Пора ранней юности (16—17 лет) вносит спе­ци­фи­че­ски новое в духов­ный мир детей. Для ранней юности, напри­мер, харак­терно, что дети готовы спорить, дока­зы­вать, защи­щать свои взгляды и убе­жде­ния. Они требуют в дока­за­тель­ствах веских и убе­ди­тель­ных аргу­мен­тов. В срав­не­нии с под­рост­ками юноши и девушки более спо­койны, лучше умеют владеть собой.

В юно­ше­ском воз­ра­сте каждый жаждет стать «самим собой», найти себя, найти свое место в жизни. У юношей воз­ни­кают вопросы: «Что я?», «Зачем я?» Правда, нередко они пыта­ются «найти себя» не в прак­ти­че­ской дея­тель­но­сти, а в углу­б­лен­ном само­а­нализе, причем этот анализ чаще всего сво­дится к сопо­ста­в­ле­нию при­су­щего юноше идеала с какими-то чертами своего реаль­ного Я. Об этом лучше всего рас­ска­зы­вают юноши и девушки сами. Вот одно из писем в «Ком­со­моль­скую правду»1:

«И все-таки тре­вожно стучит внутри вопрос: что я? зачем я?

Раньше или позже люди все равно заду­мы­ва­ются: а ведь я живу. Инте­ресно — вот живу, и все: хожу, смотрю, люблю. И другие так. Надо бы сказать громко и властно: «Время, стой! Люди, оста­но­ви­тесь и скажите, зачем вы живете и живете ли!»

Сколько раз слышано-пере­слы­шано, что учиться жить надо у извест­ных нам про­с­ла­в­лен­ных людей. Согла­сен. Но учиться жить безумно трудно.

При­хо­дится стис­нуть зубы, даже когда невоз­можно, когда боль (все равно какая) так сильна, что ой-ой-ой, — стис­нуть и снова сказать себе: сам... И капельки пота, соленые и какие-то липкие.

Кра­си­вая жизнь, она вот эта — с потом, когда красота ее, пре­лесть — именно в грязных, потре­с­кав­шихся руках, в тех липких капель­ках.

Хочется посмо­треть в окно, на город: торчат трубы, снуют машины, синеют дальние сопки, небо в пестрых полос­ках — закат­ное солнце балу­ется. Что это значит — жить? Прежде всего — идти. Именно идти, туда, где сможешь сделать столько, сколько в твоих силах, и даже больше».

Да, ранняя юность полна тревог и раз­ду­мья. Наших юношей и девушек все тре­во­жит, в их сужде­ниях много зрелого. Они уже начи­нают пони­мать, «что учиться жить безумно трудно». Отсюда ответ­ствен­ная роль роди­те­лей и педа­го­гов в вос­пита­нии взро­с­ле­ю­щих детей. Чтобы лучше справиться с этой ролью, роди­тели должны глубоко осмы­слить пере­мены, насту­па­ю­щие в жизни детей в ранней юности, знать и пони­мать их мысли, чувства, стрем­ле­ния, надежды и с вели­чайшей осто­рож­но­стью, чут­ко­стью и вни­ма­нием к ним отно­ситься, вместе анали­зи­ро­вать и обсу­ждать сложные вопросы, которые волнуют юношей и девушек, чтобы не оттол­к­нуть их от себя в тот период, когда так нужна бли­зо­сть.

К испра­в­ле­нию про­счетов в пове­де­нии детей этого воз­ра­ста нужно отно­ситься с чув­ством меры, с ува­же­нием их чело­ве­че­ского досто­ин­ства. Вот как, напри­мер, опи­сы­вает одна стар­ше­клас­с­ница раз­го­вор с мамой о совести:

«Однажды, придя из школы, я обра­до­ванно заявила:

— Мама, я сегодня спасла себя от двойки.

— Как это?

— У нас была кон­троль­ная. Я не решила задачи и листо­чек не сдала. На сле­ду­ю­щем уроке выта­щила его и все решила. На пере­мене попро­сила лабо­ран­тку, чтобы она мою работу поло­жила в общую стопку. Она вначале не согла­ша­лась, но я даже слезу пустила... Я так счаст­лива, мама!

— А совесть твоя спо­койна?

Я замол­чала, так как на самом деле ни тогда, ни сейчас не думала о совести.

— Я бы на твоем месте пред­по­чла двойку и чистую совесть.

— Что же мне теперь делать?

— Посту­пай так, как под­ска­зы­вает совесть. О ней не мешает лишний раз поду­мать, — ответила мама и вышла из комнаты.

Я подошла к книж­ному шкафу, взяла энци­к­ло­пе­ди­че­ский словарь, открыла нужную стра­ницу. «Совесть — это чувство мораль­ной ответ­ствен­но­сти перед обще­ством за совер­шен­ные поступки...»

