, поро­жден­ные семей­ной ситу­а­цией, раз­мно­жа­ю­щи­еся сверх воз­раст­ной нормы и при­об­рета­ю­щие угро­жа­ю­щий жизни харак­тер. Поэтому самым действен­ным спо­со­бом устра­не­ния КС будет умень­ше­ние дневных страхов у детей, повы­ше­ние их уве­рен­но­сти в себе, нала­жи­ва­ние вза­и­мо­от­но­ше­ний в семье, включая кор­рек­цию неправиль­ного вос­пита­ния и нейтрали­за­цию кон­флик­тов. В свою очередь, устра­нить страхи у детей невоз­можно без заин­те­ре­со­ван­ного участия роди­те­лей и их лечения по поводу соб­ствен­ных нев­роти­че­ских проблем и состо­я­ний.

Чем раньше обна­ру­жены КС у детей, тем лучше для их даль­нейшего пси­хи­че­ского состо­я­ния, поскольку это помо­гает во многом разо­браться в пережи­ва­ниях, нераз­ре­ши­мых для них по воз­ра­сту и объек­тив­ным, скла­ды­ва­ю­щимся в семье обсто­я­тель­ствам. В нев­ро­золо­гии — учении о нев­ро­зах — есть понятие вну­трен­него кон­фликта. Ввел его в научный обиход З. Фрейд, под­ра­зу­ме­вая под этим проти­во­ре­чия между чув­ством долга (супер-Эго) и сек­су­аль­ными, чув­ствен­ными вле­че­ни­ями (ид-Оно). В сно­ви­де­ниях это более чем замас­ки­ро­вано, и в раз­гадке и состоит искус­ство пси­хо­а­нализа. Во всем, что каса­ется снов, тол­ко­ва­ния, у З. Фрейда не было больших дости­же­ний, в отличие от более пси­холо­ги­че­ски ори­ен­ти­ро­ван­ного К. Юнга с его теорией кол­лек­тив­ного бес­со­зна­тель­ного и архети­пов. Как мы убе­ди­лись, сек­су­аль­ная подо­плека КС у детей не пред­ста­в­лена в сколько-нибудь раз­вер­ну­том виде. Нужна изряд­ная доля фан­та­зии, чтобы пере­ве­сти их содер­жа­ние в русло пси­хо­а­нали­ти­че­ских доктрин. Мечтать и фан­та­зи­ро­вать не вредно, но это будет уже не наука, не реаль­ность, а степень пси­хо­а­нали­ти­че­ского, субъек­тив­ного сдвига того или иного иссле­до­ва­теля, выда­ю­щего ожи­да­е­мое за достиг­ну­тое, реаль­ное, понятое. Сейчас ожи­вился интерес к пси­хо­а­нализу у нового поко­ле­ния не ком­петен­т­ных в науке людей. Однако, несмо­тря на его оче­вид­ные заслуги, рас­сма­т­ри­вать КС у детей в русле понятий тех времен будет не про­фес­си­о­нально, скорее это будет дань бес­со­зна­тель­ным тра­ди­циям авторов и их личным при­стра­стиям. Так что дви­жу­щими силами в пости­же­нии КС будут совре­мен­ные знания меди­цин­ской и соци­аль­ной пси­холо­гии и пси­хи­а­трии. Наша книга как раз и напра­в­лена на вос­пол­не­ние соот­вет­ству­ю­щего пробела знаний. А рас­су­ждали мы подоб­ным образом потому, что разо­браться в КС у детей — необ­хо­ди­мая, но весьма непро­стая задача: это все равно что увидеть себя по соб­ствен­ной ини­ци­а­тиве в кривом зеркале. Тем не менее без опо­зна­ния себя такими, какие мы есть в насто­я­щее время, невоз­можно рас­счи­ты­вать на помощь детям. Сначала нам самим нужно изме­ниться, а затем уже вос­пи­ты­вать детей, испра­в­лять их видение мира, харак­тер и сны. При­ме­ром будет история с 35-летней жен­щи­ной, не спо­соб­ной заснуть без сно­т­вор­ных и посто­янно видящей во сне то собаку, то змею. Нев­роти­че­ски рас­стро­ена она была с самого детства. Помнит, как совсем малень­кой девоч­кой боялась змеи, летом на даче ее «до смерти» запу­гали послед­стви­ями укуса, а девоч­кой она была, как можно дога­даться, весьма впе­чат­ли­тель­ной. Сначала змея высту­пала как угроза для ее жизни (отра­в­ле­ние — смерть), в под­рост­ко­вом воз­ра­сте она, скорее, сим­во­ли­зи­ро­вала страх чуже­род­ного влияния. Ясно, что все эти страхи воз­можны только при раз­ви­том инстин­кте само­со­хра­не­ния. Что же служило основой для про­дол­же­ния во сне детских страхов? Не только вооб­ра­же­ние, впе­чат­ли­тель­ность, эмо­ци­о­наль­ность, но и высокая тре­вож­ность, и осо­бенно неу­ве­рен­ность в себе: ей каза­лось, что она не сможет заснуть, что ничего не полу­чится с нор­маль­ным сном, опять при­дется при­ни­мать сно­т­вор­ное и т. д. Здесь самое время задать два вопроса: какие у нее отно­ше­ния с мужем, и что было в детстве? С мужем она