Лень — что она такое: болезнь, которую надо лечить, порок, который надо испра­в­лять, или вро­жден­ный недо­ста­ток, кото­рого ника­кими сред­ствами устра­нить нельзя?

Этот вопрос за послед­нее время стал очень сильно зани­мать и педа­го­гов, и врачей, и всех тех роди­те­лей, которые вни­ма­тельно следят за ходом обра­зо­ва­ния детей. Между тем педа­го­ги­че­ская лите­ра­тура весьма бедна по данному вопросу не суще­ствует ни одного, сколько-нибудь достойного вни­ма­ния серьез­ного труда, который давал бы обо­с­но­ван­ный ответ на упо­мя­ну­тый выше вопрос.

Из тех немно­гих спе­ци­али­стов, педа­го­гов и врачей, которые заня­лись вопро­сом о лени — одни видят в лени лишь послед­ствие слабой воли; другие — прямо считают лень болез­нью; при­вер­женцы старой педа­го­гии все еще при­знают лень пороком, который необ­хо­димо иско­ре­нять стро­гими мерами.

Поя­вив­ши­еся за послед­нее время спе­ци­аль­ные труды о лени — д-ра Флери, который видит в лени болезнь, Пэйо, который рас­сма­т­ри­вает лень, как один из при­зна­ков слабой воли, Нус­сба­ума, который считает лень одною из сторон харак­тера, — все они оста­на­в­ли­ва­ются только на лени взро­с­лых людей и имеют в виду заста­рев­шие формы лени, с кото­рыми очень трудно бороться. При этом труды назван­ных авторов скорее крас­но­ре­чивы, чем убе­ди­тельны. О лени детей и об иско­ре­не­нии ее — науч­ного иссле­до­ва­ния мы не знаем.

Лень детей, спе­ци­ально уча­щихся детей, имеет мало общего с ленью взро­с­лых, с тою «обло­мов­щи­ною», которой под­вер­жены иные люди. Пэйо, в своем ценном труде «Вос­пита­ние воли», считает лень у взро­с­лых очень рас­про­стра­нен­ною. «Почти все наши неудачи, почти все наши беды — пишет он — сво­дятся к одной причине, и причина эта — сла­бо­сть нашей воли, страх перед всяким усилием, в осо­бен­но­сти перед усилием про­дол­жи­тель­ным. Наша пас­сив­ность, наша лег­ко­вес­ность, наша раз­бро­сан­ность, — все это лишь разные назва­ния для обо­зна­че­ния той закваски обще­рас­про­стра­нен­ной лени, которая для чело­ве­че­ской натуры есть то же, что тяжесть для тела». Автор этих слов все свое вни­ма­ние сосре­до­то­чи­вает на том, чтобы воз­можно яснее изо­б­ра­зить план борьбы с без­во­лием. Совре­мен­ная жизнь требует гро­мад­ного подъема сил, вели­кого напря­же­ния энергии. А моло­дежь, новые пред­стави­тели этой жизни в боль­шин­стве случаев обна­ру­жи­вают как раз обрат­ное: сла­бо­сть харак­тера, бес­си­лие воли, физи­че­скую, умствен­ную и нрав­ствен­ную лень.

Многие свали­вают причину лени на школу и на неу­ме­лое пер­во­на­чаль­ное вос­пита­ние, которое не обра­щает доста­точ­ного вни­ма­ния на физи­че­ское раз­ви­тие детей, которое явля­ется главною основою правиль­ного, нор­маль­ного хода учения.

Другие находят, что лень раз­ви­ва­ется у детей только тогда, когда их не умеют заин­те­ре­со­вать изу­ча­е­мым пред­метом. Действи­тельно, любовь к извест­ной дея­тель­но­сти чрез­вы­чайно облег­чает нам выпол­не­ние ее; на любимом труде мы гораздо дольше можем сосре­до­то­чи­вать свое вни­ма­ние; такой труд радует нас, другими словами, — повы­шает пульс нашей жизни; мы меньше устаем, меньше нужда­емся в отдыхе; труд всецело захва­ты­вает нас; мы забы­ваем всякую мысль о dolce far niente. Уско­рен­ное дыхание, быстрый обмен веществ, новый прилив энергии помимо нашего созна­ния вос­ста­но­в­ляют затраты орга­низма.

