Мурашова Е. В.

Ваш непонятный ребёнок: психологические проблемы детей(фрагмент)



Что такое детская агрес­сив­ность?

Опыт пока­зы­вает, что в про­блеме детской агрес­сив­но­сти наблю­да­ется суще­ствен­ный разрыв между наблю­де­ни­ями и какими-то действи­ями по этому поводу. Заме­чают ее обычно очень рано, а тревогу начи­нают бить зна­чи­тельно позднее, когда многое уж пущено и бороться с суще­ству­ю­щими нару­ше­ни­ями гораздо труднее. Именно поэтому в данной книге мы будем гово­рить не об агрес­сив­но­сти асо­ци­аль­ного под­ростка и даже не об агрес­сив­но­сти младшего школь­ника-драчуна. Как правило, выше­на­зван­ные пер­со­нажи выра­с­тают именно из ранней детской агрес­сив­но­сти, не откор­рек­ти­ро­ван­ной в соот­вет­ству­ю­щем месте и соот­вет­ству­ю­щем воз­ра­сте.

Что же такое агрес­сив­ные дети в дош­коль­ном воз­ра­сте? О при­чи­нах воз­ник­но­ве­ния рас­стройства мы будем гово­рить ниже, а пока опишем типич­ные осо­бен­но­сти такого ребенка.

Очень часто агрес­сив­ными бывают дети, имеющие тот или иной нев­роло­ги­че­ский диагноз. Здесь могут сыграть небла­го­при­ят­ную роль два фактора. Первый — это соб­ственно пора­же­ние нервной системы, а второй — неправиль­ное в связи с этим вос­пита­ние ребенка в семье. Ребенок нервный, больной, сле­до­ва­тельно, чтобы он не вол­но­вался, ему больше усту­пают, закры­вают глаза на его серьезные про­ступки, ста­ра­ются испол­нить все его желания. По этому поводу хоте­лось бы напо­мнить сле­ду­ю­щее: да, вос­пита­ние ребенка с нев­роло­ги­че­ским диа­гно­зом должно иметь свои осо­бен­но­сти, и дергать его посто­ян­ными «нельзя» неце­ле­со­об­разно (как, впрочем, и ребенка абсо­лютно здо­ро­вого). Но если он замах­нулся на бабушку или ударил ногой кошку — никаких скидок на нерв­ность быть не должно. В данном случае ваша снис­хо­ди­тель­ность пойдет не на пользу, а только во вред ребенку, при­со­е­ди­няя к уже име­ю­щимся у него нару­ше­ниям патоло­ги­че­ское раз­ви­тие харак­тера.

Доста­точно часто у малень­ких агрес­сив­ных детей обна­ру­жи­ва­ется повы­ше­ние боле­вого порога. Такой ребенок не плачет, когда падает, спо­койно и даже рав­но­душно пере­но­сит меди­цин­ские про­це­дуры, увлек­шись игрой, может не заметить доста­точно серьез­ной цара­пины или ушиба. Такие дети часто пред­по­читают шумные, грубые игры с пота­сов­ками и силь­ными тума­ками, кото­рыми они награ­ждают других детей (но при этом они совер­шенно не прочь, когда тумаки доста­ются и на их долю). Про одного моего малень­кого клиента мать с уди­в­ле­нием и тре­во­гой рас­ска­зы­вала сле­ду­ю­щее: «Он может сестру палкой ударить или укусить. Я ему говорю: как ты можешь?! Вере же больно! Если бы тебя так!.. А он совер­шенно спо­койно бьет себя палкой или кусает за руку и говорит: смотри — не больно. И я вижу, что он не обма­ны­вает — и бьет доста­точно сильно, и на руке следы от зубов точно такие же, как у сестры...»

Антоша, ребенок, о котором идет речь, из-за пере­не­сен­ной родовой травмы имеет повы­шен­ный порог болевой чув­стви­тель­но­сти, сам плохо чув­ствует боль и поэтому с трудом пони­мает, когда при­чи­няет боль другим. Он, в сущ­но­сти, не более агрес­си­вен, чем другие дети, но из-за своих осо­бен­но­стей нужда­ется в более тща­тель­ном вос­пита­нии и разъ­яс­не­нии того, что другим людям может быть больно и непри­ятно то, что для него абсо­лютно без­раз­лично или даже занятно.

У агрес­сив­ных детей часто наблю­да­ются те или иные нару­ше­ния раз­ви­тия эмо­ци­о­наль­ной сферы. Такие дети плохо чув­ствуют состо­я­ние других людей, не умеют и не любят сочув­ство­вать, жалеть. Они часто грубы (но не злобны) в пов­се­д­нев­ном обра­ще­нии, с трудом усва­и­вают правила веж­ли­во­сти. Для них, как правило, инте­ресны подвиж­ные или настоль­ные игры с четкими и неслож­ными прави­лами. Играть в сложные сюжетно-ролевые игры с меня­ю­щимся эмо­ци­о­наль­ным напол­не­нием ролей они не любят, так как чув­ствуют себя в таких играх мало­ком­петен­т­ными.

Боль­шин­ство выра­женно-агрес­сив­ных детей отли­ча­ются от свер­ст­ни­ков по своим физи­че­ским пока­за­те­лям. Они либо крупнее, мас­сив­нее, либо, нао­бо­рот, мельче, чем другие дети. Иногда у таких детей снижен инстинкт само­со­хра­не­ния, и тогда они не только бро­са­ются в драку с заве­домо более сильным против­ни­ком, но и зале­зают туда, откуда не могут слезть, дразнят злую и опасную собаку, нау­чив­шись делать три гребка, не касаясь дна ногами, берутся пере­плыть реку и т. д. Но бывает и нао­бо­рот. Ребенок имеет вполне раз­ви­тый инстинкт само­со­хра­не­ния, и вся его агрес­сив­ность напра­в­лена только на слабых, на тех, кто заве­домо не сможет дать ему долж­ного отпора. Такой ребенок вполне при­стойно ведет себя в при­сут­ствии отца, но, гуляя с бабуш­кой, может ударить ее по лицу песоч­ной лопат­кой. Никогда не тронет кошку, которая может оца­ра­пать, но бьет ногой под брюхо безо­бид­ного спа­ни­еля. Именно такой тип агрес­сив­но­сти вызы­вает наи­боль­шее число наре­ка­ний, наи­боль­шее недо­у­ме­ние и раз­дра­же­ние.

«Мы же ему тысячи раз гово­рили, что слабых трогать нельзя! — воз­му­ща­ются роди­тели. — Пусть бы попро­бо­вал с Борей под­раться, ото­брать у него что-нибудь. Тот бы ему быстро объ­яс­нил, что к чему. Так нет же — отби­рает игрушки у безо­бид­ной Леночки!»

Пяти­лет­ний ребенок, слушая эти воз­му­щен­ные монологи, стоит в сто­ронке и хит­ренько улы­ба­ется. Видно, что роди­тель­ская идея об отби­ра­нии игрушек у силь­ного и драчли­вого Бори пред­ста­в­ля­ется ему бре­до­вой, а мысль о том, что малень­кие и слабые как-то защи­щены от него самой своей сла­бо­стью, никогда не при­хо­дила ему в голову.

Почти всегда в семье, где растет агрес­сив­ный ребенок, наблю­да­ются те или иные нару­ше­ния вос­пита­ния и семейных вза­и­мо­действий. Наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ными из них явля­ются чрез­мерно строгое, запу­ги­ва­ю­щее вос­пита­ние, все­до­з­во­лен­ность или разные стили вос­пита­ния у разных членов семьи, напра­в­лен­ные на одного и того же ребенка.

Каковы причины детской агрес­сив­но­сти?

О первой причине, о которой нужно поду­мать и которую нужно исклю­чить в первую очередь, мы уже гово­рили — это то или иное забо­ле­ва­ние цен­траль­ной нервной системы.

В более легких случаях с детской агрес­сив­но­стью рабо­тают роди­тели в кон­такте с пси­холо­гом или пси­хо­не­в­роло­гом парал­лельно с лече­нием основ­ного забо­ле­ва­ния.

Но нес­про­во­ци­ро­ван­ная агрес­сив­ность, асо­ци­аль­ность, неа­де­кват­ность пове­де­ния ребенка, осо­бенно вне­за­пно воз­ник­шая, могут быть и одним из сим­п­то­мов таких тяжелых рас­стройств, как судо­рож­ная готов­ность, эпи­ле­п­сия, шизо­фре­ния. В этом случае необ­хо­димо тща­тель­ное обсле­до­ва­ние ребенка и при необ­хо­ди­мо­сти — лечение у дет­ского пси­хи­а­тра.

Вторая причина детской агрес­сив­но­сти, пожалуй, самая рас­про­стра­нен­ная среди детей дош­коль­ного воз­ра­ста, — это агрес­сив­ность как сред­ство пси­холо­ги­че­ской защиты. Всем известно, что у взро­с­лых суще­ствует такая пого­ворка: «Лучшее сред­ство защиты, — это напа­де­ние». Дети дош­коль­ного воз­ра­ста, разу­ме­ется, этой пого­ворки не знают, но поль­зо­ваться пси­холо­ги­че­скими меха­низ­мами, лежа­щими в ее основе, вполне умеют. Как правило, такой способ защиты изби­рают дети с сильным типом нервной системы, обла­да­ю­щие холе­ри­че­ским или сан­гви­ни­че­ским тем­пе­ра­мен­том. Для флег­ма­ти­ков такой способ защиты непри­ем­лем, так как требует слишком много внешней актив­но­сти, которой они избе­гают. От чего же дети дош­коль­ного воз­ра­ста защи­ща­ются?

Чаще всего они защи­ща­ются от созна­тель­ного или бес­со­зна­тель­ного непри­ятия их роди­те­лями или другими членами семьи, и тогда их агрес­сив­ность служит лишь про­я­в­ле­нием гораздо более серьез­ного и тяже­лого по своим послед­ствиям нару­ше­ния — отсут­ствия «базо­вого доверия к миру».

Молодая мать хотела еще немного «пожить для себя», но вот — неза­пла­ни­ро­ван­ная бере­мен­ность, аборт делать страшно, родив­шийся ребенок пре­ры­вает учебу в инсти­туте, выры­вает молодую женщину из при­выч­ной среды, резко огра­ни­чи­вает общение с дру­зьями, другие стороны жизни. Мать честно уха­жи­вает за ребен­ком и вроде бы даже любит его, но он почему-то зло плачет во время кор­м­ле­ния, оттал­ки­вает или кусает грудь, про­сы­па­ется и требует вни­ма­ния в самый непод­хо­дя­щий момент, хотя вроде бы, согласно режиму, должен был еще как минимум час спать.

