Первыми к мысли о том, что физи­че­ское и пси­хи­че­ское здо­ро­вье ребенка, его раз­ви­тие, отно­ше­ние к миру и к своему месту в нем опре­де­ля­ются его вза­и­мо­от­но­ше­ни­ями с роди­те­лями в раннем детстве, пришли пси­хо­а­нали­тики. Их опыт работы со взро­с­лыми паци­ен­тами пока­зы­вал: изме­не­ния к лучшему в пси­холо­ги­че­ском состо­я­нии чело­века про­ис­хо­дили после того, как всплы­вали тяжелые детские вос­по­ми­на­ния — о чувстве отвер­жен­но­сти матерью или отцом, о том, что роди­тели были вечно недо­вольны, что их не было рядом в трудные минуты.

Ребенок не в состо­я­нии отде­лить объек­тив­ные обсто­я­тель­ства жизни от роди­тель­ских желаний, ему кажется, что уж мама-то с папой всегда делают то, что хотят. Отец много рабо­тает и почти не видится с ребен­ком не потому, что должен содер­жать семью, а потому, что «он меня не любит». Мать после поя­в­ле­ния второго ребенка начи­нает уделять меньше вни­ма­ния пер­венцу не потому, что малыш требует больше заботы, — просто «я ей больше не нужен». И даже если мать умирает, ребенок злится на нее, потому что «она меня бросила». Такие выводы об отно­ше­ниях с роди­те­лями — часто вовсе не соот­вет­ству­ю­щие действи­тель­но­сти, по-детски упро­щен­ные — закла­ды­вают фун­да­мент лич­но­сти ребенка, на котором он в даль­нейшем строит свои отно­ше­ния с окру­жа­ю­щими. Напри­мер, от каждого нового чело­века ожидает, что тот его скоро предаст или бросит, «шестым чув­ством» выбирая для завя­зы­ва­ния отно­ше­ний как раз тех, кто на самом деле спо­со­бен бросить.

Иссле­до­ва­ния пси­хо­а­нали­ти­ков про­дол­жил немец­кий пси­холог Рене Спитц, который наблю­дал за мла­ден­цами из «образ­цо­вых» приютов, где у них было хорошее питание и лечение, но прак­ти­че­ски отсут­ство­вало общение со взро­с­лыми. Во избе­жа­ние инфек­ций детей раз­ме­щали в сте­риль­ных палатах, спе­ци­ально обу­чен­ный пер­со­нал заходил к ним только по необ­хо­ди­мо­сти — пере­пе­ле­нать, покор­мить — и всегда в мар­ле­вых повяз­ках. В других случаях на руки детей брать не раз­ре­ша­лось. В резуль­тате дети в этих «пере­до­вых» приютах раз­ви­вались гораздо хуже, чем дети из приюта при тюрьме, которые жили в очень плохих усло­виях, но часто виде­лись со своими мамами (и смерт­ность среди первых была в несколько раз выше). Среди белых стен, в окру­же­нии белых масок вместо лиц, лишен­ные тепла рук, мла­денцы в бук­валь­ном смысле слова умирали от тоски. Это явление Спитц назвал «гос­питализ­мом».

Гос­питализм — это ком­плекс сим­п­то­мов, который про­я­в­ля­ется у ребенка, остав­ше­гося без матери. Ребенок ста­но­вится тихим, зам­кну­тым, вялым, плохо ест и спит, теряет спо­соб­ность сопроти­в­ляться инфек­циям и может умереть даже от нетя­же­лой болезни. Дети, которые растут без роди­тель­ской заботы, отли­ча­ются от семейных замет­ным отста­ва­нием в физи­че­ском и интел­лек­ту­аль­ном раз­ви­тии, не про­я­в­ляют любо­зна­тель­но­сти, не любят осва­и­вать новые навыки, легко впадают в исте­рику, в панику, в отча­я­ние.

Почему так про­ис­хо­дит? Пре­вра­ще­ние ново­ро­жден­ного, прак­ти­че­ски нес­по­соб­ного выжить без посто­рон­ней помощи, в малыша, который бегает, ест кашу и болтает, — не менее сложный процесс, чем раз­ви­тие ребенка из яйце­клетки. Чтобы он был воз­мо­жен, при­ро­дой создана слож­нейшая система «мать-дитя», где все вза­и­мо­свя­зано. Известно: если ребенок сосет много и активно, то молока в груди у матери ста­но­вится больше. И нао­бо­рот: не давайте ребенку грудь в первые несколько суток (как это было принято в наших род­до­мах еще недавно) — и вы полу­чите «без­молоч­ную» маму. Если не для кого про­из­во­дить молоко, орга­низм женщины и не станет этого делать.