испы­ты­вает больше отри­ца­тель­ных, чем поло­жи­тель­ных чувств, осо­бенно в связи с сек­су­аль­ным опытом вза­и­мо­от­но­ше­ний, кото­рыми она пол­но­стью не удо­вле­тво­рена. Именно этим пита­ется ее ночной страх змеи, спо­соб­ной глубоко вне­дриться, вползти, про­ник­нуть. Другой страш­ный пер­со­наж — собака, готовая не столько укусить, как змея, сколько вне­за­пно напасть, залаять, испу­гать своим нео­жи­дан­ным поя­в­ле­нием. Подоб­ный эпизод действи­тельно имел место в детские годы, но чтобы так долго сохра­няться в снах, нужно иметь какое-то под­креп­ле­ние, а то и уси­ле­ние. Чем и был кон­фликт с мужем, отно­ше­ния с которым ежели и не были «соба­чьими», то были близки к оным. Все же что было свя­зу­ю­щим звеном между прошлым, дет­ством и насто­я­щим? Это уже не раз отме­ча­е­мая триада страхов перед засы­па­нием — оди­но­че­ства, темноты и зам­кну­того про­стран­ства. Оди­но­че­ства наша паци­ен­тка боялась всегда, поскольку при ее худо­же­ствен­ных задат­ках не пред­ста­в­ляло труда вооб­ра­зить поя­в­ле­ние чудовищ, исчез­но­ве­ние вечно занятых роди­те­лей или, на крайний случай, конец света. Темнота высту­пала в каче­стве про­я­ви­теля страхов, а без­за­щит­ность, при­су­щая ей опять же с детства, под­чер­ки­вала непроти­в­ле­ние злу. Наи­бо­лее прочно закреп­ля­ются услов­ные рефлексы на поя­в­ле­ние опас­но­сти перед сном из-за воз­ни­ка­ю­щих фазовых пере­ход­ных состо­я­ний актив­но­сти голов­ного мозга. Ввиду чего и неу­ди­ви­тельно сохра­не­ние бес­по­койства перед сном, уси­лен­ное тре­вож­ной пере­ра­бот­кой домаш­них кон­флик­тов. Как и в детстве, дневные заботы, про­блемы, бес­по­койства влияли на поя­в­ле­ние тревоги перед сном и, подобно рет­ран­с­ля­тору, спо­соб­ство­вали ожи­в­ле­нию ночных страхов, пред­ста­в­лен­ных обра­зами змеи и собаки. Хорошо, с при­чи­нами их воз­ник­но­ве­ния мы разо­брались. Дело оста­лось за малым — выгнать их из сна. Можно, конечно, внушить опре­де­лен­ный, защит­ного плана, харак­тер сно­ви­де­ний (кто-то или нечто изго­няет, уни­что­жает угро­жа­ю­щие ночные образы), и дело с концом. Не совсем так. Если у детей подоб­ное вну­ше­ние более или менее рабо­тает, да и то его исполь­зуем после рисо­ва­ния страхов, то у взро­с­лых жела­е­мое в данном случае можно выдать за действи­тель­ное. Тем более не сра­ба­ты­вает вну­ше­ние, убе­жде­ние об устра­не­нии, снятии кош­мар­ной тема­тики сно­ви­де­ний, раз мы об этом сказали, уста­но­вили, напут­ство­вали. Что же оста­ется делать? Еще раз вспо­мним, когда начались страш­ные сны и страхи вообще. В детстве! И снижать их трав­ми­ру­ю­щее влияние нужно теми же раз­ра­бо­тан­ными спо­собами, что и при пси­хо­те­ра­пии детских страхов. Теперь поясним, что всю эту историю с мамой мы рас­ска­зы­вали по причине ночных страхов у ее дочери 11 лет. Мать обра­ти­лась за помощью себе, но когда мы узнали, что и дочь под­вер­жена ночным кош­ма­рам, то пред­ло­жили пройти сов­мест­ный курс игровых лечеб­ных занятий, заодно при­гла­сив и отца, любя­щего не столько мать, сколько дочь. И вот позади четыре игровых занятия, а вместе с ними и боль­шин­ство ночных страхов. Осо­бенно помогли такие простые, но пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ски обы­гры­ва­е­мые игры, как пят­нашки, жмурки, прятки. Именно они и рас­считаны на устра­не­ние страхов оди­но­че­ства, темноты и зам­кну­того про­стран­ства. Пят­нашки устра­няют страх нео­жи­дан­ного воз­действия: никто из игра­ю­щих не знает, как поведет себя пят­на­ю­щий, к кому во время бега он обер­нется, вне­за­пно изменив напра­в­ле­ние, да еще с наро­чито угро­жа­ю­щими репли­ками: «сейчас догоню», «я тебе покажу», «как хлопну» и т. п. Именно нео­жи­дан­ность, чего НЕ ОЖИДАЛИ, и будет пред­по­сыл­кой, пер­вич­ным ощу­ще­нием страха виталь­ной (жиз­нен­ной) угрозы. Ведь все чудища, стра­ши­лища поя­в­ля­ются вдруг, вне­за­пно, без пре­ду­пре­жде­ния, втор­га­ясь в созна­ние как ино­род­ное тело, комета, метеор.