Другая ситу­а­ция. Отно­ше­ния супру­гов были на момент зачатия ребенка далеко не иде­аль­ными, но мать очень рас­счи­ты­вала на то, что ребенок поможет под­ла­тать полу­раз­валив­ше­еся здание их брака. Ребенок родился, но супру­же­ские отно­ше­ния спасти не удалось. Муж ушел, а сын каждой своей чер­точ­кой и гри­мас­кой напо­ми­нает ушедшего: также шаркает ногами, также крошит хлеб за столом... Мать ничего не рас­ска­зы­вает ребенку об отце, но каждый раз, когда он садится обедать... И ребенок почему-то растет нелас­ко­вым, зам­кну­тым, агрес­сив­ным.

Сын позна­ко­мился с девуш­кой, про которую его мать при первой же встрече сказала: «Она тебе не ровня». Сын не стал при­слу­ши­ваться к советам роди­те­лей и спустя какое-то время женился. Родился ребенок. Супруги живут как все, с родными мужа под­дер­жи­вают ровные, неблиз­кие, но бес­кон­флик­т­ные отно­ше­ния, никто ни про кого дурного слова не скажет. Но вот беда, в под­ра­с­та­ю­щего ребенка словно бес все­лился — может оскор­бить бабушку, ударить ее, наме­ренно испор­тить ее вещи.

О третьей причине детской агрес­сив­но­сти мы тоже уже упо­ми­нали — это раз­лич­ные нару­ше­ния семейного вос­пита­ния.

Старший брат Коли утонул в воз­ра­сте шести лет. Младшего, родив­ше­гося уже после смерти брата, бук­вально «держали под кол­па­ком». Актив­ность ребенка чрез­мерно огра­ни­чи­вали с самого рожде­ния, ста­рались защи­тить и огра­дить от всего, что может ока­заться опасным. А Коля, как и его погиб­ший брат, родился физи­че­ски актив­ным, здо­ро­вым, обла­дает лидер­скими наклон­но­стями и сильным типом нервной системы. И вот шести­лет­него Колю при­во­дят ко мне, жалуясь на при­ступы бешеной ярости, которые про­ис­хо­дят исклю­чи­тельно дома, в семье, и во время которых он кидает все, что под руку под­вер­нется, ломает игрушки, дерется, сквер­но­сло­вит. Элек­тро­эн­це­фа­ло­гра­фи­че­ское обсле­до­ва­ние, про­ве­ден­ное по реко­мен­да­ции нев­ро­па­толога, не выявило никаких орга­ни­че­ских нару­ше­ний.

Муж Анны, спо­койный, мол­чали­вый рабо­тяга, нео­жи­данно потерял работу — закры­лось пред­при­ятие, на котором он про­ра­бо­тал 17 лет после окон­ча­ния училища. С трудом сходясь с людьми, не умея найти под­хо­дя­щую работу и не имея друзей, которые могли бы ему помочь (все его друзья по цеху разом ока­зались в сходном поло­же­нии), он начал пить, стал алко­го­ли­ком (ска­зы­ва­лась наслед­ствен­ность), срывал свою злость и бес­по­мощ­ность на жене и детях. Спустя два года такой жизни скон­чался в мили­цейском участке при невы­яс­нен­ных обсто­я­тель­ствах. Анна оста­лась одна, без работы, без сбе­ре­же­ний (покойный муж пропил все, что можно), с тремя детьми на руках. Младшему, Кешке, было тогда три года. Женщина впала в глу­бо­кую депрес­сию, совер­шенно пере­стала заботиться о доме, о детях, которые росли пре­до­ста­в­лен­ные сами себе. Старшие кру­ти­лись вокруг ларьков, под­во­ро­вы­вали, сдавали бутылки, младшего под­кар­м­ли­вали соседи. Иногда что-нибудь при­но­сили старшие, коман­до­вали: «Служи! Апорт!» — и бросали подачку. Когда-то в семье была собака, но потом от бес­кор­мицы она сбежала. Кешке бежать было некуда, и он покорно ловил «апорты».

Посте­пенно Анне удалось оправиться от потря­се­ния. Она привела в порядок сначала себя, потом дом, устро­и­лась рабо­тать нянеч­кой в детский сад. Теперь дети снова были накор­м­лены. Анна, до рожде­ния детей учив­ша­яся в хорошем тех­ни­куме, сумела закон­чить курсы бух­гал­те­ров и стала рабо­тать бух­гал­те­ром в том же самом садике, под­ра­ба­ты­вая разо­выми зака­зами еще в двух местах. Старшие дети снова вер­ну­лись в школу, а младший посещал садик, в котором рабо­тала мама. Но беда, как известно, не при­хо­дит одна — все вос­пита­тель­ницы в один голос твер­дили Анне, что Кешка «пси­хи­че­ский», его лечить надо, может из-за пустяка бро­ситься на любого ребенка, избить его, дичится людей, в при­сут­ствии посто­рон­них вообще закры­ва­ется и молчит, в обще­груп­по­вых занятиях прак­ти­че­ски не участ­вует. Детский пси­хи­атр не выявил у Кешки никаких нару­ше­ний, кроме педа­го­ги­че­ской запу­щен­но­сти, вполне есте­ствен­ной, если учесть факты его корот­кой био­гра­фии.

Вадим родился и растет в очень обес­пе­чен­ной семье. Любые игрушки всегда к его услугам. Сначала нянька, а потом и при­гла­шен­ный гувер­нер зани­ма­ются его вос­пита­нием и обра­зо­ва­нием. Пяти­лет­ний мальчик уже умеет читать и сносно говорит на бытовом английском...

— Я все понимаю, доктор, — вол­ну­ясь, объ­яс­няет моло­жа­вый рес­пек­та­бель­ный папа, из кармана кото­рого торчит ради­о­те­ле­фон. — Не научили вовремя слову «нет», теперь сами за это рас­пла­чи­ва­емся. Но хоте­лось же как лучше. Я сам, считай, в нищете рос, так вот и хоте­лось хоть сыну все дать. Но что же теперь делать? Людей стыдно! Он же заорать может в обще­ствен­ном месте, набро­ситься с кула­ками на мать, на бабку, на гувер­нера этого... Я ведь спе­ци­ально мужика нанял, а не бабу, чтобы в кулаке держал, а вот все равно... Я гувер­неру говорю: не стес­няйся ты, врежь ему как следует, пусть знает. А он, стервец, пред­ста­в­ля­ете, весь дипло­мат тому бритвой рас­поло­со­вал и сказал: «Я тебя, гад, ненавижу, и папка тебя все равно уволит!» Прямо и не знаю, что делать-то теперь!

Чет­вер­тая причина того, что часто выгла­дит как нес­про­во­ци­ро­ван­ная детская агрес­сив­ность, — нару­шен­ная иссле­до­ва­тель­ская актив­ность ребенка.

Совсем малень­кий ребенок ногой ткнет в бок собаку и отбежит. Ударит песоч­ной лопат­кой свер­ст­ника и смотрит не зло, а с любо­пыт­ством — что будет? Шлепнет бабушку по щеке ладо­ш­кой и смеется. Бабушке обидно, а ему весело. Такой род «иссле­до­ва­ний» часто встре­ча­ется у детей с нару­ше­нием раз­ви­тия эмо­ци­о­наль­ной сферы (о них мы гово­рили в пре­ды­ду­щем разделе). Такие дети просто не спо­собны оценить эмо­ци­о­наль­ные послед­ствия своей актив­но­сти. Для них что посту­чать палкой по доске, что по спине соседа — и то и другое всего лишь объект для иссле­до­ва­ния, инте­реса. Насто­я­щей агрес­сив­но­сти в них пона­чалу нет, но когда их поступки встре­чают есте­ствен­ный отпор (для нас есте­ствен­ный, а для ребенка с эмо­ци­о­наль­ными нару­ше­ни­ями или завы­шен­ным болевым порогом совер­шенно непо­нят­ный), то они могут и «озве­реть», так как морально-нрав­ствен­ный ком­по­нент у детей нахо­дится в тесной связи с раз­ви­тием тонкой эмо­ци­о­наль­но­сти.

И наконец, еще одна причина обра­ще­ний по поводу детской агрес­сив­но­сти — это те (довольно мно­го­чи­с­лен­ные) случаи, когда за агрес­сив­ность при­ни­мают что-то другое.

Наи­бо­лее часто за агрес­сив­ность при­ни­мают детское упрям­ство в воз­ра­сте от двух до четырех лет. В этот период ребенок настой­чиво и доста­точно после­до­ва­тельно отста­и­вает свою физи­че­скую авто­но­мию от роди­те­лей. «Не буду», «не пойду», «не хочу», «я сам» — можно слышать в этот период прак­ти­че­ски посто­янно. Если на ребенка в это время очень «давить», то есть тащить его волоком гулять, когда он не хочет идти, или одевать насильно, когда он не хочет оде­ваться, то можно полу­чить тот тип сопроти­в­ле­ния, который легко принять за самую насто­я­щую агрес­сив­ность. Но все же это не агрес­сия, а всего лишь сопроти­в­ле­ние! Пере­стали «наси­ло­вать» ребенка, миновал кри­зис­ный возраст — и всю «агрес­сив­ность» как рукой сняло, словно ее и не было.

Как вести себя роди­те­лям, если ребенок агрес­си­вен?

Для начала необ­хо­димо точно опре­де­лить причину и истоки агрес­сив­но­сти вашего сына или дочери. Если вы можете сделать это само­сто­я­тельно, хорошо, если нет, про­кон­суль­ти­руйтесь с семейным пси­холо­гом. На прием в таком случае должна прийти вся семья, так как, только наблю­дая ребенка в каби­нете и слушая рассказ одного из членов семьи, спе­ци­алист вряд ли сможет вос­ста­но­вить объек­тив­ную картину воз­ник­но­ве­ния рас­стройства. Ведь в каби­нете пси­холога ребенок скорее всего никакой агрес­сив­но­сти не проявит.