Вошла мама:

— Ну, моя девочка, если ты совесть будешь искать в энци­к­ло­пе­ди­че­ском словаре, то дела наши с тобой плохи. Положи на полку словарь и иди кушать.

Прошло несколько минут — я не могла при­кос­нуться к еде. Что-то меня мучило.

— О твоем поступке кто-нибудь из ребят знает? — спра­ши­вает мама.

— Никто.

— А я-то уже поду­мала, что у тебя плохие това­рищи: покры­вают тебя».

Такое отно­ше­ние со стороны роди­те­лей дети в ранней юности оце­ни­вают по досто­ин­ству. Здесь нет ни гру­бо­стей, ни строгих нотаций, но есть глу­бо­кий анализ нрав­ствен­ного про­ступка дочери. Можно наде­яться, что этот раз­го­вор не пройдет бес­следно в ее созна­нии. И в то же время гру­бо­сть, нечут­кость ведут к неже­ла­тель­ным послед­ствиям.

В юно­ше­ском воз­ра­сте человек еще не имеет тех мно­го­чи­с­лен­ных связей с окру­жа­ю­щим миром, которые есть у взро­с­лых, поэтому он часто не осо­знает своей зави­си­мо­сти от окру­жа­ю­щих и считает такого рода зави­си­мость помехой соб­ствен­ной свободе. В этот период молодой человек во всех отно­ше­ниях стоит перед выбором: надо опре­де­лить свой нрав­ствен­ный идеал, выбрать про­фес­сию, найти друга. Все это, несо­мненно, очень сложно и трудно, и потому, есте­ственно, рожда­ются сомне­ния, коле­ба­ния, раз­ду­мья, а сле­до­ва­тельно, воз­можны и ошибки в действиях.

Выбор друга связан с большим и пре­крас­ным чув­ством любви, которое напол­няет молодую душу и сердце особым светом и теплом и волнует моло­дого чело­века. В этом воз­ра­сте дети во всем более раз­бор­чивы. У них скла­ды­ва­ются свои вкусы и нравы. Они много спорят между собой, пытаясь дока­зать друзьям правиль­ность своих взгля­дов, и в этих спорах чаще всего убе­ждают самих себя.

В ранней юности обо­стря­ется чувство соб­ствен­ного досто­ин­ства, поэтому совсем не легко, с трудом юноши и девушки прощают обиду, вызван­ную неу­местно ска­зан­ным словом, резким тоном, окриком.

В роди­те­лях и педа­го­гах они больше всего ценят справед­ли­вость, так­тич­ность, искрен­ность, остро­у­мие и глубину мысли. Они не только не прощают бес­так­т­ность и гру­бо­сть роди­те­лей, но и осу­ждают их, платят пре­зре­нием. Вот что пишет о своих роди­те­лях одна стар­ше­клас­с­ница: «Я часто думаю, как могла такая умная, хорошая, кра­си­вая женщина, как моя мама, полю­бить такого эгоиста, гру­би­яна и невы­дер­жан­ного чело­века, как мой отец. Он не любит, когда ко мне при­хо­дят подруги, поэтому у меня никто никогда не бывает. Он несдер­жан в выра­же­ниях, сквер­но­сло­вит.

Однажды на мой вопрос, был ли папа и раньше таким, мама ответила утвер­ди­тельно. Когда я спро­сила, как она могла его полю­бить, она про­мол­чала. Но на вопрос, почему она не разо­шлась с ним еще в моло­до­сти, она ответила, что не хотела лишать меня отца.

А разве он у меня есть?

Ясно, что я не могу ничем поде­литься со своим отцом, не делюсь я и с матерью. Она мне кажется бес­по­мощ­ной, жалкой. Бывают минуты, когда мне хочется вместе с ней плакать, а бывает, что я на нее злюсь: отец ее обидит, а она на сле­ду­ю­щий же день с ним раз­го­ва­ри­вает, все ему делает, подает как ни в чем не бывало!..»2

Да, дети не прощают тем роди­те­лям, которые эго­и­стичны, бес­так­тны, грубы с ними. Они не могут им дове­рять своих мыслей и чувств, совето­ваться с ними по вол­ну­ю­щим их вопро­сам, которые бывают так сложны в этом воз­ра­сте.

Самые лучшие взгляды, убе­жде­ния и надежды скла­ды­ва­ются в юности. Но юности не хватает жиз­нен­ного опыта. Этим опытом могут обла­дать роди­тели, учителя, старшие. Очень важно, чтобы именно в этот период роди­тели и учителя, пере­да­вая юпым свой жиз­нен­ный опыт, отне­слись с пони­ма­нием к их пылким душам, не испу­гали их жиз­нен­ными труд­но­стями, не сделали чер­ст­выми и рав­но­душ­ными их отзыв­чи­вые сердца. В эту пору важнее всего душев­ная бли­зо­сть роди­те­лей и детей, так как только она поз­во­ляет загля­нуть во вну­трен­ний мир сына или дочери.