Жмурки — вторая игра, которая про­дол­жает устра­нять страх вне­за­п­ного воз­действия хотя бы тем, что ищущий вне­за­пно натал­ки­ва­ется на оста­ю­щихся на своих местах участ­ни­ков игры и должен опре­де­лить, опо­знать через ощу­пы­ва­ние, кто именно нахо­дится перед ним: тетя, дядя, мать, отец, врач, мальчик, девочка, поскольку в игре при­ни­мает участие несколько семей и асси­стен­тов — помощ­ни­ков врача. Однако глаза у веду­щего завя­заны и закрыты — это условие игры, то есть соз­да­ется вну­трен­нее зам­кну­тое про­стран­ство, перед которым нужно не робеть, а действо­вать, выпол­няя правила игры.

Во время игры в прятки каждый должен спря­таться один, отдельно от роди­те­лей, в весьма огра­ни­чен­ном, тесном про­стран­стве, где к тому же нет света — согласно прави­лам игры. Правила высту­пают, таким образом, в каче­стве нор­мали­зу­ю­щего, ста­би­ли­зи­ру­ю­щего и тера­пев­ти­че­ски актив­ного фактора. Предше­ству­ю­щие игры, пят­нашки и жмурки, под­го­та­в­ли­вали почву (смяг­че­нием страха нео­жи­дан­ного воз­действия и отчасти — зам­кну­того про­стран­ства и темноты) для устра­не­ния другого веду­щего ком­по­нента в рас­сма­т­ри­ва­е­мой триаде страхов — страха оди­но­че­ства. Соот­вет­ству­ю­щим образом игра дра­ма­ти­зи­ро­ва­лась. Все игра­ю­щие сначала ска­п­ли­вались на лест­нице между двумя дверями, и водящий — тот, кто ищет, вне­за­пно хлопал в ладоши. В мгно­ве­ние ока, прак­ти­че­ски до окон­ча­ния счета «раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погу­лять» всем необ­хо­димо было открыть двери в сума­тохе и панике и быстро найти укрытие — личную безо­пас­ность. Могло быть и два претен­дента на место, где можно спря­таться, и ребенок мог по-преж­нему стремиться быть вместе с роди­те­лями, а кто-то не успевал спря­таться и лихо­ра­дочно искал под­хо­дя­щего укрытия. Опять же водящий искал осталь­ных участ­ни­ков игры с угро­зами «сейчас найду», «никто от меня не уйдет», «покажу, как пря­таться». Этими наро­чи­тыми угро­зами и дости­га­лась цель нейтрали­за­ции страха чудовищ. Вза­им­ный обмен такими угро­зами со стороны роди­те­лей и детей помогал устра­нить излиш­нюю напря­жен­ность в отно­ше­ниях по типу извест­ной раз­рядки, снятия нако­пив­ше­гося напря­же­ния и одно­вре­менно нейтрали­зо­вать избыток не пере­ра­бо­тан­ных созна­нием угроз и пре­до­сте­ре­же­ний.