После того как причина уста­но­в­лена, начи­найте действо­вать. Если при­чи­ной агрес­сив­но­сти ребенка явля­ется его чрез­мер­ная изба­ло­ван­ность или непо­сле­до­ва­тель­ность в вос­пита­нии, собе­рите семейный совет и выра­бо­тайте единую тактику, которая непре­менно должна вклю­чать:

а) систему семейных табу: то, чего в вашей семье нельзя делать ни под каким видом и ни при каких усло­виях. Для агрес­сив­ного ребенка в список табу обя­за­тельно должен входить пункт «нельзя поднять руку на члена семьи», «нельзя ударить собаку, кошку»;

б) единый способ реа­ги­ро­ва­ния на нару­ше­ния табу. Мы об этом уже гово­рили, но пов­то­рим еще раз, что ребенка в этом случае не бьют и даже не ругают. Нет ничего, кроме отчу­ж­де­ния. Это арха­и­че­ское и нео­бык­но­венно сильное нака­за­ние за нару­ше­ние табу — отчу­ж­де­ние от рода. Трех-четырех таких эпи­зо­дов обычно бывает доста­точно, чтобы ребенок от двух до четырех лет накрепко усвоил урок;

в) единый способ вос­пита­ния. Здесь каждому при­дется пойти на какие-то ком­про­миссы, но ситу­а­ция, когда у бабушки это можно, а у отца — кате­го­ри­че­ски нельзя, в нашем случае совер­шенно недо­пу­стима, так как про­во­ци­рует агрес­сив­ность ребенка. Люди, вос­пи­ты­ва­ю­щие ребенка, могут при­дер­жи­ваться совер­шенно разных педа­го­ги­че­ских позиций: дедушка, к примеру, может обожать Мака­ренко, папа зачи­ты­ваться Руссо, а мама являться поклон­ни­цей доктора Спока. Речь идет только о тактике. Можно ли одному выхо­дить на балкон? Всегда ли надо наде­вать рези­но­вые сапоги, когда на улице мокро? Можно ли снимать подушки с дивана и класть их на пол? Вот здесь вполне можно дого­во­риться, и, когда молодые роди­тели запаль­чиво говорят мне, что нашу бабушку, мол, не пере­вос­пита­ешь, я всегда пытаюсь объ­яс­нить им, что речь о «пере­вос­пита­нии» бабушки совер­шенно не идет. Иногда полезно даже составить список достиг­ну­тых дого­во­рен­но­стей и поло­жить или пове­сить его на видное место, чтобы потом кто-нибудь из членов семьи не мог отпе­реться, ссы­ла­ясь на свою якобы нео­све­дом­лен­ность;

г) обу­че­ние ребенка при­ем­ле­мым спо­собам выра­же­ния своего гнева, ярости, раз­дра­же­ния. Это акту­ально для агрес­сив­но­сти любой природы. Самый хороший способ обу­че­ния — личный пример. Папа при­хо­дит с работы и, раз­ду­вая ноздри, говорит: «Я в ярости. Сейчас мне кажется, что весь мир состоит из идиотов. Пока не успо­ко­юсь, ко мне лучше не под­хо­дить!» Мама после тяже­лого дня говорит: «Я раз­дра­жена, и мне кажется, что в этом доме меня никто не слышит. Я нужда­юсь в отдыхе и раз­вле­че­ниях. Лучше не пытайтесь сейчас запрячь меня во что-нибудь еще!»

Вполне веро­ятно, что со вре­ме­нем ребенок этих роди­те­лей тоже будет гово­рить о своих чув­ствах вместо того, чтобы бро­саться на пол и устра­и­вать скан­далы.

В одной интел­ли­ген­т­ной семье шести­лет­ний ребенок с серьез­ной нев­роло­ги­че­ской патоло­гией в гневе бросал на пол и иногда раз­би­вал посуду и другие ценные пред­меты. Потом он сам рас­ка­и­вался в этом, но утвер­ждал, что, когда его «несет», он не может оста­но­виться и должен что-нибудь кинуть. Не без уди­в­ле­ния согла­сив­шись с моей реко­мен­да­цией, родные маль­чика рас­ставили по всей квар­тире кра­си­вые кру­жечки из раз­но­цвет­ной жести, которые оглу­ши­тельно звенели, когда их бросали на пол, но, разу­ме­ется, не раз­би­вались. Маль­чику было пред­ло­жено попро­бо­вать выме­щать свой гнев на этих кру­жеч­ках. Ребенок с воо­ду­ше­в­ле­нием согла­сился, ибо звенели и свер­кали кру­жечки действи­тельно заме­ча­тельно. Входя в состо­я­ние аффекта, он теперь про­бе­гал по большой «про­фес­сор­ской» квар­тире, раз­бра­сы­вая кру­жечки направо и налево, стуча ими по стенкам и дверям. По словам маль­чика, теперь ему стало легче, потому что он знал, что, хотя и злится, но не совер­шает ничего ужас­ного. По словам родных, при­ступы ярости стали пов­то­ряться зна­чи­тельно реже. А дедушка-про­фес­сор, на голове у кото­рого про­ис­хо­дило и про­ис­хо­дит все это безо­б­ра­зие, заявил офи­ци­аль­ный протест против дис­крими­на­ции по воз­ра­сту и теперь тоже при случае любит швыр­нуть две-три кру­жечки.

Если при­чи­ной агрес­сив­но­сти силь­ного и актив­ного ребенка ока­за­лась «заор­га­ни­зо­ван­ность» его жизни, обилие запретов и вооб­ра­жа­е­мых опас­но­стей, то бороться с такой агрес­сив­но­стью доста­точно просто. Роди­те­лям необ­хо­димо найти в себе силы и «отпу­стить» ребенка, пре­до­ставить ему аде­кват­ную его воз­ра­сту само­сто­я­тель­ность, а также место, время и воз­мож­но­сти для сво­бод­ной реали­за­ции его актив­но­сти. Дли­тель­ные про­гулки с лаза­нием по всему, на что он может залезть без риска для жизни, спор­тив­ная секция, домаш­ний гим­на­сти­че­ский уголок для такого ребенка просто необ­хо­димы. Ради этого, может быть, следует на время отка­заться от музы­каль­ной школы, кружка фран­цуз­ского языка и изу­че­ния начал мате­ма­ти­че­ской логики. Все это, конечно, очень важно, но ведь здо­ро­вая нервная система ребенка дороже, правда?

Если ребенок перенес дли­тель­ный стресс, болезнь или просто тяжелый период в жизни семьи сделал его полу­ди­ким и агрес­сив­ным, то такой ребенок нужда­ется в дли­тель­ной и посте­пен­ной реа­би­лита­ции. Ему нужно вернуть веру в доброту мира, убедить в том, что откры­то­сть и отзыв­чи­вость явля­ются лучшей защитой, чем посто­янно оска­лен­ные зубы. Именно так рабо­тали с Кешкой. Анна, приходя с работы, брала его, как малень­кого, на колени и подолгу читала ему детские сказки, в которых, как известно, добро всегда побе­ждает зло. Рас­ска­зы­вала о том, как она его любит. Гово­рила и о покой­ном отце, о своих пережи­ва­ниях, о своей вине перед детьми. Кешка, сначала выры­вав­шийся, затихал и вни­ма­тельно слушал. Старшая сестра играла с Кешкой в школу, с моей помощью и помощью матери ста­ра­ясь пре­о­до­леть отста­ва­ние в раз­ви­тии, педа­го­ги­че­скую запу­щен­ность. Брат защищал Кешку во дворе, однажды не на шутку избил пацана-свер­ст­ника, который обозвал его младшего брата дебилом. Прошли месяцы кро­пот­ли­вой, напря­жен­ной еже­д­нев­ной работы, прежде чем Кешка начал отта­и­вать, пере­стал кидаться на всех по любому пустяку. Сейчас Кешка учится во втором классе. Учеба дается ему нелегко (ска­зы­ва­ется отста­ва­ние), он по-преж­нему мол­чалив и угрюм, дружит лишь с одним маль­чи­ком из класса. Но весь класс во главе с учи­тель­ни­цей при­знают Кешкину чест­ность, справед­ли­вость в решении споров и все­гдаш­нюю готов­ность делом помочь тому, кто попал в трудное поло­же­ние. За это Кешку уважают и в классе, и во дворе. Анна наде­ется, что Кешке, кото­рому не зани­мать упор­ства, удастся под­тя­нуть учебу, и не скры­вает того, что гор­дится успе­хами сына.

И наконец, необ­хо­димо отметить, что если агрес­сив­ность ребенка явля­ется одним из сим­п­то­мов серьез­ного нервно-пси­хи­че­ского забо­ле­ва­ния, то никакая само­де­я­тель­ность тут неу­местна и борются с ней в таком случае в тесном кон­такте с детским врачом-пси­хи­а­тром, скру­пулезно выпол­няя все его меди­ка­мен­то­зные и режим­ные реко­мен­да­ции.

с. 49—60

Почему дети стес­ня­ются?

Пре­ду­пре­ждаю сразу — списка причин не будет. Может быть, я оши­ба­юсь, но на сего­д­няш­ний день мне кажется, что у стес­ни­тель­но­сти есть всего одна причина — чрез­мерно низкая само­о­ценка.

На ум при­хо­дит только одно исклю­че­ние — неко­то­рая доля стес­ни­тель­но­сти и опа­сли­вой осто­рож­но­сти в норме харак­терна для детей в воз­ра­сте от семи месяцев до двух с поло­ви­ной — трех лет. В этом воз­ра­сте в той или иной степени стес­ня­ются и опа­са­ются незна­ко­мых взро­с­лых (и иногда детей) почти все здо­ро­вые дети. Здесь, нао­бо­рот, может вызвать тревогу ребенок, этой нор­маль­ной осто­рож­но­сти не про­я­в­ля­ю­щий. Во всех же других воз­раст­ных кате­го­риях — только низкая само­о­ценка. Автор будет при­зна­тельна любому, кто рас­ши­рит ее (автора) кру­го­зор и назовет еще какие-нибудь причины. Автор допус­кает, что они (причины) вполне могут суще­ство­вать, но все дети, которых мне дове­лось наблю­дать на прак­тике, стес­ня­лись именно по причине выше­у­ка­зан­ной, а не по какой-нибудь иной.

Что же может вызвать фор­ми­ро­ва­ние у ребенка зани­жен­ной само­о­ценки? Главная роль в этом мало­по­чет­ном деле при­над­лежит, без­у­словно, семье. И будет совер­шенно неправильно думать, что низкая само­о­ценка фор­ми­ру­ется только у ребенка, кото­рого в семье бес­ко­нечно трети­руют и унижают. Одна весьма почтен­ная дама рас­ска­зала мне, что, когда ей было около две­на­дцати лет, она, проходя под­рост­ко­вый мета­мор­фоз, очень любила вер­теться перед зер­ка­лом. Ее мать, женщина незлая, но простая и рабо­тя­щая, смо­трела на дочкины «выкру­тасы» перед зер­ка­лом с явным нео­до­бре­нием.

— Ну чего ты там вер­тишься? — ворчала она. — Чего выгля­ды­ва­ешь-то? На что там смо­треть? Смо­треть-то там не на что! Пошла бы лучше книжку почитала. Или белье, вон, погладь.