Подоб­ное явление мы заме­чаем в дея­тель­но­сти и взро­с­лых, и детей.

Здо­ро­вые дети всегда бывают вни­ма­тельны и при­лежны, — поскольку это свойственно им, — если то дело, которым они зани­ма­ются, инте­ре­сует их. Но как скоро интерес к делу про­па­дает, — рас­се­и­ва­ется и вни­ма­ние; труд ста­но­вится невы­но­симо одно­об­разным; насту­пает скука и неиз­беж­ное послед­ствие ее — лень. Но в то время, как у взро­с­лых лень выра­жа­ется апатией, вяло­стью, ниче­го­не­де­ла­нем, — у детей она обна­ру­жи­ва­ется только неже­ла­нием делать то, что им не по душе, что нас­ку­чило, что не доста­в­ляет им удо­воль­ствия. Бросая одно, они зани­ма­ются другим, готовы взять третье, они не могут оста­ваться в без­действии. Повы­шен­ная дея­тель­ность сердца, уси­лен­ное питание, быстрое накоп­ле­ние энергии невольно пону­ждают их к посто­ян­ному дви­же­нию. И в этом отно­ше­нии здо­ро­вые дети не знают лени, как без­действия. Но, с другой стороны, они нес­по­собны к про­дол­жи­тель­ному сосре­до­то­че­нию вни­ма­ния на одном пред­мете: это утом­ляет их еще не вполне раз­ви­тые органы. И потому, было бы заблу­жде­нием при­ну­ждать детей к выпол­не­нию таких обя­зан­но­стей, которые требуют долгого и напря­жен­ного вни­ма­ния. Подоб­ное насилие может сделать все, что угодно, только не сохра­нить детей здо­ро­выми.

Сле­до­вало бы сказать отно­си­тельно здо­ро­вых детей и, притом, поста­в­лен­ных в бла­го­при­ят­ные условия жизни: laissez faire, laissez passer. Не вме­ши­вайтесь в их инте­ресы со своими, пре­до­ставьте их сво­бод­ному раз­ви­тию, отво­рите перед ними двери ко всему лучшему, но не вашему только, а вообще лучшему! По выра­же­нию одного индийского поэта-пария, «само­лю­бие роди­те­лей должно состо­ять в том, чтобы видеть своих детей более зна­ю­щими и более мудрыми, чем они сами».

Однако, боль­шин­ство наших детей рожда­ется далеко не в полном здо­ро­вье. Если же при­ро­жден­ные задатки и хороши, так окру­жа­ю­щая жизнь нередко успе­вает слишком рано над­ло­мить их, а то и совсем уни­что­жить. Бывает и еще хуже: отняв или заглу­шив все лучшее, все, что ценно и необ­хо­димо для жизни, вос­пи­ты­вают в несчаст­ных жертвах, — конечно, по неве­де­нию, — только дурные инстин­кты, только патоло­ги­че­ские наклон­но­сти. Так выходят из рук неу­дач­ных вос­пита­те­лей и те весьма рас­про­стра­нен­ные типы детей, которых назы­вают и дома, и в школе лен­тя­ями.

Как заме­чено выше, дети, не стра­да­ю­щие при­ро­жден­ной вяло­стью (атонией), уже физи­оло­ги­че­ски, по самой своей природе, склонны к непре­рыв­ной в течение дня подвиж­но­сти. Посто­янно накоп­ля­ю­ща­яся в тканях тела энергия бес­по­коит их (детей), мешает им долго оста­на­в­ли­ваться или заду­мы­ваться над чем-либо. Это — совер­шенно нор­маль­ное явление. Но позднее оно же может послу­жить бла­го­при­ят­ною почвою для раз­ви­тия лени.