Для более надеж­ного пре­дот­вра­ще­ния поя­в­ле­ния страха из про­шлого перед сном потре­бо­ва­лось допол­ни­тель­ное игровое занятие по умень­ше­нию страха оди­но­че­ства. Вначале ситу­а­ция была про­и­грана с матерью, затем ана­ло­гич­ным образом — с дочерью. В первом действии все дружно играли друг с другом, после чего неза­метно исче­зали, оставив мать одну. Вышедшие из игры в сосед­ней комнате моно­тонно пов­то­ряли хором: «Оле (так звали девочку) сейчас, навер­ное, плохо, она ничем не может занять себя. Ей хочется плакать. Ходит из угла в угол или сидит на одном месте и смотрит в потолок. А может, она займется чем-нибудь». Дальше сле­до­вала «немая сцена» — мол­ча­ние. Обычно ребенок в отсут­ствие взро­с­лых под вли­я­нием такой сти­му­ли­ру­ю­щей инфор­ма­ции начинал огля­ды­ваться вокруг и замечал раз­ло­жен­ные игрушки, спор­тив­ный инвен­тарь, дающие ему воз­мож­ность занять себя, забыться, лучше пере­не­сти оди­но­че­ство и отсут­ствие взро­с­лых. Тогда осталь­ные участ­ники игры воз­вра­щались по одному обратно и под­чер­ки­вали само­сто­я­тель­ность девочки, ее умение занять себя. После чего все взро­с­лые опять же хором про­из­но­сили: «Оля хорошая девочка. У Оли все будет полу­чаться лучше и лучше. Оля совсем пере­стала бояться. Если нужно, Оля сама сможет помочь другим детям пре­о­до­леть страхи». Вну­ша­ю­щее зна­че­ние таких реплик весьма велико, если они осно­ваны на реаль­ных дости­же­ниях детей в пре­о­до­ле­нии страхов.

После сов­мест­ных игровых занятий с их про­дол­же­нием в домаш­ней обста­новке мать стала засы­пать впервые без сно­т­вор­ных, а у дочери отпала необ­хо­ди­мость в кон­суль­та­ции, на которую она была запи­сана месяц назад.

Вопрос всех вопро­сов: следует ли про­и­гры­вать осно­во­по­ла­га­ю­щий для многих страхов страх смерти? Можно считать, что раз он не устра­нен, то вся пре­ды­ду­щая работа по устра­не­нию страхов пойдет насмарку. Если в начале нашего науч­ного пути мы еще отва­жи­вались пред­ла­гать детям рисо­вать среди прочих и страх смерти себя и роди­те­лей, то потом убе­ди­лись, что этого не стоит делать не только по эти­че­ским сооб­ра­же­ниям, но и ввиду явной неце­ле­со­об­раз­но­сти. Раз про­хо­дили другие страхи, обу­сло­в­лен­ные страхом смерти, то рано или поздно сам страх смерти терял свою акту­аль­ность, рас­сы­пался в пух и прах, и бороться с ним нужно было так же, как и с вет­ря­ными мель­ни­цами. К тому же, помните, страх смерти в своей пред­по­сылке — понятие воз­раст­ное, пре­хо­дя­щее. Однако при нев­роти­че­ском рас­стройстве лич­но­сти он начи­нает довлеть в созна­нии, фор­ми­руя фобии, опа­се­ния, пред­чув­ствия и пора­жен­че­ские настро­е­ния.