Девочка росла, хоро­шела, но упорно считала себя дур­нуш­кой. Многие, в том числе и сама мать, гово­рили ей, что ее внеш­ность вполне кон­ку­рен­то­с­по­собна. Но она никому не верила и избе­гала зеркал, потому что в глубине души знала, что «смо­треть-то там не на что!» Доста­точно упорно читая книжки, она закон­чила уни­вер­си­тет, стала кан­ди­да­том биоло­ги­че­ских наук, но вот личная жизнь ее так и не сло­жи­лась. Сразу после окон­ча­ния уни­вер­си­тета она вышла замуж за очень хоро­шего умного чело­века. Многие подруги зави­до­вали ей. Но она посто­янно боялась за свой брак, под­со­зна­тельно ждала, что муж оду­ма­ется и заметит, что женился на женщине, в которой «ничего нет». Она рев­но­вала мужа, но тща­тельно скры­вала свою рев­ность, полагая, что не имеет на нее права. Неу­ди­ви­тельно, что мужу нра­вятся другие, ведь в ней-то, как мы уже знаем, «не на что смо­треть!» Есте­ственно, что рано или поздно столь тща­тельно ожи­да­е­мое событие должно было про­и­зойти. Муж ушел к другой женщине. Наша дама вздох­нула чуть ли не с облег­че­нием и углу­би­лась в свою науку. Больше ей нечего было бояться, не надо было при­тво­ряться, что в ней «что-то есть». Только вот то, что, борясь с собой и своими чув­ствами, не смогла, не успела завести ребенка, — это тре­во­жило и печалило, омра­чало жизнь уже не слишком молодой женщины.

Иногда низкая само­о­ценка ребенка фор­ми­ру­ется и в стенах школы. Ребенок тугодум или, нао­бо­рот, слишком подви­жен и отвле­каем. Плохо спра­в­ля­ется с пись­мен­ными зада­ни­ями или, нао­бо­рот, не слишком-то крас­но­ре­чив у доски. И вот уже из уст раз­дра­жен­ного учителя сып­лются опре­де­ле­ния: «нес­по­соб­ный», «тупой», «лентяй», «хулиган» или даже про­гнозы: «никогда ничего не добьется», «дальше будет еще хуже», «пойдет по плохой дорожке», «попадет в школу для умственно отста­лых» и т. д. и т. п.

Доста­точно часто при­чи­ной низкой само­о­ценки явля­ется какой-нибудь реаль­ный или полу­при­ду­ман­ный физи­че­ский недо­ста­ток ребенка. У ребенка нарушен обмен веществ, и он болез­ненно толст, ребенок перенес какую-то травму или опе­ра­цию и хромает, носит сильные очки, имеет какую-то гипер­тро­фию или урод­ство черт лица. Его дразнят свер­ст­ники, жалеют родные, обо­ра­чи­ва­ются вслед и качают голо­вами про­хо­жие.

Из-за выше­о­пи­сан­ных причин ребенок при­вы­кает считать себя не столько плохим (против этого воз­мо­жен и протест, о котором мы пого­во­рим ниже), сколько ни к чему не при­год­ным и никому не инте­рес­ным. Он боится выска­зать свое мнение, так как заранее уверен, что оно ока­жется невер­ным. Не реша­ется пред­ло­жить игру группе свер­ст­ни­ков, потому что она навер­няка будет им неин­те­ресна. Стес­ня­ется отста­и­вать свои инте­ресы, так как сам под­со­зна­тельно уверен в том, что заслу­жил столь пре­не­брежи­тель­ное отно­ше­ние.

Стес­ни­тель­ность — это, несо­мненно, защит­ное пове­де­ние, ана­ло­гич­ное защит­ному пове­де­нию у неко­то­рых живот­ных. Ребенок ста­ра­ется ничего не гово­рить, ничего не делать, стать мак­си­мально неза­мет­ным. Осо­бенно хорошо это заметно у малень­ких детей, которые, стес­ня­ясь, просто пря­чутся в подол маминой юбки или за шкаф. В усло­виях обще­ства остаться совер­шенно неза­мет­ным, разу­ме­ется, невоз­можно. И про­блемы стес­ни­тель­ного ребенка начи­на­ются, как правило, именно в школе, сам способ жизни в которой явля­ется мак­си­мально пуб­лич­ным.

В семье и с хорошо зна­ко­мыми людьми, которым они дове­ряют, стес­ни­тель­ные дети ведут себя обычно совер­шенно нор­мально, ничем не отли­ча­ясь от других детей. Иногда ребенок нор­мально обща­ется с мамой и бабуш­кой и стес­ня­ется папу, который часто ездит в коман­ди­ровки и подолгу не бывает дома. Если же нару­шены вза­и­мо­от­но­ше­ния ребенка со всеми членами семьи, то здесь скорее всего мы имеем дело не со стес­ни­тель­но­стью, а с каким-то другим, более серьезным эмо­ци­о­наль­ным рас­стройством.

К мему это может при­ве­сти?

Иногда стес­ни­тель­ность про­хо­дит как бы сама собой. На самом деле даже в этом бла­го­по­луч­ном случае все не так просто.

Ребенок, кото­рого учи­тель­ница началь­ных классов считала «глупым» и «малос­по­соб­ным», вдруг в средней школе обна­ру­жил мате­ма­ти­че­ские спо­соб­но­сти, победил сначала на школь­ной олим­пи­аде, а потом стал при­зе­ром район­ной. Одно­клас­с­ники, которые еще недавно под­сме­и­вались над его зам­кну­то­стью и стес­ни­тель­но­стью, просят решить задачу, учи­тель­ница смотрит с ува­же­нием, при­но­сит учебник повы­шен­ной слож­но­сти и говорит, что на будущий год надо думать о город­ской олим­пи­аде. И отец однажды вечером вдруг заводит раз­го­вор о поли­тех­ни­че­ском инсти­туте, который он когда-то кончал и в котором до сих пор сохра­ни­лись еще сильные пре­по­да­ва­тель­ские кадры. На осно­ва­нии всего этого изме­ня­ется само­о­ценка ребенка, он начи­нает пони­мать, а затем и чув­ство­вать (именно в такой после­до­ва­тель­но­сти), что он «не хуже других». Вместе с повы­ше­нием само­о­ценки умень­ша­ется, а затем и уходит совсем стес­ни­тель­ность.

Девочка при­е­хала в Санкт-Петер­бург вместе с отцом-военным, закон­чив пять с поло­ви­ной классов где-то в далеком гар­ни­зоне, в посел­ко­вой школе. Отец напряг все свои спо­соб­но­сти и воз­мож­но­сти и устроил дочку в «при­лич­ную» школу. Город оше­ло­мил девочку своим тяжелым оча­ро­ва­нием, шумом и мно­го­люд­но­стью. Одно­клас­с­ники — рас­ко­ван­но­стью пове­де­ния, стилем одежды и уровнем учебной под­го­товки. Девочка зам­кну­лась в себе, даже если что-то знала, стес­ня­лась на уроках поднять руку. В общении с одно­клас­с­ни­ками больше молчала, опа­са­ясь сказать нечто глупое и неу­мест­ное. Учителя жало­вались роди­те­лям, что из-за зам­кну­то­сти девочки не могут оценить истин­ный уровень ее под­го­товки.

Посте­пенно, однако, девочка при­вы­кала к новому место­о­бита­нию. У нее был покла­ди­стый и нез­ло­би­вый харак­тер, в старой школе она всегда высту­пала в роли миро­т­ворца. Про­я­ви­лось это и в новой школе. Не очень понимая сути раз­но­гла­сий вра­жду­ю­щих дев­чо­но­чьих груп­пи­ро­вок, она вни­ма­тельно выслу­ши­вала членов обеих групп и искренне недо­у­ме­вала, как могут ссо­риться между собой такие умные и хорошие люди. Взгляд со стороны сделал свое дело, посте­пенно ее недо­у­ме­ние пере­да­лось рас­сказ­чи­цам, и обста­новка в классе стала зна­чи­тельно менее напря­жен­ной. Девочки «при­лич­ной» школы действи­тельно обла­дали доста­точ­ным интел­лек­том и легко разо­брались, кому они этим обязаны. У девочки из гар­ни­зона сразу поя­ви­лось много подруг, которые очень полю­били ее за спо­койный, добрый нрав, вер­ность данным обе­ща­ниям и умение слушать. При­бли­зи­тельно в это же время самый умный мальчик класса во все­у­слы­ша­ние заявил, что Люба не похожа на других дев­чо­нок, так как никогда не вред­ни­чает, не врет и не стремится «опу­стить» других. «С Любой можно дружить!» — сказал он и этим поднял авто­ри­тет девочки прак­ти­че­ски на недо­ся­га­е­мую высоту. Понятно, что к концу шестого класса от Любиной стес­ни­тель­но­сти не оста­лось и следа.

Таков бла­го­по­луч­ный исход детской стес­ни­тель­но­сти. К сожа­ле­нию, встре­ча­ются и гораздо менее бла­го­по­луч­ные случаи.

Весьма энер­гич­ная мама привела ко мне на прием свою три­на­дца­ти­лет­нюю дочь, чем-то похожую на цир­ко­вого тюленя. Шура — так звали девочку, — добро­душно ухмы­ля­ясь, сооб­щила мне, что у нее никаких проблем нет, а про­блемы есть у мамы. Мать в свою очередь, кипя­тясь и пофыр­ки­вая, рас­ска­зала, что в послед­нее время дочь свя­за­лась с совер­шенно ужасной подру­гой Алисой и совсем «отби­лась от рук»: стала хуже учиться, бол­таться с парнями, дерзить дома и учи­те­лям. Алиса пред­ста­в­ля­лась со слов мамы «абсо­лют­ным исча­дием ада». Если верить ей, то в свои три­на­дцать лет Алиса ни в грош не ставиг учи­те­лей и соб­ствен­ную мать, ведет абсо­лютно без­нрав­ствен­ный образ жизни, вот-вот будет выгнана из школы. Сво­бод­ное время Алисы посвя­щено совра­ще­нию безо­бид­ной глупой Шуры и других таких же дурочек. Шура, слушая мамины тирады, только качала головой, не пытаясь вме­шаться и понимая, видимо, что никакие воз­ра­же­ния не будут приняты во вни­ма­ние.

Я пред­ло­жила Шуре прийти ко мне на прием без мамы, но вместе с Алисой. Шура нео­жи­данно легко согла­си­лась. Через несколько дней обе девочки сидели у меня в каби­нете. Если Шура была похожа на дрес­си­ро­ван­ного тюленя, то Алиса больше всего на свете напо­ми­нала испу­ган­ную лань — огромные глаза, поры­ви­стые дви­же­ния, дро­жа­щие крылья тонкого носа. И эта хрупкая, нервная девочка, заин­те­ре­со­ванно улы­ба­ю­ща­яся мне чуть кри­во­ва­той улыбкой, — извест­ная хули­ганка и совра­ти­тель­ница мало­лет­них тюленей? Что-то не схо­дится. Веро­ятно, мама Шуры все «слегка» пре­у­ве­ли­чила, целиком пере­ло­жив на узкие плечи Алисы вину за под­рост­ко­вые про­блемы соб­ствен­ной дочери.