Ребенок только то награ­ждает более или менее устой­чи­вым вни­ма­нием, что осо­бенно инте­ре­сует его, что пред­по­чти­тельно соот­вет­ствует его наклон­но­стям. Про­дол­жая посту­пать так, он, мало по малу, изо­щряет свой вкус; находя нечто излю­б­лен­ное для себя, он при­вы­кает все более, все чаще инте­ре­со­ваться этим, т.-е., так сказать, сгущает свое непро­из­воль­ное вни­ма­ние и посте­пенно делает его созна­тель­ным, бла­го­даря чему путем усилий совер­шен­ствует и свою волю.

Но пред­ставьте, что вос­пита­тели или роди­тели вме­шались в этот процесс сво­бод­ного раз­ви­тия ребенка; тот предмет или то явление, какими он есте­ственно инте­ре­со­вался, они нео­сто­рожно засло­нили своими искус­ствен­ными при­ман­ками; в поле его зрения они ввели ряд новых пред­метов или явлений и соблаз­нили его увлечься ими. Что тогда про­и­зойдет? Ребенок прежде всего лиша­ется того центра, который служил раньше неза­мет­ною опорою заро­див­шейся и рас­ту­щей воли. Волна новых, созна­тельно вос­при­ни­ма­е­мых впе­ча­т­ле­ний может окон­ча­тельно «смыть» осадки прежних, неволь­ных впе­ча­т­ле­ний. Не владея силою закре­пить в созна­нии все это нео­жи­данно-новое, ребенок оста­на­в­ли­ва­ется только на част­но­стях, на любо­пыт­ной внеш­но­сти. И чем больше про­бе­гает перед его слабым вни­ма­нием ори­ги­наль­ных и все новых и новых картин, тем меньше и меньше начи­нает он инте­ре­со­ваться вну­трен­ним содер­жа­нием их. Однако, быстрая смена впе­ча­т­ле­ний увле­кает его; раз­но­об­ра­зие нравится ему; он скоро при­вы­кает, именно, к этому раз­но­об­ра­зию, просит его, требует его, испы­ты­вает нео­до­ли­мую потреб­ность в нем, короче говоря, он ста­но­вится экс­цен­трич­ным, утра­чи­вает спо­соб­ность к даль­нейшему раз­ви­тию вни­ма­ния. И после этого, понятно, всякая одно­об­разная работа должна наго­нять на него скуку; он отка­зы­ва­ется от такой работы; ему лень выпол­нять ее. Он делает и то, и се, пятое — десятое, но, в сущ­но­сти, ничего не делает, а просто ста­ра­ется как-нибудь убить время, скучное, по-чере­па­шьи пол­зу­щее время.

Так лег­ко­мы­слен­ные приемы вос­пита­ния, пре­ж­де­вре­мен­ное навя­зы­ва­ние дет­скому уму того, в чем он еще не нужда­ется и чего не может усвоить, сплошь и рядом влекут за собой непо­прави­мое урод­ство юной души. И когда в домаш­ней жизни, а позднее в школе резко обна­ру­жится у ребенка подоб­ный недо­ста­ток — отсут­ствие вни­ма­ния, рав­но­ду­шие к урокам и к выпол­не­нию всех прочих обя­зан­но­стей, — не школа, но роди­тели, конечно, выну­ждены бывают при­сту­пить к борьбе с без­во­лием и индиф­фе­рен­т­но­стью своей жертвы. Наша школа нес­по­собна одолеть лег­ко­мы­слие ученика. Для нее такой ученик не годен, а для своих това­ри­щей по школе опасен. И рано или поздно школа выбра­сы­вает его. Но что же могут сделать роди­тели или спе­ци­аль­ный вос­пита­тель?

До сих пор педа­го­гия не обла­дает сред­ствами бороться с лег­ко­мы­слием детей. И каждый шаг в этом напра­в­ле­нии — новый, искус­ствен­ный шаг, могущий, при случае, дать какие-либо плоды и не дать. Поэтому, не столько на педа­го­ги­че­ское искус­ство, сколько на природу при­хо­дится воз­ла­гать здесь надежды.