В связи с этим при­хо­дит на ум один случай из нашей прак­тики. Зна­ме­ни­тый в 60-е годы оперный певец от пере­грузки на фоне гриппа несколько раз терял созна­ние на сцене, и посте­пенно, но прочно у него возник страх смерти от оста­новки сердца. Навяз­чи­вый страх сковал актив­ность артиста, высту­пать он уже не мог, лежал неод­но­кратно в боль­ни­цах. Болезнь, то есть невроз, про­грес­си­ро­вала, и послед­ние 10 лет он пере­стал вообще выхо­дить из дома в при­го­роде Ленин­града, поскольку уда­ле­ние от близких и дома авто­ма­ти­че­ски вклю­чало страх оста­новки сердца. Пере­бы­вало за это время у него много зна­ме­ни­то­стей — от Джуны до черных и белых магов. Никакие закли­на­ния, вну­ше­ния, сна­до­бья и заго­воры не помо­гали. Прорыв осу­ще­ствил извест­ный врач из Фео­до­сии А. Довженко, автор метода коди­ро­ва­ния при алко­го­лизме. Лечил он тогда пар­тийных бонз и заодно решил помочь нашему затвор­нику. Не тер­пя­щим воз­ра­же­ния голосом заставил его сесть в машину, привез в город, закрыл в номере гости­ницы, заявив, что когда его откроет утром, все страхи смерти пройдут раз и нав­се­гда. Утром посе­дев­ший от ужаса певец при­ка­зал отвезти его домой, поскольку вторая ночь могла стать для него послед­ней. Просьба была испол­нена. Нужно отдать дань ува­же­ния нашему герою: он заочно освоил весь курс меди­цин­ского инсти­тута и сдал потря­сен­ной комис­сии на «отлично» все выпускные экза­мены. Нужно только добавить, что комис­сия в полном составе прибыла к нему, а не он к ней, раз все оста­ва­лось по-преж­нему с его фобиями смерти. Одно­вре­менно как человек талан­тли­вый и раз­но­сто­рон­ний, он прошел школу трав­ни­че­ства и цели­тель­ства и стал помо­гать людям. К нему при­летали высо­ко­по­ста­в­лен­ные клиенты из Москвы, но офи­ци­аль­ного раз­ре­ше­ния на ока­за­ние помощи так никто ему и не дал. Это сейчас не спра­ши­вают, есть лицен­зия или нет, да и Ака­демия цели­тель­ства поя­ви­лась, а тогда про­ве­ря­ю­щие рыскали, как агенты инкви­зи­ции, среди еди­нич­ных пред­стави­те­лей аль­тер­на­тив­ной меди­цины. Слу­чайно один из наших уче­ни­ков, поклон­ник таланта этого артиста, раз­го­во­рился с ним о пси­холо­ги­че­ских методах лечения навяз­чи­вых страхов, в коих уже имел извест­ный опыт автор этой книги. Просьба стра­жду­щего не была откло­нена и, есте­ственно, при­шлось поин­те­ре­со­ваться всей пре­ды­сто­рией не такой уж редкой в нашей прак­тике фобии смерти. Кар­ди­наль­ным пси­хо­ген­ным (трав­ми­ру­ю­щим) собы­тием ока­зался тяжелый грипп с моз­го­выми ослож­не­ни­ями, пере­не­сен­ный в воз­ра­сте 8 лет. Была и высокая тем­пе­ра­тура, и зату­ма­нен­ное созна­ние, и состо­я­ние, близкое к кли­ни­че­ской смерти. Заметьте, это 8 лет, а раньше 8 лет были как 7 лет сейчас, то есть страх смерти неотъем­лемо входит в пси­холо­гию этого воз­ра­ста, да еще зао­стрен­ный пра­во­по­лу­шар­ной напра­в­лен­но­стью лич­но­сти и пред­ста­в­ля­ю­щей угрозу для жизни болез­нью. По-насто­я­щему помог маль­чику только один весьма уже пожилой травник, с которым его потом свя­зы­вали многие годы дружбы. Через два года пре­кра­ти­лась голов­ная боль, нор­мали­зо­вался сон. Под­рост­ком играл с непло­хими резуль­та­тами в футбол, как вдруг в юно­ше­ском воз­ра­сте открылся дар пения, чем были немало уди­в­лены все зна­ко­мые. Далее — Кон­сер­ва­то­рия и сцены Парижа, Токио, Нью-Йорка. Но затем — пере­грузка, срыв, воз­о­б­но­в­ле­ние детских, не изжитых страхов и раз­ви­тие, пожалуй, самого тяже­лого для лечения невроза навяз­чи­вых состо­я­ний, в данном случае страха смерти. Что бы вы посо­вето­вали, дорогие чита­тели, на моем месте? Не сомне­ва­юсь, неко­то­рые из вас вос­клик­нут: «Эврика! Надо пои­грать ему в игры, устра­ня­ю­щие свя­зан­ные со страхом смерти страхи, того же оди­но­че­ства, темноты, зам­кну­того про­стран­ства, страхи напа­де­ния чудовищ, стихии, высоты, глубины, войны, уколов и нео­жи­дан­ных звуков». Да, вы правы, извест­ное пони­ма­ние подоб­ных проблем и есть цель нашей книги. Вопрос только — с кем играть и как. Сын у него уже большой, учится и живет отдельно, так что ему не до игры. А вот две при­емные дочки, 8 и 11 лет, от второй жены как раз то, что надо: и возраст под­хо­дя­щий, и сопроти­в­ляться игре не будут. Побе­се­до­вали мы с ними и, не зао­стряя вни­ма­ние на отчиме, пред­ло­жили вместе сыграть сначала с нами, а потом и с ним отдельно. Благо дом был дере­вян­ный, двух­этаж­ный, да еще с чер­да­ком и под­ва­лом. Пои­грали мы в пят­нашки, жмурки, прятки, пожали всем руки и уехали, выразив надежду встретиться уже в Ленин­граде. Так оно и полу­чи­лось. Через два месяца после­до­вал звонок со словами бла­го­дар­но­сти. Вот вам вроде и простые игры, но какой дают эффект при умелом при­ме­не­нии: страх смерти прошел, дез­ак­ту­али­зи­ро­вался после про­и­гры­ва­ния других, свя­зан­ных с ним страхов.