Совер­шенно нео­жи­данно для меня Алиса под­твер­дила почти все, о чем гово­рила Шурина мама: да, она дерзит учи­те­лям, да, учится гораздо ниже своих воз­мож­но­стей, да, не ладит с соб­ствен­ной матерью, да, курит, да, регу­лярно ходит на дис­ко­теки.

Дальше состо­ялся большой раз­го­вор. Обе девочки ока­зались кон­так­т­ными и доста­точно искрен­ними. Видно было, что никто и никогда не говорил с ними о них самих, не стре­мясь что-то в них немед­ленно исправить или откор­рек­ти­ро­вать.

— А что бы вы сами хотели в себе изме­нить? — спро­сила я.

— Вот я бы хотела поху­деть и стать немного кра­си­вее... — немед­ленно затя­нула Шура. — И еще бы я хотела, чтобы стать менее ленивой...

Алиса молчала и нер­ви­че­ски крутила в пальцах кубик из стро­и­тель­ного набора. Ее красота и стройность были несо­мненны.

— А ты, Алиса?

— Я боюсь людей. Я всего стес­ня­юсь. Я хочу, чтобы этого не было, — выпалила девочка. Подруга взгля­нула на нее с коми­че­ским уди­в­ле­нием:

— Ты стес­ня­ешься, Алиска? Ты?!

— Рас­скажи об этом, если можешь, Алиса, — попро­сила я.

Полу­при­крыв огромные глаза, торо­пясь, словно опа­са­ясь, что ее прервут, Алиса рас­ска­зала, что она всегда боялась людей, боялась какой-то опас­но­сти, которая, как ей каза­лось, от них исхо­дила. Ничего такого страш­ного с ней никогда не слу­ча­лось, если не считать того, что, когда Алисе испол­ни­лось пять лет, горячо любимый отец бросил ее и мать и ушел к другой женщине. Алиса долго не могла с этим сми­риться, плакала по ночам, чтобы не видела мама. Теперь она пони­мает, что это глупо, но тогда ей каза­лось, что если бы она вела себя как-нибудь по-другому, то отец не ушел бы из семьи и нав­се­гда остался с ними. С тех пор она все время боялась сделать что-нибудь не так и вызвать какое-нибудь непред­ска­зу­е­мое, но ужасное послед­ствие. В школе она боялась отве­чать, даже если навер­няка знала ответ. В пись­мен­ных работах делала много ошибок, потому что подолгу думала над пра­во­пи­са­нием каждого слова и в конце концов запу­ты­ва­лась в прави­лах и писала наугад. Боль­шин­ство девочек в классе были крупнее и сильнее ее, и Алиса очень боялась, что они за что-нибудь на нее разо­з­лятся и побьют. Так она боялась годами, пока однажды ей все это не надоело. Алиса всегда была само­лю­би­вой и даже тще­слав­ной девоч­кой. Ее внешние данные были почти без­у­ко­риз­нен­ными. И она решила, что всего бояться — это не лучшая защита, а лучшая защита — это напа­де­ние. И Алиса начала напа­дать. И с уди­в­ле­нием обна­ру­жила, что напа­да­ю­щих — боятся и даже уважают. Ника­кого удо­воль­ствия от своего вновь при­об­ретен­ного имиджа девочка не испы­ты­вала. Она нау­чи­лась хамить и отве­чать оскор­б­ле­нием на оскор­б­ле­ние, но по-преж­нему стес­ня­лась первой обра­титься к незна­ко­мому чело­веку, стес­ня­лась попро­сить о чем-то, по-преж­нему испы­ты­вала неу­доб­ство, отвечая у доски. И она по-преж­нему мечтала от всего этого избавиться.

Новый способ защиты, который избрала для себя Алиса, есте­ственно, не принес ей ощу­ще­ния безо­пас­но­сти. Низкая само­о­ценка Алисы, веро­ятно, коре­ни­лась в ее раннем детстве, в уходе отца (за который она винила себя), в ощу­ще­нии своей физи­че­ской хруп­ко­сти и сла­бо­сти в срав­не­нии с боль­шин­ством свер­ст­ни­ков. И эта низкая само­о­ценка никуда не делась, хотя теперь Алиса пре­красно пони­мала, что в уходе отца вино­ваты его кон­фликты с матерью, а ее внеш­ность и физи­че­ские данные теперь, в пору почти насту­пив­шей юности, — не про­и­грыш­ная, а выи­грыш­ная карта. В ощу­ще­нии же ничего не меня­лось. И хотя Алиса ста­ра­лась ком­пен­си­ро­вать свою про­блему показным хам­ством, «кру­то­стью», напле­ва­тель­ским отно­ше­нием ко всему, про­блема, есте­ственно, оста­ва­лась с ней.

Иногда человек тянет про­блему «стес­ни­тель­но­сти» из детства во взро­с­лую жизнь прак­ти­че­ски без изме­не­ния, сми­ря­ясь с ней и даже не пытаясь (пусть неу­дачно — как Алиса) с ней справиться. И тогда поя­в­ля­ются взро­с­лые мужики и женщины — «тюхти», «мямли» и «рохли», которых «каждый может обидеть», которым «каждый может в рожу плюнуть», которые «совер­шенно не умеют насто­ять на своем», «посто­ять за себя» и т. д. и т. п.

Главная про­блема таких людей состоит не в том, что у них не хватает сил или спо­соб­но­стей. Спо­соб­но­стей у них зача­стую с избыт­ком и хватает не только на соб­ствен­ное суще­ство­ва­ние, но еще и на кан­ди­дат­скую, а то и док­тор­скую дис­сер­та­цию началь­ника. Сила и даже реши­тель­ность тут тоже ни при чем, так как иногда в кри­ти­че­ских, угро­жа­ю­щих обсто­я­тель­ствах именно «рохля» ведет себя хлад­но­кровно и реши­тельно, напра­в­ляя и орга­ни­зуя действия других. Дело в том, что в обычной жизни человек с низкой само­о­цен­кой (чаще под­со­зна­тельно, но иногда и созна­тельно) уверен в том, что он и не заслу­жи­вает больше того, что реально имеет. Его обошли по службе? «Кинули» ловкие мошен­ники? Обманул лучший друг? Ну конечно, все так и должно было слу­читься — ведь со мной всегда про­ис­хо­дят такие вещи, так уж я устроен. Снаружи, для других, «рохля» и «тюхтя» может огор­чаться и даже него­до­вать, но про себя уверен, что в мире все устро­ено справед­ливо, и он получил именно то, что ему «поло­жено по статусу», то есть согласно само­о­ценке.

Что нужно делать, чтобы этого не про­и­зо­шло?

Возьмем для примера самый тяжелый случай. Ребенок имеет действи­тель­ный, несо­мнен­ный и не под­да­ю­щийся кор­рек­ции физи­че­ский недо­ста­ток.

Когда я училась в школе, в нашем классе был мальчик по имени Юрик. Теперь я дога­ды­ва­юсь, что Юрик страдал послед­стви­ями дет­ского цере­браль­ного паралича — тяже­лого, прак­ти­че­ски не изле­чи­мого забо­ле­ва­ния, раз­ви­ва­ю­ще­гося в раннем детстве на основе раз­лич­ных вну­три­утроб­ных нару­ше­ний и родовых травм. Но в детстве мы, разу­ме­ется, не знали диа­гно­зов и видели только, что Юрик с трудом ходит и с трудом говорит. Интел­лект Юрика был абсо­лютно сохра­нен. В то время подоб­ные дети лечи­лись и обу­чались в спе­ци­аль­ных местах (только сейчас в нашей стране — вслед за всеми циви­ли­зо­ван­ными стра­нами — при­хо­дят к мысли, что таких детей нужно по воз­мож­но­сти растить и обучать вместе с осталь­ными. Это полезно не только для больных, но и для здо­ро­вых детей, так как раз­ви­вает гума­низм и тер­пи­мость к непо­хо­же­сти). Можно только дога­ды­ваться, каких трудов стоило роди­те­лям Юрика добиться того, чтобы их ребенка, име­ю­щего такую грубую патоло­гию, опре­де­лили в нор­маль­ную школу. Но Юрик учился вместе с нами и уди­ви­тель­ным образом впи­сы­вался в наш клас­с­ный кол­лек­тив. Говорят, что дети, осо­бенно малень­кие, жестоки и бес­так­тны. Мы и были такими. Но Юрик, соот­вет­ству­ю­щим образом под­го­то­в­лен­ный роди­те­лями, нас такими и при­ни­мал.

— Ты драз­нись, драз­нись, — говорил он маль­чишке-свер­ст­нику. — Только порт­фель мне собери, ладно? А то ты будешь драз­ниться, я тебе отве­чать, потом мы еще поде­ремся, потом Вален­тина Михайловна тебя ругать будет, когда ж мы домой-то придем?

И обе­с­ку­ра­жен­ный рас­су­ди­тель­но­стью Юрика, пацан собирал ему раз­бро­сан­ный порт­фель и помогал при­стро­ить его на спине (ходил Юрик сначала с косты­лем, а потом с палоч­кой и само­сто­я­тельно надеть ранец не мог).

Соб­ствен­ный способ пере­дви­же­ния Юрик (и все вслед за ним) называл «шкан­ды­бать». В раз­де­валке весело заявлял пацанам:

— А теперь все будут ждать, пока Юрик наденет сапоги и застег­нет куртку. Или, может быть, кто-нибудь поможет несчаст­ному инвалиду? — Всегда кто-нибудь нахо­дился.

У Юрика был живой, веселый и общи­тель­ный харак­тер, что при его дефекте каза­лось просто-таки неве­ро­ят­ным. Заслуга эта целиком и пол­но­стью при­над­ле­жала семье Юрика. Однажды (это было уже классе в седьмом) я была у Юрика на дне рожде­ния. Меня поразил стиль общения роди­те­лей и сына. Он был рази­тельно не похож ни на что, виден­ное мною раньше. Роди­тели явно не жалели сына, но и не делали вид, что все в порядке. Гости соби­рались. Юрик вер­телся на кухне, пред­ла­гал матери свою помощь в при­го­то­в­ле­нии или офор­м­ле­нии какой-то еды.

— Ой, да отстань ты! — в сердцах кипяти­лась мать. — Как я могу тебе дать это нести, если у тебя из рук все валится! Вон, пусть Катя отнесет. А ты покажи, куда поставить. Да не лезь вперед, дай ей пройти, ты же еле ползешь!

Мне тогда пока­за­лось, что это очень жестоко. В соб­ствен­ный день рожде­ния можно было бы и не напо­ми­нать Юрику, как он обделен судьбой, — так я думала тогда. Теперь я думаю иначе. Юрик сам помнил об этом каждую минуту, во время каждого шага. Под­чер­к­ну­тое «все о’кей» окру­жа­ю­щих лишь соз­да­вало бы вокруг маль­чика атмо­сферу фальши и вза­им­ной лжи. В его при­сут­ствии не говорят о его дефекте, сле­до­ва­тельно, и он сам не должен гово­рить о нем. А сам-то дефект напо­ми­нает о себе ежеми­нутно!