Лег­ко­мы­слен­ный тип напо­ми­нает собою по уму тот ранний возраст, когда вни­ма­ние слабо развито и нет пре­о­б­ла­да­ю­щих склон­но­стей к чему-либо: он на все смотрит оди­на­ко­выми глазами; для него все любо­пытно, что ново, и все новое для него скоро стареет, дела­ется надо­ед­ли­вым, так как он инте­ре­су­ется лишь наруж­но­стью, вли­я­ю­щей непо­сред­ственно на чувства. Вслед­ствие этого, мно­го­об­ра­зие город­ской жизни, масса всегда новых впе­ча­т­ле­ний отни­мают так много энергии у сла­бо­воль­ного, что после дневной сутолоки он испы­ты­вает только уста­лость и спу­тан­ность мыслей, И чтобы избе­жать этого, необ­хо­димо удалить боль­ного от город­ского шума, лишить его этого раз­но­об­ра­зия. Умень­шая коли­че­ство впе­ча­т­ле­ний, мы тем самым уве­ли­чим интен­сив­ность их. Ребенок видит нем­но­гое, но много: полу­чает воз­мож­ность глубже взгля­нуть на вещи, дольше заин­те­ре­со­ваться ими. Но и здесь, вдали от города, только опытный вос­пита­тель может уловить то, что более всего инте­ре­сует ребенка или про­из­во­дит на него осо­бен­ное впе­ча­т­ле­ние. Раз это удалось, — даль­нейшее раз­ви­тие вни­ма­ния ребенка всецело почти зависит от уменья вос­пита­теля, от его при­ме­ров и действий.

Посте­пенно задер­жи­вая вни­ма­ние ребенка на тех или других инте­ре­су­ю­щих его явле­ниях, откры­вая перед ним новые и новые стороны этих явлений, побу­ждая его не только рас­сма­т­ри­вать и пони­мать эти явления, но и стремиться к дости­же­нию какого-либо успеха, какого-либо личного тор­же­ства перед этими явле­ни­ями и т. п., таким путем можно про­бу­дить в его созна­нии и новые вопросы, и само­сто­я­тель­ное желание раз­ре­шить их, и насла­жде­ние удачею, и горе от неудачи, вообще, можно вызвать в нем те порывы к сосре­до­то­чен­ной дея­тель­но­сти, которые станут опорою его само­сто­я­тель­но­сти, его инди­ви­ду­аль­ных стрем­ле­ний...

Мы сказали: «горе от неудачи». Надо заметить, что в вос­пита­нии меньше всего жела­тельны устра­не­ние ребенка от всяких вол­не­ний, от малейшего недо­воль­ства, пре­ду­пре­жде­ние всех его желаний, поощре­ние его бес­плод­ных наклон­но­стей и т. п. Не в таких усло­виях выра­ба­ты­ва­ется сильный, энер­гич­ный харак­тер. Такие условия лишь осла­б­ляют волю. К неу­да­чам жизни, неиз­беж­ным, есте­ствен­ным, надо при­выкнуть. Перед всяким горем надо быть непре­клонно-стойким. А между тем, сколько в жизни таких несчаст­ных, без­воль­ных, которых обес­си­ли­вает первая неудача, которых сбивает с толку ничтож­ное, по суще­ству, горе! Это — не жертвы жизни, это — жертвы дурного вос­пита­ния.