Точно так же с ребен­ком. Он растет, раз­ви­ва­ется, учится новому, выздо­ра­в­ли­вает после болез­ней, только если есть для кого. Если кто-то этому рад, ждет, помо­гает, если в ответ на каждое свое усилие, каждое дости­же­ние ребенок полу­чает пози­тив­ную реакцию. Прежде чем мла­де­нец в первый раз улыб­нется, он видит тысячи улыбок своих роди­те­лей и близких. Прежде чем он в первый раз само­сто­я­тельно повер­нется, его сотни раз пере­вер­нут мамины (папины, бабуш­кины) руки, пока­зы­вая, как это дела­ется, под­дер­жи­вая, укреп­ляя мышцы и уве­рен­ность в себе. Закон сохра­не­ния заботы звучит так: чтобы человек умел заботиться о себе и о других, сначала кто-то другой должен вложить в него много-много заботы.

Из актов общения, кото­рыми мать еже­се­кун­дно обме­ни­ва­ется с ребен­ком в первые месяцы и годы его жизни — из взгля­дов, при­кос­но­ве­ний, лас­ко­вых слов, — посте­пенно фор­ми­ру­ется его лич­ность. Ребенок при­хо­дит в мир, готовый к этой большой работе, настро­ен­ный на нее, — сразу после рожде­ния он спо­со­бен отли­чить свою мать от других женщин по голосу, по запаху, по вкусу. Если роды прошли без ослож­не­ний и мла­де­нец про­во­дит первые часы жизни с мамой, он может долго и сосре­до­то­ченно смо­треть ей в глаза, словно зна­ко­мится, изучает, стремится уста­но­вить с ней связь.

Но бывает и иначе. Мать оста­в­ляет ребенка. Он зовет — ее нет. Он ищет глазами ее взгляд, губами ее грудь. Нет. Его пеле­нают, кормят, моют разные люди, каждый раз не те. Ему страшно. Масштаб этого страха мы, бла­го­по­луч­ные взро­с­лые люди, даже не можем себе пред­ставить. Потому что чего бы мы ни боялись — опе­ра­ции, пере­езда, потери близких, — мы не можем поте­рять сразу все, даже при зна­чи­тель­ной потере в нашей жизни оста­нется все осталь­ное. А у ребенка этого «осталь­ного» просто нет — ни других опор, ни инте­ре­сов, ни целей, ни опыта борьбы с неу­да­чами. Для него отсут­ствие матери озна­чает не кру­ше­ние того, что было, а невоз­мож­ность воз­ник­но­ве­ния чего бы то ни было.

Даже если о ребенке хорошо забо­тятся нянечки или другой пер­со­нал сирот­ского учре­жде­ния, его тревогу это не снимет. Во-первых, потому, что для него изучить реакции и пове­де­ние другого чело­века — очень сложная задача. Когда люди все время меня­ются и у каждого своя мимика, свои инто­на­ции, свои приемы, задача ста­но­вится просто непо­силь­ной. Во-вторых, даже самая добро­со­вест­ная нянечка выну­ждена зани­маться группой детей и не может, как мать, под­хо­дить по первому зову одного, часами лепетать вместе с малышом, держать его на руках, кормить и менять пеленки тогда, когда это нужно ребенку (а не по санитар­ным нормам). К тому же нянечки бывают разные, и руки их не всегда берут детей ласково, и голоса у них не всегда добрые...

К счастью, дети обла­дают огромными спо­соб­но­стями к ада­п­та­ции и огромным жела­нием жить. Поэтому они ста­ра­ются удер­жаться на первых двух пунктах своей вну­трен­ней про­граммы: «доби­вайся вни­ма­ния взро­с­лого, не добив­шись, замри и жди, не дождался — умирай». Именно этим объ­яс­ня­ется боль­шин­ство осо­бен­но­стей детей, в раннем воз­ра­сте остав­шихся без роди­те­лей, — «отказ­ни­ков», «под­ки­ды­шей» и прочих обита­те­лей домов ребенка.

Напри­мер, многие дет­до­мов­ские дети, даже давно вышедшие из мла­ден­че­ского воз­ра­ста, стра­дают эну­ре­зом (недер­жа­нием мочи). В чем причина? С одной стороны, состо­я­ние посто­ян­ной тревоги (пси­хологи назы­вают ее базовой) в отсут­ствие матери рас­ша­ты­вает нервную систему, в том числе и ту ее часть, что упра­в­ляет моче­ис­пус­ка­нием. С другой — ребенку нужно вни­ма­ние взро­с­лых. Не мамы, так хоть нянечки. Не любви, так хотя бы фор­маль­ной заботы. Не ласки, так хоть какого-то физи­че­ского кон­такта. Опи­сайся лишний раз — и ты это полу­чишь. Даже если рас­сер­дятся, при­крик­нут или шлепнут, все равно это лучше, чем ничего. Это та соло­минка, за которую можно ухва­титься уто­па­ю­щему. Вни­ма­ние взро­с­лого для ребенка — не прихоть, а жиз­нен­ная необ­хо­ди­мость. Потому что голос природы внутри все время наста­и­вает: получи вни­ма­ние взро­с­лого или умрешь. Тут уж выби­рать сред­ства не при­хо­дится.