Юрик говорил о своем дефекте так же легко, как и его роди­тели. Когда мы на истории про­хо­дили кос­но­я­зыч­ного оратора Демо­сфена, Юрик уловил ассо­ци­а­цию раньше, чем язви­тель­ные одно­клас­с­ники, и завопил:

— Вот, вот! Это про меня! Я тоже так буду! У кого есть морские камешки? Завтра чтобы мне при­не­сли!

То ли он действи­тельно тре­ни­ро­вался по методу Демо­сфена, то ли еще что, но с годами речь Юрика улуч­ша­лась, чего, к сожа­ле­нию, нельзя было сказать о его мото­рике. Писал и ходил он по-преж­нему с трудом. Забавно, что лучшим другом Юрика был самый подвиж­ный пацан в классе. Когда они вместе шли домой, никто не мог смо­треть на это без смеха. Юрик мед­ленно «шкан­ды­бал», опи­ра­ясь на свой костыль, а Вовка (так звали друга) кругами бегал вокруг, слушая про­тяж­ные кос­но­я­зыч­ные раз­гла­голь­ство­ва­ния друга и время от времени что-то отры­ви­сто отвечая.

В старших классах Юрик неиз­менно ходил на школь­ные вечера и участ­во­вал в школь­ной само­де­я­тель­но­сти. Судя по всему, у него был хороший слух. Играть на модной тогда гитаре он, разу­ме­ется, не мог, но довольно приятно пел и высту­пал с номером под назва­нием «худо­же­ствен­ный свист», имевшим неиз­мен­ный успех. Домо­ро­щен­ным сце­на­ри­стам и режис­се­рам из школь­ного театра Юрик ставил уль­ти­ма­тум:

— Будьте любезны, впишите в свои спек­та­кли роль для урода. Это же очень пикан­тно. Уроды были при дворах всех королей и поль­зо­вались, между прочим, большой попу­ляр­но­стью. В крайнем случае я согла­сен на роль Сатаны или памят­ника.

Инте­ресно, что роль для Юрика нахо­ди­лась почти в каждом спек­та­кле.

Во время школь­ных танцев Юрик почти всегда скромно сидел в уголочке, утешая какую-нибудь оче­ред­ную дев­чонку — жертву несчаст­ной любви, рыда­ю­щую у него на груди. Иногда, отры­дав­шись, дев­чонки спо­хва­ты­вались и «так­тично» спра­ши­вали:

— Ой, Юрик, вот ты меня уте­ша­ешь, а сам-то... Тебе не обидно, нет?

— Да вы для меня все как родные! — смеялся Юрик, тайком сма­хи­вал с угла глаза набе­жав­шую слезу и заявлял: — Тан­це­вать хочу!

Две дев­чонки тут же под­хва­ты­вали Юрика под руки и выхо­дили с ним в круг. Под очень сме­шан­ные эмоции зала Юрик лихо отп­ля­сы­вал со своими парт­нер­шами и уходил обратно в угол — отды­шаться. Среди эмоций зала пре­о­б­ла­дало ува­же­ние.

Во второй поло­вине выпуск­ного вечера кому-то из дев­чо­нок пришла в голову мысль:

— Мы же после гулять пойдем. Далеко. Быстро. А как же Юрик?!

Обра­ти­лись к Вовке.

— Он сказал: домой пойду, не берите в голову. Я думаю, — лако­нично разъ­яс­нил ситу­а­цию Вовка.

Слегка приняв «на грудь», наши маль­чики уве­ли­чили свою кре­а­тив­ность и «поза­им­ство­вали» во дворе бли­жайшего овощ­ного мага­зина тележку для пере­возки ящиков. На этой тележке, вос­се­дая как паша на рас­сте­лен­ной газетке и уку­тан­ный в три куртки, и гулял выпуск­ную ночь наш Юрик. Парни и даже дев­чонки по очереди катили тележку. Иногда все начи­нали резвиться, и тогда Юрик вцеп­лялся в края тележки и кричал, под­ра­жая нашей клас­с­ной руко­во­ди­тель­нице:

— Сволочи вы, а не ком­со­мольцы! Пре­кра­тить немед­ленно! Войдите в рамки! Имейте совесть! Уроните инвалида — будете отве­чать согласно мораль­ному кодексу стро­и­теля ком­му­низма!

К утру все устали, и Юрик в виде особой милости при­гла­шал то одну, то другую дев­чонку «про­ка­титься» вместе с ним. Замерз­шие дев­чонки тесно при­жи­мались к Юрику и его курткам, он покро­ви­тель­ственно и важно обнимал их за плечи. Парни ржали гну­са­выми, сорван­ными за ночь голо­сами. Став оче­ред­ной «фаво­рит­кой», я заметила на грязных щеках Юрика (всю ночь он хва­тался руками и за лицо, и за овощную тележку) подо­зри­тель­ные дорожки.

— Тебе плохо, Юрик? — тихо спро­сила я. — Чего же ты молчишь?!

— Не бери в голову, — так же тихо ответил Юрик. — Мне очень хорошо. Честно.

Когда все рас­хо­ди­лись по домам и про­цес­сия подъе­хала к дому Юрика, выяс­ни­лось, что у него свело судо­ро­гой ноги и встать он не может. В то время были совер­шенно не в ходу «соци­аль­ные поцелуи», но почти все дев­чонки поце­ло­вались с Юриком на про­ща­ние. Юрик плакал, не скрывая своих слез, что тоже было совер­шенно нети­пично для тех лет. Парни тащили его в квар­тиру на руках, а дев­чонки махали ему вслед.

После школы Юрик посту­пил в биб­ли­о­теч­ный инсти­тут (тот самый, о котором мечтала мама Ксюши). Дохо­дили слухи, что в этом инсти­туте он поль­зу­ется большим успехом (как известно, там учатся одни дев­чонки) и даже вроде бы женился. Обсу­ждая между собой эту новость, мы еди­но­душно пришли к выводу, что такой пре­крас­ный человек, как Юрик, не меньше, а то и больше других заслу­жи­вает право на личное счастье, а его жена, несо­мненно, муже­ствен­ная женщина, но в каком-то смысле ей с мужем очень повезло.

Много лет спустя я встретила Юрика в уни­вер­си­тет­ской биб­ли­о­теке. Он рас­ска­зал мне, что рабо­тает в фондах, действи­тельно, женился, растит дочь.

— Ой, Юрик, я так за тебя рада! — искренне вос­клик­нула я. — Ты всегда был таким сильным, я всегда верила, что ты себя найдешь.

— Ты знаешь, — задум­чиво сказал Юрик. — Я как-то не очень доволен. Фонды — это, конечно, пре­красно, но ты ведь знаешь, я общи­тель­ный человек, мне бы хоте­лось рабо­тать с людьми. А в биб­ли­о­теке меня на або­не­мент не сажают. Пред­рас­судки, пони­ма­ешь ли. Боятся, что у сту­ден­тов и научных сотруд­ни­ков при виде меня испор­тится настро­е­ние и сни­зится успе­ва­е­мость и научный выход... Ну ничего, я что-нибудь при­ду­маю!

И он действи­тельно при­ду­мал. Несколько лет Юрик работал в одном из уни­вер­си­тет­ских киосков Ака­де­м­книги. Его знали все, и он знал всех. У него можно было зака­зать любую книгу, полу­чить совет, попро­сить откла­ды­вать под­борку на любую тему. С ним было просто инте­ресно пого­во­рить, и у его киоска всегда стояли люди. Юрик нашел себя.

Он погиб во время нашу­мев­шей ката­строфы и пожара в поезде Москва — Ленин­град. Будучи инвали­дом, Юрик не сумел или не успел выбраться из горя­щего вагона. Я узнала об этом из некролога, который висел радом с опу­стев­шим киоском. Я купила две белые гвоз­дики и поставила их в банку, где уже стояли другие цветы. Мне было грустно тогда, но сегодня я уверена в том, что, несмо­тря ни на что, корот­кая жизнь Юрика была счаст­ли­вой.

Мораль этой веселой и груст­ной истории так проста, что я даже не знаю, стоит ли о ней гово­рить. Но все же скажу: чест­ность в при­зна­нии досто­ин­ств и недо­стат­ков ребенка, искрен­ность и ува­же­ние в отно­ше­ниях в семье — доста­точ­ная гаран­тия от чрез­мер­ной стес­ни­тель­но­сти. Незави­симо от всех сопут­ству­ю­щих обсто­я­тель­ств.

Терапия стес­ни­тель­но­сти

Если чрез­мерно стес­ни­тель­ному ребенку тре­бу­ется помощь спе­ци­али­ста, то почти всегда это про­ис­хо­дит в форме груп­по­вой работы. Здесь есть один нюанс, о котором, как мне кажется, непре­менно надо упо­мя­нуть. Есть такая форма пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ской работы, которая назы­ва­ется «пове­ден­че­ская», или «бихе­ви­о­раль­ная», пси­хо­те­ра­пия. Форма эта старая и почтен­ная, при­ме­ня­ется на Западе уже больше пяти­де­сяти лет. Исходит она в целом из того, что вовсе не обя­за­тельно копаться глубоко в мозгах и струк­туре лич­но­сти, чтобы решить многие про­блемы чело­века. Иногда вполне доста­точно изме­нить его неправиль­ное пове­де­ние на правиль­ное. Вот, к примеру, боится человек ездить в лифте. Так мы возьмем и научим его в лифте ездить без страха (для этого у пове­ден­че­ской терапии суще­ствуют свои, спе­ци­фи­че­ские мето­дики). И все в порядке.

В нашем случае это озна­чает — что? А вот что. Стес­ня­ется человек, и это неправильно. А мы его возьмем и научим не стес­няться. И все сразу станет хорошо. А вот и не станет! Для этого я вам и рас­ска­зала про Алису, которая ведет себя так, что никто и запо­до­зрить не сможет того, что она чего-то там стес­ня­ется. Так вот, При всех досто­ин­ствах пове­ден­че­ской пси­хо­те­ра­пии она нам здесь абсо­лютно не под­хо­дит. Потому что нам надо — что? Правильно, не просто изме­нить пове­де­ние, а повы­сить само­о­ценку ребенка. Так что, если кто-нибудь будет пред­ла­гать вам пове­ден­че­скую пси­хо­те­ра­пию как метод борьбы со стес­ни­тель­но­стью вашего ребенка, — смело отка­зы­вайтесь. Другое дело — страхи, осо­бенно трав­ма­ти­че­ские. Вот здесь-то пове­ден­че­ская пси­хо­те­ра­пия и бывает осо­бенно эффек­тивна.