Известно, что девочки более откро­венны с матерью, а маль­чики тянутся к отцу. И от роди­те­лей тре­бу­ется, чтобы они вовремя отклик­ну­лись на это тяго­те­ние к ним сына или дочери. Бли­зо­сть сына к отцу, а дочери к матери помогут послед­ним бережно напра­в­лять мысли и поступки своих детей. Здесь уместно при­ве­сти инте­рес­ный раз­го­вор отца с сыном, их письма из книги «Гра­жда­нин и семья­нин»3. Они поу­чи­тельны для роди­те­лей во всех отно­ше­ниях.

Отец был раздо­са­до­ван на сына до предела: в школе ему сооб­щили, что сын учится лишь на чет­верки, и то не всегда твердо, а мог бы стать отлич­ни­ком. Причина отцу ясна: сын запоем читает. Напри­мер, в послед­ние два дня не отры­ва­ется от книги Дж. Лондона «Мартин Иден». Вот отец под­хо­дит к сыну, выхва­ты­вает книгу и гневно говорит:

— Ну, что ты в ней понял? Читаешь, лишь бы время убить! А учебу забро­сил. Ведь в девятом классе уже, должен пони­мать!

Сын молчит, накло­нив голову, на щеках зажи­га­ются красные пятна. Он очень дорожит мнением отца, и ему обидно, что отец ни в грош не ставит его.

— Ну, ладно, — спо­хва­ты­ва­ется отец, видя, что сын чуть ли не плачет. — Я уезжаю в коман­ди­ровку на неделю. Мама нездо­рова. Ты за стар­шего, я на тебя надеюсь. А мне можешь напи­сать открытку. Вот адрес...

Он пожи­мает Мише руку, про­ща­ется с матерью и, взяв чемо­дан­чик, уходит на вокзал.

До самого вечера Мише было тос­кливо. Он сходил в аптеку за лекар­ствами, сходил в садик за сестрен­кой и мысленно дока­зы­вал отцу, что он вовсе не так уж глуп. А когда все улеглись, он взялся за письмо отцу:

«Папка! Написал я тебе потому, что не могу молчать. Ты все-таки зря меня упре­ка­ешь, что я будто ничего не умею делать и даже книжки просто глотаю, ничего в них не усва­и­вая. То есть не совсем зря, у меня действи­тельно это есть, но, скажем, «Мартина Идена» я не только «про­глотил», а много понял, многое пережил. Просто я не умею сказать об этом, не могу рас­ска­зать, что я почув­ство­вал, когда, не помня ничего, читал вчера вечером. Я понял Мартина, его оди­но­че­ство даже среди друзей, которые его искренне любили, его любовь, страст­ное желание знаний. Но вряд ли кстати гово­рить об этом, скажем, за обедом, а таких минут, когда уместно и хочется гово­рить, очень мало. Я хорошо помню все наши про­гулки по вечерам, наши раз­го­воры о книгах, о жизни.

Вот ты как-то недавно сказал, что не стоит ходить в этот клуб, и я туда больше не хожу. А в школе я играю и в футбол, и в волейбол.

Напиши мне и при­ез­жай скорее. Мама спит спо­койно, Лялька тоже улеглась.

До сви­да­нья, папка. Твой Миша».

Это письмо удивило отца. Совсем парень большой стал. И рас­су­ждает толково, раз­би­ра­ется, значит, кое в чем. Правда, глупый еще, ну ведь маль­чишка, что с него взять... Отцу было очень приятно, что сын так дорожит их корот­кими про­гул­ками, и ему еще больше захо­те­лось, чтобы он уважал его не просто как отца, а как умного, зна­ю­щего чело­века. Письмо сына при­от­крыло отцу уголок юной души. И отец тут же на почтамте пишет сыну ответ­ное письмо (мы даем его в неко­то­ром сокра­ще­нии):

«Дорогой сынок! Вот я и дождался первого само­сто­я­тель­ного письма от тебя. И если хочешь знать, именно сейчас, здесь, на Ростов­ском почтамте, понял, что сын у меня совсем уже взро­с­лый, что скоро, совсем скоро мой старший станет мне насто­я­щим това­ри­щем. Понял потому, что такое письмо не может напи­сать маль­чишка...