Того же про­ис­хо­жде­ния при­вычка детей из дет­ского дома по любому поводу громко кричать, зака­ты­вать исте­рики. Все просто: если у нянечки есть время подойти только к одному из десяти детей, она подойдет к тому, кто кричит громче всех. Кто не сумел обзаве­стись «луженой глоткой», полу­чает меньше вни­ма­ния — значит, больше отстает в раз­ви­тии и имеет меньше шансов выжить. Оттуда же — такая осо­бен­ность пове­де­ния дет­до­мов­цев, как «при­лип­чи­вость»: нее­сте­ствен­ная лас­ко­вость, когда ребенок готов залезть на колени к любой незна­ко­мой женщине, обнять ее, поце­ло­вать, назвать мамой. Понятно: отча­яв­шись полу­чить пол­но­цен­ную мате­рин­скую любовь, он решил доби­рать коли­че­ством («с миру по нитке») вни­ма­ние взро­с­лых, а если не дают добро­вольно, надо выпро­сить, выма­нить, выбить.

Ребенок, остав­шийся без матери, нахо­дится в крайней степени стресса, ему не просто одиноко или грустно — реша­ется вопрос его жизни или смерти. Каждый день. Многим известны навяз­чи­вые действия, которые так пугают в детях, вырос­ших в казен­ном доме. Даже довольно взро­с­лые дети — шести, восьми лет — сосут палец, и порой не один, а чуть ли не всю кисть засо­вы­вают в рот, часами рас­ка­чи­ва­ются из стороны в сторону, могут даже биться головой о спинку кровати. Все эти рит­ми­че­ские действия — замена мате­рин­скому ука­чи­ва­нию, тот способ, который изо­б­ретают дети, чтобы справиться с нестер­пи­мой тре­во­гой и успо­ко­иться. Поэтому если вам непри­ятно видеть, как вось­ми­лет­ний ребенок сосет палец, вспо­мните, почему сфор­ми­ро­ва­лась эта при­вычка, зачем ему это было нужно (дети, которые не нау­чи­лись так себя успо­ка­и­вать, просто не дожили до восьми лет).

Как решить эту про­блему? В госу­дар­ствен­ном мас­штабе — активно зани­маться про­фи­лак­ти­кой ранних отказов от детей (кое-что в этом напра­в­ле­нии уже дела­ется). Ведь насто­я­щих матерей-кукушек, у которых необра­тимо сломана про­грамма мате­рин­ской заботы о ребенке, очень мало. В основ­ном от детей отка­зы­ва­ются от безыс­ход­но­сти, оттого, что женщине негде и не на что жить. Если она еще во время бере­мен­но­сти полу­чает помощь и под­дер­жку, обычно у нее нахо­дится воз­мож­ность самой растить ребенка.

Детям, которые все же остались без матери, лучше расти в мало­ком­плек­т­ном учре­жде­нии, где за каждой няней закреп­лено не больше четырех-пяти детей. Но насто­я­щим спа­се­нием может стать только семья. Чем раньше ребенок-сирота обретет семью, тем меньше будут послед­ствия эмо­ци­о­наль­ной депри­ва­ции, тем полнее он сможет вос­ста­но­виться для нор­маль­ной жизни. И зна­че­ние здесь имеет бук­вально каждый день. Очень важно донести эту мысль до всех, осо­бенно до тех спе­ци­али­стов, которые имеют отно­ше­ние к сиротам. Потому что сейчас многие не видят про­блемы в том, что малыш еще неделю-другую, а то и месяц-два полежит в боль­нице, подо­ждет в приюте решения инстан­ций, опре­де­ле­ния статуса и т.п. Пока он нахо­дится в учре­жде­нии, фор­ми­ру­ются все новые и новые пси­холо­ги­че­ские про­блемы, которые при­дется потом решать при­емным роди­те­лям1.

Послед­ствия депри­ва­ции все же пре­о­до­лимы. Дети очень хотят жить и расти, поэтому они исполь­зуют любой шанс, пода­рен­ный судьбой. После устройства в семью даже мла­денцы каким-то образом чув­ствуют, что «жизнь нала­жи­ва­ется», и делают неве­ро­ят­ный скачок в росте и раз­ви­тии. Но пережи­тый стресс еще долго дает о себе знать, и чем дольше ребенок прожил без семьи, тем более дли­тель­ным будет процесс вос­ста­но­в­ле­ния.