Вер­немся в детство и отметим ряд правил отно­ше­ния роди­те­лей к КС, своего рода кодекс пове­де­ния при них.

При наличии КС не следует про­я­в­лять чрез­мер­ную прин­ци­пи­аль­ность, читать мораль, стыдить, отпра­в­лять спать одного в темной комнате. Если КС пред­ста­в­ляют еди­нич­ные случаи, то, успо­коив ребенка и ласково с ним пого­во­рив, можно поси­деть рядом в его комнате, погла­жи­вая по головке, плечу, руке, ласково напевая при этом или рас­ска­зы­вая какую-либо неза­мы­сло­ва­тую историю. Другое дело — посто­янно пов­то­ря­ю­щи­еся КС. Здесь необ­хо­дима квали­фи­ци­ро­ван­ная помощь пси­холога или врача-пси­хо­те­ра­певта, а пока лучше всего при­бли­зить кровать ребенка к своей или спать вместе с ним.

Нема­ло­важно поже­лать спо­кой­ной ночи, не напо­ми­ная: «Ты только не бойся». Послед­нее действует, скорее, как при­гла­ше­ние к страхам, чем их отри­ца­ние. Само собой разу­ме­ется, устра­не­ние любых «ужа­сти­ков» перед сном, сказок с леде­ня­щим душу содер­жа­нием, бурной игры, плотной пищи, духоты в поме­ще­нии и физи­че­ского стес­не­ния ночью. Даже такие безо­бид­ные меро­при­ятия, как мытье ног про­хлад­ной водой перед сном и про­вет­ри­ва­ние поме­ще­ния, заметно умень­шают частоту КС. Ночью не мешает лишний раз подойти к плохо спящему ребенку, поправить одеяло, сказать несколько теплых слов. Утром лучше обойтись без будиль­ника, а неза­метно подойти, опять же погла­дить и раз­бу­дить лас­ко­выми словами. Чем более нервный ребенок, тем менее быстрым должно быть про­бу­жде­ние.