Я при­ни­маю твое заме­ча­ние насчет «Мартина». Но и ты, в свою очередь, пойми, чем про­дик­то­вано наше с мамой бес­по­койство. Чем больше человек прожил, чем больше он знает, тем отчет­ли­вее видит свои соб­ствен­ные промахи, тем яснее ему воз­мож­ные ошибки других, и оттого на сердце ложится печаль. А для роди­те­лей нет на свете ничего печаль­нее, чем ошибки детей. Мы с мамой вложили в вас не только силы и долгие годы заботы. Мы отдали вам всю нашу душу, всю нашу любовь. И будет нестер­пимо больно, если вы не оправ­да­ете наших надежд. Не подумай, что мы ждем от тебя с Лялькой чего-то несбы­точ­ного. Нет, мы просто хотим видеть вас насто­я­щими, здо­ро­выми, поря­доч­ными людьми. Мы хотим, чтобы вы нашли свою дорогу в жизни... И оттого вол­ну­емся, видя, что ты чере­счур увле­ка­ешься чтением в ущерб осталь­ному раз­ви­тию».

Затем отец при­зна­ется, что он в юности тоже читал «Мартина Идена», что он не любит героев-хлю­пи­ков, поэтому люби­мыми были книги Дж. Лондона. Но только теперь он в «Мартине» увидел совсем другое. «Я понял глу­бо­кую душев­ную опу­сто­шен­ность его, его нрав­ствен­ную уста­лость, потерю желания бороться с жизнью — да, да, сынок, именно бороться с жизнью, ибо жизнь есть неу­стан­ная борьба с обсто­я­тель­ствами, с людьми за свою правоту, за свое дело, наконец, это посто­ян­ная борьба с самим собой, со своими жела­ни­ями... Но у Мартина, в отличие, допу­стим, от меня, не было детей, ради которых стоит жить при любых обсто­я­тель­ствах, не было такого друга, как моя жена — твоя мама, наконец, у Мартина не было нашего заме­ча­тель­ного обще­ства.

Хочу тебе пов­то­рить: не надейся, что папа с мамой, глядя на пушок на твоей верхней губе, пере­ста­нут делать тебе вну­ше­ния. Нет, ты для нас в любом воз­ра­сте будешь нашим старшим, нашим первым сыном. И слушай наши вну­ше­ния без воз­ра­же­ний А твой возраст, твой рас­ту­щий разум поз­во­ляют тебе отде­лять в этих вну­ше­ниях то, что про­дик­то­вано лишь нашим бес­по­койством, от того, что следует вос­при­нять, чтобы не сделать в жизни ненуж­ных ошибок. Я под­чер­ки­ваю — ненуж­ных, ибо нет людей, которые не делают ошибок. Важно только, чтобы избе­жать ошибок роди­те­лей и чтобы свои ошибки были поправи­мыми. Скажем, остаться без ног из-за глупого бахваль­ства — это уже непо­прави­мая беда. Избрать не ту про­фес­сию — это дело поправи­мое, но... ценой потери многих лет жизни на нелю­би­мое дело... Женитьба не по любви или слишком рано, не успев, что назы­ва­ется, встать на свои ноги, — это хотя и поправи­мая, но весьма тяжелая беда, оста­в­ля­ю­щая глу­бо­кую душев­ную травму. И тому при­ме­ров много. Вот об этом не забывай.

Я тоже, сынок, помню наши про­гулки. Думаю, что у нас будет еще немало таких про­гу­лок и мы о многом сумеем потол­ко­вать. А сейчас будь пов­ни­ма­тель­ней к маме... замени меня, пока я вернусь... И покрепче возь­мись за учебу. Твои успехи теперь для меня дороже, чем мои соб­ствен­ные...» Затем отец пишет, что его инте­ре­суют спо­соб­но­сти сына, которые «пока еще рису­ются туманно...».

«С удо­воль­ствием крепко, по-мужски, жму руку своему младшему другу. Твой папа», — кончает письмо отец.

Из этих двух писем видно, как крепла и раз­ви­ва­лась мужская дружба, как дорожил сын мнением отца по всем вопро­сам жизни и как тер­пе­ливо и умно отец вос­пи­ты­вал своего сына.

Итак, юность рвется в жизнь, юным хочется быть взро­с­лыми, они серьезно желают, чтобы с ними считались, чтобы уважали их разум и чувства. Впереди у юности дол­го­ждан­ная взро­с­лая жизнь. Долг роди­те­лей, готовя их к жизни, помо­гать им во всем, уважать их юность, при­зна­вать их право на само­сто­я­тель­ность. Чтобы все это лучше понять, вспо­мните свою юность, свое стрем­ле­ние к само­сто­я­тель­но­сти, свое право на любовь — и вы станете лучше, тер­пе­ли­вее и сочув­ствен­нее отно­ситься к про­те­ка­нию ранней юности ваших детей. Вы должны видеть мир не только с позиции взро­с­лого, но и с позиции ребенка.