Итак, груп­по­вая пси­хо­те­ра­пия. Стес­ни­тель­ные дети в группе нахо­дятся под защитой и неу­сып­ным вни­ма­нием веду­щего группы. Он следит за тем, чтобы им дали воз­мож­ность выска­зать свое мнение, за тем, чтобы другие дети это мнение услы­шали (иногда для этого его при­хо­дится просто громко пере­ска­зы­вать), и за тем, чтобы ребенок получил на свое мнение обрат­ную связь. Посте­пенно стес­ни­тель­ные дети ста­но­вятся пол­но­прав­ными участ­ни­ками груп­по­вого про­цесса, видят свою воз­мож­ность влиять на него, отчет­ливо осо­знают (также с помощью руко­во­ди­теля), как и с помощью чего влияют на них окру­жа­ю­щие их люди (члены группы, ведущий). Учатся, когда надо, сопроти­в­ляться этому влиянию, отста­и­вать свое мнение, свою позицию. Учатся просить помощь и при­ни­мать ее. В даль­нейшем учатся «пуб­лич­ным выступ­ле­ниям» на те или иные темы. Все это про­те­кает в атмо­сфере полного доверия и при­нятия всех чувств и позиций ребенка. В любой момент он может пре­р­вать любое действие, если оно стало для него невы­но­си­мым, и в любой момент может спро­сить у группы, как он сейчас выгля­дит, как они его вос­при­ни­мают, а также сказать о том, какие чувства у него вызы­вает их (членов группы и веду­щего) пове­де­ние.

После занятий в такой группе стес­ни­тель­ные дети воз­вра­ща­ются «в жизнь» более под­го­то­в­лен­ными, более уве­рен­ными в себе, с новыми навы­ками общения, с новым знанием о себе, о вза­и­мо­от­но­ше­ниях людей, а главное, с более высокой само­о­цен­кой.

Иногда все же пока­зана и инди­ви­ду­аль­ная пси­хо­те­ра­пия. Именно так я рабо­тала с Алисой. После трех месяцев занятий девочка смогла слегка изме­нить свое отно­ше­ние к себе и к людям, стала более аде­кват­ной и откры­той. Сумела подру­житься с маль­чи­ком из парал­лель­ного класса (до этого все попытки отно­ше­ний с маль­чи­ками кон­чались крахом — Алиса очень хотела «иметь своего парня», но боялась и избе­гала душев­ного сбли­же­ния и попро­сту рвала все более-менее пол­но­цен­ные кон­такты). Сразу же резко улуч­ши­лись отно­ше­ния в школе, так как прак­ти­че­ски пропала необ­хо­ди­мость посто­янно огры­заться и хамить. Как след­ствие большей откры­то­сти, улуч­ши­лась успе­ва­е­мость. Алисе больше не нужно было под­дер­жи­вать репу­та­цию крутой дев­чонки, и как следует выу­чен­ные уроки больше не казались ей таким уж несто­я­щим делом. Друг помогал ей гото­виться к зачет­ным кон­троль­ным, и послед­нюю чет­верть Алиса закон­чила всего с одной тройкой.

с. 212—227

Что такое детские капризы?

Навер­няка каждый человек, даже никогда не имевший детей, видел, как каприз­ни­чают малень­кие дети. Истошно вопящий малыш в трол­лей­бусе, малень­кий упрямец, не жела­ю­щий уходить от вожде­лен­ного киоска, ревущее в три ручья суще­ство нео­пре­де­лен­ного пола, которое бук­вально волочет по улице раз­гне­ван­ная или, нао­бо­рот, сама чуть не пла­чу­щая мамаша, — все это только вер­хушка айс­берга. Основ­ным полем детских капри­зов явля­ется конечно же дом, семья. Очень часто роди­тели, бес­по­мощно разводя руками, при­зна­ются: в яслях его хвалят, говорят — тихий, спо­койный, все делает, а дома...

Что же такое детские капризы? Откуда они берутся и что озна­чают?

Для начала немножко видо­из­ме­ним вопрос и поставим его так: отчего дети каприз­ни­чают? Послу­шаем голоса, выра­жа­ю­щие так назы­ва­е­мую народ­ную муд­рость:

— спал днем плохо, вот и каприз­ни­чает;

— пере­гу­лял, давно надо бы спать поло­жить;

— как что не по его, так он всегда начи­нает;

— слишком много людей, новых впе­ча­т­ле­ний, вот он и пере­воз­бу­дился;

— устал, конечно, целый день в дороге;

— может быть, заболел.

Легко убе­диться, что все ищут и находят причину капри­зов ребенка во внешних по отно­ше­нию к нему обсто­я­тель­ствах. Сам он тут как будто бы и ни при чем. Ни при чем ока­зы­ва­ются даже окру­жа­ю­щие ребенка люди и их отно­ше­ния между собой. Ска­зан­ное выше может отно­ситься абсо­лютно к любому ребенку. А то, что одни дети каприз­ни­чают прак­ти­че­ски непре­рывно, а другие — почти не каприз­ни­чают, вроде бы к делу и не отно­сится. Так, некое абсо­лютно без­ли­кое сте­че­ние обсто­я­тель­ств. Ну что ж, народ­ная муд­рость так же абстрак­тна, как и любая муд­рость вообще. В этом ее досто­ин­ство, в этом и ее недо­ста­ток.

Но нас инте­ре­суют кон­крет­ные причины. Кроме того, всем известны такие ситу­а­ции, когда ребенок осо­бенно капри­зен в при­сут­ствии одного, кон­крет­ного чело­века, и случаи, когда даже очень устав­ший или больной ребенок про­я­в­ляет совер­шенно ангель­скую кро­то­сть.

В чем же здесь загвоздка? И чем, соб­ственно, нехо­рошо народ­ное тол­ко­ва­ние детских капри­зов?

Ответ очень прост. Детские капризы — это посла­ния ребенка. Посла­ния малень­кой лич­но­сти окру­жа­ю­щим ее людям, миру. Не учи­ты­вать этого при общении с ребен­ком — значит игно­ри­ро­вать большую часть его действи­тель­ных потреб­но­стей. Как же читать эти посла­ния?

Иногда их текст про­з­ра­чен и легко про­чи­ты­ва­ется вни­ма­тель­ной матерью или бабуш­кой: каприз­ни­чает — значит спать хочет! Доста­точно такого каприз­ни­ча­ю­щего ребенка уложить, и все будет хорошо. Посла­ние про­читано, потреб­ность удо­вле­тво­рена.

Но далеко не всегда все так просто. Вспо­мните Ларису.

Почему дети каприз­ни­чают?

1. Первый пункт под­ска­жет нам все та же народ­ная муд­рость.

При­чи­ной детской каприз­но­сти может быть хро­ни­че­ское или только начи­на­ю­ще­еся сома­ти­че­ское забо­ле­ва­ние. Если ребенок испы­ты­вает физи­че­скую боль, если ему душно, жарко, если его тошнит или бьет озноб, он, может быть, и не сумеет сказать об этом словами (осо­бенно, если речь идет о ребенке до трех лет), но будет демон­стри­ро­вать испы­ты­ва­е­мый им дис­ком­форт изме­не­нием пове­де­ния. Это будет про­те­ст­ное или непо­сле­до­ва­тель­ное, эмо­ци­о­нально проти­во­ре­чи­вое или затор­мо­жен­ное пове­де­ние.

Всегда, когда ребенок начал каприз­ни­чать нео­жи­данно, «на ровном месте», в бли­жайшие часы следует вни­ма­тельно про­с­ле­дить за состо­я­нием его здо­ро­вья.

Если ребенок болен хро­ни­че­ски и часто испы­ты­вает физи­че­ский дис­ком­форт, то во избе­жа­ние раз­ви­тия патоло­гий харак­тера следует ком­пен­си­ро­вать это большим (по срав­не­нию с обычным ребен­ком) коли­че­ством впе­ча­т­ле­ний пози­тив­ного раз­вле­ка­тель­ного харак­тера. С таким ребен­ком надо больше раз­го­ва­ри­вать, играть, пока­зы­вать и объ­яс­нять ему доступ­ные его воз­ра­сту кар­тинки, книги и фильмы.

2. Очень часто основ­ной при­чи­ной детской каприз­но­сти бывают раз­лич­ные виды нару­ше­ния вос­пита­ния в семье.

В этом случае посла­ние ребенка может быть про­читано так: «Со мной нужно обра­щаться по-другому!»

Наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ными типами нару­ше­ния вос­пита­ния дош­коль­ни­ков явля­ются гипер­про­тек­тив­ный (раз­ру­ши­тель­ный) и гипо­про­тек­тив­ный (запрети­тель­ный). Особо гибель­ным для детской урав­но­ве­шен­но­сти явля­ется сочета­ние обоих типов нару­ше­ний (напри­мер, роди­тели вос­пи­ты­вают в стро­го­сти, а бабушка поз­во­ляет абсо­лютно все).

Гипер­про­тек­ция при­во­дит к тому, что ребенок прак­ти­че­ски не знает слова «нельзя». Любое запре­ще­ние вызы­вает у него буйный и про­дол­жи­тель­ный протест. Настой­чи­вые попытки ввести такого ребенка «в рамки» при­во­дят к при­пад­кам, напо­ми­на­ю­щим исте­ри­че­ские (синеют губы, дыхание ста­но­вится пре­ры­ви­стым, дви­же­ния теряют ско­ор­ди­ни­ро­ван­ность). Зача­стую роди­тели пуга­ются столь грозных про­я­в­ле­ний и отка­зы­ва­ются от своих попыток, чем еще больше усу­гу­б­ляют ситу­а­цию.

Гипо­про­тек­ция в своей крайней форме ведет к исто­ще­нию ада­п­та­ци­он­ных резер­вов. Ребенок, кото­рому все запре­щают, сначала пыта­ется соблю­сти все запреты и угодить роди­те­лям, но вскоре начи­нает чув­ство­вать, что «так жить нельзя». И тогда с другой стороны, но мы при­хо­дим все к тому же про­те­ст­ному, каприз­ному пове­де­нию, которое еще больше раз­дра­жает роди­те­лей. Роди­тели запре­щают ребенку каприз­ни­чать, он про­те­стует против запрета, и этот зам­кну­тый круг может вер­теться годами.

Нару­ше­нием вос­пита­ния может быть и раз­лич­ная вос­пита­тель­ная ори­ен­та­ция членов семьи, уха­жи­ва­ю­щих за ребен­ком. Напри­мер, гипер­про­тек­тив­ная мама и ги-попро­тек­тив­ный папа.

3. Иногда капризы ребенка явля­ются сим­п­то­мом вну­три­се­мей­ной дис­гар­мо­нии.