Детей иногда по ошибке назы­вают лени­выми: они не ленивы, а сла­бо­вольны. С раннего детства они не ведали горя; выпа­дав­шие на их долю радости без труда, без всяких усилий доста­вались им. Их вечно лелеяли, с ними посто­янно теши­лись, их всегда зани­мали няньки и роди­тели. На них, как на кумиров, почти моли­лись. С ними делали все, чтобы только уни­что­жить в них заро­дыши лич­но­сти, воли и харак­тера. Забав­ные игрушки вос­пита­те­лей! Из таких живых игрушек выходят, правда, очень редко, милые люди, — нежные, добро­душ­ные, чув­стви­тель­ные, но всегда бес­силь­ные и нрав­ственно, и умственно. Их добро­детели не идут дальше пустых слов. Их дела... Обык­но­венно, они — «не у дел». Само дело не навя­зы­ва­ется к ним, а они соб­ствен­ными уси­ли­ями не могут взять его: не подойти им к нему. И оста­ются они за флагом, без­действуют, скучают, но не по лени, а от сла­бо­сти воли. Это — болезнь, с которою всего труднее бороться в детском воз­ра­сте. Такие дети всегда нужда­ются в опекуне, в помочах и нес­по­собны пред­при­нять ничего своими силами. Школа для них — ужасная мука. Никакой учитель, никакие убе­жде­ния или поощре­ния не действуют на них. Быть может, только резкая пере­мена домаш­ней жизни в состо­я­нии вызвать их на какой-либо смелый шаг. Но будет ли он про­дол­жи­те­лен?

Без­воль­ные дети лишены само­лю­бия, этого первого источ­ника воли. Но развить чувство само­лю­бия гораздо легче, чем волю. И попы­тайтесь это сделать. Напри­мер, дети от природы склонны к зависти. И если сла­бо­воль­ный ребенок видит подле себя другого, силь­ного, энер­гич­ного, пред­при­им­чи­вого, к кото­рому отно­сятся с чрез­вы­чайным вни­ма­ниям, которым все гор­дятся, его же, сла­бо­воль­ного, напротив, как будто и не заме­чают или дают ему понять всю его сла­бо­сть, весь резкий кон­траст между ним и тем, сильным, настой­чи­вым харак­те­ром, если все это заметит сла­бо­воль­ный, то он, несо­мненно, будет огорчен; в нем про­с­нется зависть, — воз­ник­нет элемент само­лю­бия. Далее, все дети под­ра­жа­тельны. И если сла­бо­воль­ный ребенок будет видеть кругом себя людей само­сто­я­тель­ных, настой­чи­вых в своих тре­бо­ва­ниях, строгих к своим словам, реши­тель­ных и ничем не посту­па­ю­щихся и т. д., то невольно и он сам, мало по малу, усвоит подоб­ные же черты харак­тера. Эти черты, быть может, не укрепят еще его волю, но за то они разо­вьют в нем само­лю­бие: он будет пони­мать, — что значит «оскор­б­лен­ное само­лю­бие», он уже из одного только под­ра­жа­ния другим при­выкнет к тому, чего он оче­ви­дец. Обра­тите, наконец, на него самого тре­бо­ва­ния испол­ни­тель­но­сти во всем; пусть это будут малень­кие, легкие, пока, тре­бо­ва­ния, но они должны выпол­няться точно, акку­ратно и до конца. При всем том, вну­шайте ему посто­янно, неу­клонно, прямо и кос­венно, созна­тельно для него и бес­со­зна­тельно, вну­шайте все досто­ин­ства чело­века: свободу, прав­ди­вость, вер­ность слову, чистоту наме­ре­ний, чест­ность отно­ше­ний, искрен­ность и т. п., вну­шайте и при­ме­ром, простым до нагляд­но­сти, и горячим словом, и, главное, соб­ствен­ными своими поступ­ками. И этот путь не скоро, но несо­мненно при­ве­дет к тому, что в сла­бо­воль­ном ребенке разо­вьется чутье ко всему лучшему и, в то же время, созна­ние кон­тра­ста этому. При­вычка к тому, что окру­жало и окру­жает его, невольно будет заста­в­лять ребенка искать одного и укло­няться от другого, радо­ваться одному и воз­му­щаться другим. Все его чув­ство­ва­ния найдут здесь себе пре­крас­ную пищу. А раз­ви­тие эмоций воз­действует и на укреп­ле­ние воли.