Днем ребенку следует пре­до­ставить большую игровую актив­ность, воз­мож­ность пои­грать в подвиж­ные, шумные, эмо­ци­о­нально насы­щен­ные игры. Чем больше он устанет физи­че­ски днем, тем лучше будет спать ночью — что назы­ва­ется, «без задних ног». Никогда не нужно выяс­нять отно­ше­ния в семье при спящем ребенке, как и скло­нять его на сторону одного из взро­с­лых днем. То же отно­сится и к «ничего не зна­ча­щим», с точки зрения роди­те­лей, ночным теле­пе­ре­да­чам и музыке с исполь­зо­ва­нием мощных уси­ли­те­лей. Даже кро­ватка ребенка должна быть рас­поло­жена опти­маль­ным образом: по маг­нит­ной оси Земли, не в темном углу и не слишком светлом месте, без нагро­мо­жде­ния мебели и при­сут­ствия бес­по­койно спящего взро­с­лого рядом.

Особого вни­ма­ния заслу­жи­вают часто боле­ю­щие дети, веро­ят­ность поя­в­ле­ния КС у которых в несколько раз выше. Даже эле­мен­тар­ные ОРЗ, отиты, ангины, не говоря уже о брон­хитах и пнев­мо­ниях, спо­собны суще­ственно затруд­нить дыхание ночью, вместе с чем ослож­ня­ется и доступ кисло­рода в легкие и мозг. Кисло­род­ная недо­ста­точ­ность, без­у­словно, рефлек­торно вклю­чает инстинкт само­со­хра­не­ния в виде чувства бес­по­койства. При наличии трав­ми­ру­ю­щего опыта гипок­сии, тем более асфик­сии при бере­мен­но­сти и родах, сра­ба­ты­вает и меха­низм условно-рефлек­тор­ного под­креп­ле­ния сохра­ня­ю­щейся в под­со­зна­тель­ной области психики виталь­ной тревоги, и сны отра­жают (при их квали­фи­ци­ро­ван­ной интер­прета­ции) давно пережи­тые, но вспы­хи­ва­ю­щие с новой силой стра­да­ния. Вспо­мним в связи с этим мате­ри­алы о навяз­чи­вых кош­мар­ных снах и, осо­бенно, при­сту­пах ночного страха. Как правило, это часто боле­ю­щие, лег­ко­воз­бу­ди­мые и склон­ные к мышеч­ным и сосу­ди­стым спазмам дети. Пси­холо­гия пси­холо­гией, а пол­но­стью угроза КС будет снята только после укреп­ле­ния орга­низма ребенка и повы­ше­ния его защит­ных резерв­ных сил. Поэтому разумно исполь­зу­е­мые системы физи­че­ского и сома­ти­че­ского оздо­ро­в­ле­ния, закали­ва­ния (есте­ственно, не в проруби) спо­собны рано или поздно пол­но­стью снять про­блему КС.

Наи­бо­лее эффек­тив­ный метод устра­не­ния КС у детей — раз­ра­бо­тан­ная и усо­вер­шен­ство­ван­ная в течение 30 с лишним лет система ПСИ­ХОЛО­ГИ­ЧЕ­СКОГО ПРЕ­О­ДО­ЛЕ­НИЯ СТРАХОВ: их рисо­ва­ния, дра­ма­ти­за­ции и катар­сиса. Первые два раздела осве­щены в первой части книги, посвя­щен­ной дневным страхам. После изло­жен­ных в них методов пси­хо­те­ра­пии мы ушли далеко вперед, и о том будет сле­ду­ю­щая книга, рас­кры­ва­ю­щая способы пси­холо­ги­че­ской очистки, не столько от страхов, сколько от пси­хи­че­ского, непро­дук­тив­ного напря­же­ния, угроз и недо­ве­рия роди­те­лей. Пока же рас­смо­трим мето­дику игро­вого катар­сиса (отре­а­ги­ро­ва­ния) ночных страхов. Прежде чем ее исполь­зо­вать, необ­хо­димо про­и­грать, про­ри­со­вать все выя­в­лен­ные в послед­нее время страхи и только затем перейти к дра­ма­ти­за­ции ранее испы­тан­ных страхов и потря­се­ний. Искус­ству нейтрали­за­ции их эмо­ци­о­наль­ных следов в под­со­зна­тель­ной сфере психики следует учиться, как учатся рисо­вать свои картины худож­ники или писать пьесы дра­ма­турги. Всему можно учиться, и роди­тели могут орга­ни­зо­вать подоб­ные, хотя бы кос­венно затра­ги­ва­ю­щие прежние пережи­ва­ния детей, игры.