При анализе ситу­а­ции ни гипо-, ни гипер­про­тек­ции выявить не удается. Ребенка вроде бы вос­пи­ты­вают правильно, иногда даже «по науке», но отно­ше­ния внутри семьи до крайно­сти напря­жены. Напри­мер, све­кровь не ладит с молодой невест­кой и вся­че­ски стремится дока­зать и пока­зать ее «нику­дыш­ность». Или молодой отец после рожде­ния ребенка не против погу­лять, а жена не спит ночами, поти­хоньку плачет и про­ве­ряет карманы его куртки в поисках дока­за­тель­ств супру­же­ской невер­но­сти. Здесь капризы — посла­ния ребенка пере­во­дятся одно­значно: «Я не хочу, чтобы зна­чи­мые для меня люди ссо­ри­лись!»

В этом нет ни вро­жден­ного миро­лю­бия, ни тем более аль­тру­изма со стороны ребенка. Просто та душев­ная энергия, которая по праву должна при­над­ле­жать ему, тра­тится взро­с­лыми на выяс­не­ние отно­ше­ний между собой или, нао­бо­рот, на сохра­не­ние «хорошей мины при плохой игре». И ребенок этим, есте­ственно, недо­во­лен. И также есте­ственно демон­стри­рует свое недо­воль­ство окру­жа­ю­щим. Именно такие дети часто и на первый взгляд необъ­яс­нимо пере­стают каприз­ни­чать, когда све­кровь уезжает на дачу («Да она же к нему почти и не под­хо­дила!») или когда отец отпра­в­ля­ется в дли­тель­ную коман­ди­ровку («Он же любит папу, я знаю, он всегда по нему скучает!»). В действи­тель­но­сти дети в этом случае реа­ги­руют не на само отсут­ствие члена семьи (иногда искренне люби­мого), а на при­о­ста­новку явных или скрытых военных действий.

4. Иногда за капризы при­ни­мают что-то другое. Вот, напри­мер, вполне зако­но­мер­ное иссле­до­ва­ние реакций роди­те­лей, которое ребенок пред­при­ни­мает обычно на третьем году жизни: «Нельзя сюда ходить? А я пойду... И что она сделает? Кричит... А я опять пойду. И что тогда будет? Ага, тащит. А я вырвусь и опять пойду... Ой-ой-ой! Кажется, хватит...»

И так по многу раз на дню по самым разным поводам. Ужасно уто­ми­тельно. Но это не капризы. Это — иссле­до­ва­ние. И если вы будете доста­точно тверды и после­до­ва­тельны, то довольно быстро (у разных детей уходит на это от несколь­ких месяцев до двух лет) ребенок осво­ится со всем мно­го­об­ра­зием ваших реакций и будет доста­точно четко пред­ста­в­лять, что можно, а что нельзя себе поз­во­лить в общении с мамой, с папой, с бабуш­кой...

Клас­си­че­ской, мно­го­кратно опи­сан­ной в лите­ра­туре под­ме­ной явля­ется игно­ри­ро­ва­ние роди­те­лями тре­бо­ва­ний ребенка по пре­до­ста­в­ле­нию лич­ност­ной само­сто­я­тель­но­сти. Клас­си­че­ское «Я — сам!» Не умеет чисто есть, но тянется к ложке. Пыта­ется сам завя­зать шнурки, потом всей семьей полчаса рас­пу­ты­ваем. Упорно наде­вает штаны задом наперед и так поры­ва­ется идти в садик. При попытке исправить ситу­а­цию — злится, кричит. Это тоже не капризы. В этих случаях имеет смысл сначала похвалить ребенка за стрем­ле­ние к само­сто­я­тель­но­сти и отметить его оче­вид­ные дости­же­ния, а потом сооб­щить, что для завер­ше­ния ситу­а­ции и для при­да­ния ей большей гар­мо­нич­но­сти необ­хо­димо сделать еще то-то и то-то. Как правило, дети в этом воз­ра­сте требуют именно при­зна­ния их попыток, ибо о какой-то реаль­ной само­сто­я­тель­но­сти гово­рить еще рано, и они на самом-то деле пре­красно это пони­мают.

Что делать роди­те­лям, когда ребенок каприз­ни­чает?

1. Попы­тайтесь как можно точнее про­читать и про­а­нали­зи­ро­вать посла­ние ребенка, которое зало­жено в его сию­ми­нут­ной или дол­го­и­гра­ю­щей каприз­но­сти.

Поста­райтесь не отно­ситься к капри­зам ребенка как к оче­ред­ной попытке пому­чить вас. Пред­ставьте себе ино­пла­нетя­нина, который плохо владеет земным языком и пыта­ется донести что-то до вашего созна­ния. Помните, что поло­же­ние ребенка ослож­ня­ется еще и тем, что у него в отличие от ино­пла­нетя­нина нет «родного языка», которым он владел бы совер­шенно сво­бодно.

2. Про­читав посла­ние, внятно сооб­щите ребенку, как именно вы его поняли и что соби­ра­етесь пред­при­нять по этому поводу.

Если ничего не соби­ра­етесь пред­при­ни­мать, то об этом тоже обя­за­тельно сооб­щите и разъ­яс­ните причину. Напри­мер: «Я отлично понимаю, что ты устал, и очень сочув­ствую тебе. Но до оста­новки идти еще два квар­тала, а коляски у нас нет. Так что при­дется идти, как шли. Я совер­шенно уверена в том, что ты сможешь дойти».

Если ребенок, прервав нытье, захочет поправить вас или внести какие-то допол­не­ния, вни­ма­тельно выслу­шайте его и обя­за­тельно похвалите за про­я­в­лен­ный кон­струк­ти­визм. Напри­мер: «Молодец, что объ­яс­нил. Я поняла, что тебя бес­по­коит. Теперь нам будет легче справиться с этим». Никогда не воз­ра­жайте ребенку, если он говорит о своем состо­я­нии. Он лучше знает, что именно он испы­ты­вает. Не под­ме­няйте его чув­стви­тель­ность своей. В даль­нейшем это может при­ве­сти к очень непри­ят­ным послед­ствиям, когда уже под­рос­ший ребенок будет ори­ен­ти­ро­ваться на роди­те­лей или свер­ст­ни­ков в поисках ответа на вопрос «Что я сейчас чув­ствую?» Сами пони­ма­ете, что полу­чен­ный ответ не будет иметь ника­кого отно­ше­ния к под­лин­ным чув­ствам ребенка.

Рас­про­стра­нен­ной ошибкой роди­те­лей явля­ется и подбор вари­ан­тов для каприз­ни­ча­ю­щего ребенка, когда ему оста­ется только ткнуть пальцем в понравив­шийся пункт списка: «Ванечка, ты что, устал? Может, у тебя головка болит? А может, животик? А может, тебя бабушка обидела? Обидела тебя бабушка, да? Или ты кон­фетку хочешь?» Понятно, что и в этом случае речь будет идти не о действи­тель­ном посла­нии ребенка, а о наи­бо­лее выгод­ном пред­ло­же­нии.

Итак, про­а­нали­зи­ро­вав ситу­а­цию, в утвер­ди­тель­ном тоне сооб­щите ребенку о своих раз­мыш­ле­ниях и дайте ему воз­мож­ность согла­ситься или воз­ра­зить вам.

3. Учите ребенка выра­жать свои чувства словами, а не капри­зами.

Для этого есть один-един­ствен­ный способ — роди­тели сами должны гово­рить о своих чув­ствах в при­сут­ствии ребенка. Уже трех­лет­ний ребенок, при­у­чен­ный при­слу­ши­ваться к себе и не встре­ча­ю­щий воз­ра­же­ний в опи­са­нии своих чувств, вполне может сказать: «Я сейчас злой! Я сейчас ужасно злой! Меня кошка разо­з­лила, потому что я хотел пои­грать, а она цара­па­ется. Вы от меня сейчас все отойдите, я буду на кухне злиться. А потом приду, и вы меня пожа­ле­ете». (Прямая речь под­лин­ная, запи­сана одной вни­ма­тель­ной мамой со слов своего трех­лет­него сына.)

4. Для про­фи­лак­тики детских капри­зов и борьбы с уже раз­вив­шейся эмо­ци­о­наль­ной неу­стой­чи­во­стью большое зна­че­ние имеет единая вос­пита­тель­ная позиция всех членов семьи, при­ни­ма­ю­щих участие в уходе за ребен­ком.

И в строгих, и в демо­кра­ти­че­ских семьях дети доста­точно легко при­с­по­са­б­ли­ва­ются к суще­ству­ю­щим прави­лам, если эти правила едины и под­дер­жи­ва­ются всеми членами семьи. И там, где никто не смеет взять ложку, пока не начал есть дедушка, и там, где все в любое время едят руками из большой кастрюли, которая всегда стоит на плите, вполне может вырасти спо­койный, эмо­ци­о­нально устой­чи­вый ребенок.

Но вот если мама что-то раз­ре­шает, папа то же самое запре­щает кате­го­ри­че­ски, у бабушки все зависит от настро­е­ния, у дедушки — от состо­я­ния здо­ро­вья, а у дяди от отметок, которые он получил в школе... И все это отно­сится к чему-то одному, напри­мер, к тому, можно ли прыгать на диване... Именно против такого «плю­рализма» часто, каприз­ни­чая, про­те­стуют дети. В семье, где много людей и несколько вос­пита­тель­ских позиций, имеет смысл устро­ить сво­е­об­разный «круглый стол», на котором путем ком­про­мис­сов выра­ба­ты­ва­ется единый стиль вос­пита­ния и раз и нав­се­гда реша­ется, можно ли прыгать на диване, есть сар­дельки руками и пинать кошку. Иногда во избе­жа­ние даль­нейших раз­но­чте­ний на основе достиг­ну­тых согла­ше­ний имеет смысл даже составить ито­го­вый пись­мен­ный доку­мент, в котором любой жела­ю­щий сможет при необ­хо­ди­мо­сти уточ­нить, как же посту­пать в том или ином случае.

5. Крайне необ­хо­дима после­до­ва­тель­ность в утвер­жде­ниях и тре­бо­ва­ниях, предъ­я­в­ля­е­мых ребенку одним и тем же членом семьи.

Как бы ни меня­лось у вас настро­е­ние и обсто­я­тель­ства, но если уж вы что-то запретили малень­кому ребенку, то пусть это будет «нельзя». Если уж поз­во­лили, то до конца вытер­пите все послед­ствия.

Если, выходя на про­гулку, вы сказали, что сегодня ничего не будете ему поку­пать, то при­дер­жи­вайтесь этой позиции, несмо­тря на все капризы. Един­ствен­ная ваша уступка — это тоже посла­ние от вас к ребенку. И текст его таков: «Иногда капри­зами от меня можно добиться того, чего ты хочешь». Получив подоб­ное посла­ние, ребенок неиз­бежно будет пытаться сделать это снова и снова. А упор­ства ему не зани­мать.

с. 15—22