Встре­ча­ются, однако, случаи, когда дети обна­ру­жи­вают лень и при доста­точно сильной воле. Этот тип лентяев соз­да­ется нередко одно­об­ра­зием нашей совре­мен­ной школы, где ученик не имеет воз­мож­но­сти про­я­вить свою инди­ви­ду­аль­ность, а при­ме­няться к окру­жа­ю­щему не хочет или же сил для того недо­стает ему. Но у него есть и спо­соб­но­сти, и поря­доч­ная память, и даже настой­чи­вое желание зани­маться, только не тем делом, к кото­рому его при­ставили, напр., не школь­ными уроками. Эти уроки невы­но­симы для него. Всеми сред­ствами он пыта­ется избавить себя от нелю­би­мых занятий, а если еще и испол­няет их, то через неволю, с тос­кли­вым чув­ством, с непри­яз­нью. И в то же время он отда­ется с осо­бен­ным удо­воль­ствием тому, что ему нравится. Он или уси­ленно читает посто­рон­ние книги, или же с увле­че­нием посвя­щает свои сво­бод­ные часы реме­слам, — сто­ляр­ному, токар­ному, пере­п­лет­ному и др., ходит в лес, в деревне с большой охотою зани­ма­ется все­воз­мож­ными рабо­тами, одно­об­разными и тяже­лыми, словом, Иногда он готов делать все, что угодно, лишь бы избавиться от школь­ной скуки. Ему, именно, скучны школь­ные занятия. И вина в этом падает на домаш­нюю жизнь: роди­тели, оче­видно, не сумели его с раннего детства под­го­то­вить к тем обя­зан­но­стям, которые воз­ло­жила на него школа. С другой стороны, быть может, такой ребенок и не родился для школы: ему тесно в четырех стенах, он ищет незави­си­мо­сти, ему нравится подвиж­ная дея­тель­ность, труд иного рода. И если его склон­ность не удо­вле­тво­ря­ется, то едва ли можно овла­деть его вни­ма­нием по отно­ше­нию к тому, чего он не любит. Пре­до­ставьте ему делать то, что он хочет. Но в этой области окру­жите его вни­ма­нием. Лучше быть хорошим сапож­ни­ком, чем плохим худож­ни­ком. И несо­мненно, что в своем излю­б­лен­ном занятии, отве­ча­ю­щем наклон­но­стям ребенка, он пойдет вперед гораздо быстрее. Искус­ство же вос­пита­теля при этом должно состо­ять в том, чтобы воз­можно глубже захва­тить ребенка инте­ре­су­ю­щим его делом, чтобы сосре­до­то­чить на этом деле все его вни­ма­ние, чтобы раз­вер­нуть перед ним все стороны, все детали этого дела, главное же, чтобы уста­но­вить посте­пенно тесную связь этого дела с тем, которое раньше было так непри­ятно ребенку. И если только эта связь уста­но­в­лена, — ребенок сам невольно возь­мется за новое уже для него занятие, и потому лишь, что увидит его необ­хо­ди­мость, убе­дится в важ­но­сти его для своей родной дея­тель­но­сти, для усо­вер­шен­ство­ва­ния ее.

Очень много встре­ча­ется детей, вообще, трудных в вос­пита­тель­ном отно­ше­нии, обык­но­венно же, крайне нераз­ви­тых для своего воз­ра­ста. Оши­бочно их всегда почти назы­вают лени­выми. На них воз­во­дят клевету, будто они не зани­ма­ются делом или плохо зани­ма­ются потому лишь, что не хотят. В действи­тель­но­сти же, они не могут зани­маться.

Неко­то­рые роди­тели спешат поса­дить детей за букварь, едва только они успеют выйти из пеленок. С трех, с четырех лет начи­на­ется систе­ма­ти­че­ское при­туп­ле­ние и без того еще слабой чув­стви­тель­но­сти ребенка. Пестрота город­ской жизни действует в том же духе. Среда, окру­жа­ю­щая ребенка, искус­ствен­ность во всем, мно­го­об­ра­зие бес­смы­слен­ных игрушек, ненуж­ные обычаи и неу­мест­ные, несво­е­вре­мен­ные при­ли­чия и, наконец, толпа, шум, грохот, все это — ужасные тиски для слабого ума ребенка и для его эмо­ци­о­наль­ного раз­ви­тия.

Такими усло­ви­ями неиз­бежно соз­да­ются хилость орга­ни­за­ции, рас­се­ян­ность, бол­тли­вость, а за ними и оту­пе­ние. В таких усло­виях находят себе пищу все вро­жден­ные недо­статки, раз­ви­ва­ются нервные болезни. Такие условия пони­жают все функции орга­низма, удру­чают созна­ние и лишают ребенка всего, что связано с жиз­не­ра­дост­но­стью, с сво­бод­ным выра­же­нием чувств.

Про­дук­тами таких условий явля­ются и дети с запо­з­да­лым умствен­ным раз­ви­тием. Они нес­по­собны выпол­нять ничего по своему воз­ра­сту. Они отстали. Они не в состо­я­нии понять того, что совер­шенно оче­видно для более раз­ви­тых това­ри­щей их. Все школь­ные занятия им не под-силу, не по уму. И если они, вслед­ствие этого, ни в чем не успе­вают, если они, выбив­шись скоро из сил, бросают школь­ные занятия, — можно ли назвать их лени­выми?

Хотя совре­мен­ная жизнь и заста­в­ляет торо­питься, но подоб­ных детей нельзя гнать в ряду с другими. Они нужда­ются в особом уходе, при­год­ном только для них. У нас нет спе­ци­аль­ных школ, где могли бы обу­чаться отста­лые умственно дети. И для них оста­ется один путь, — домаш­нее обра­зо­ва­ние, именно, обра­зо­ва­ние, а не только обу­че­ние. При разум­ной системе общего вос­пита­ния и при корен­ной пере­мене условий жизни — о чем гово­рено выше, — мало по малу, можно всегда довести таких детей до уровня средних спо­соб­но­стей.

В борьбе с ленью и нераз­ви­то­стью детей, конечно, важное зна­че­ние имеет гигиена. В здо­ро­вом теле и здо­ро­вый ум. И если, напри­мер, сла­бо­силь­ного, исто­щен­ного субъекта не считают здо­ро­вым, то, с другой стороны, часто оправ­ды­ва­ется в жизни выра­же­ние, что «муд­рость не обитает в тучном или зас­пан­ном теле». Толстые и дород­ные дети ничем не пора­дуют нас, кроме разве сонного, апа­тич­ного добро­ду­шие. Обык­но­венно, это — умственно отста­лые дети. Быть может, они и спо­собны к раз­ви­тию, но тяжелое тело угнетает дух: им трудно зани­маться чем-нибудь подолгу, они скоро устают. И в лечении таких больных, как известно, образ жизни, система питания, физи­че­ские упраж­не­ния играют важ­нейшую роль. Но тот же самый физи­оло­ги­че­ский режим должен быть целе­со­об­разно при­ме­няем и ко всем детям, тем более, что нередко все формы душев­ной сла­бо­сти вызы­ва­ются чисто сома­ти­че­скими при­чи­нами, напр., желу­доч­ными рас­стройствами, болез­нями или ано­мали­ями половой сферы, недо­стат­ком или избыт­ком сна, уста­ло­стью всякого рода, вообще, всем, что так или иначе нару­шает орга­ни­че­ское рав­но­ве­сие.

Вни­ма­ние и усилия вос­пита­те­лей, главным образом, и должны быть обра­щены на то, чтобы раз­ви­тие всех сторон детской натуры шло без замед­ле­ний, без уско­ре­ний, без ано­малий, в полной гар­мо­нии соста­в­ля­ю­щих орга­низм частей. Несо­блю­де­ние этого важ­нейшего условия и вызы­вает у детей все те укло­не­ния от нор­маль­ного раз­ви­тия, о которых гово­рено было выше.

На обя­зан­но­сти роди­те­лей лежит великая забота о том, чтобы дети их стали полезными членами обще­ства. Лентяй — паразит обще­ства. И хотя, по природе, ленивых детей нет, однако, все дети рано или поздно могут развить в себе этот обще­ствен­ный порок. Сво­е­вре­менно пре­ду­пре­ждать его раз­ви­тие, а если он уже возник, то энер­гично бороться с ним, разве это — не столь же великая обя­зан­ность роди­те­лей?