Взро­с­лым кажется, что дети не забо­тятся о своем здо­ро­вье: если за ними не смо­треть, они повы­па­дали бы все из окон, поу­то­нули бы, попали бы под машины, повы­били бы себе глаза, поло­мали бы ноги и поза­бо­ле­вали бы вос­па­ле­нием мозга и вос­па­ле­нием легких — и уж сам не знаю, какими еще болез­нями.

Нет. Детям совер­шенно так же, как и взро­с­лым, хочется быть здо­ро­выми и силь­ными, только дети не знают, что для этого надо делать. Объясни им, и они будут беречься. Нельзя только чере­счур запу­ги­вать и слишком много запре­щать. Если запу­ги­вать, они пере­ста­нут верить, а если очень уж стес­нять, поте­ряют тер­пе­ние и назло станут делать тайком как раз то, что запре­щено.

Люди бывают бла­го­ра­зумные и лег­ко­мы­слен­ные — как дети, так и взро­с­лые. Ничего с этим не поде­ла­ешь. Дети любят больше бегать и все про­бо­вать. И опять ничего уж не поде­ла­ешь. Нужна книга, которая объ­яс­нила бы все это ребятам спо­койно и без запу­ги­ва­ния.

Итак, надо пони­мать, что у одного здо­ро­вые зубы и он не знает, что такое зубная боль и зубные врачи, а другой не одну ночь про­пла­кал напро­лет: болели зубы. У одного болит голова или живот, а другой посме­и­ва­ется: «Животик у него болит, головка; у меня вон никогда ничего не болит».

Один поре­жется, и ничего. Я знал одного очень подвиж­ного маль­чика, который про­хо­дил лето босым. По воз­вра­ще­нии из деревни у него было на обеих ногах сем­на­дцать порезов, ссадин и синяков.

— Ну и что? Ерунда, заживет.

А у другого малю­сень­кая ранка болела неде­лями.

Значит, один должен беречь себя, а другой может больше себе поз­во­лить.

Я лучше знаю как раз этих слабых, но никогда не говорю: «У тебя будет вос­па­ле­ние легких». А лишь: «Схва­тишь насморк». Не говорю: «Сло­ма­ешь руку». А лишь: «У тебя заболят руки», когда уж чере­счур рьяно борются. Неболь­шая мышеч­ная боль для здо­ро­вого чело­века даже приятна, напри­мер после катка, после гребли, после дальней экс­кур­сии.

Не следует слишком часто гово­рить, что будет потом. Надо помнить, что может много раз сойти без­на­ка­занно и пред­ска­за­ние не испол­нится.

Однажды потный мальчик ел очень быстро моро­же­ное. Я сказал:

— Увидишь, горло заболит.

На другой день осма­т­ри­ваю горло: красное, но не больно. Я дал маль­чику зеркало, чтобы убе­дился.

Другой после крутых яиц наелся слив, а потом стал пить сырую воду. Я сказал:

— У тебя заболит живот.

Спра­ши­ваю его вечером.

— Немножко только поболел, но это ничего.

Я долго пре­ду­пре­ждал одного маль­чика, чтобы он, играя, так не рас­хо­дился, он все не слу­шался. И наконец в школе во время борьбы действи­тельно сломал себе руку. А ведь не все пере­ломы оди­на­ковы. Иногда наложат гипс, потом через несколько недель снимут, и все опять так, как было. А вот этому маль­чику, о котором я говорю, кость пробила кожу, он про­ле­жал три месяца в боль­нице и теперь совсем не может сгибать руку. Хуже всего, если кость сло­ма­ется в суставе.

Иногда ты тотчас рас­пла­чи­ва­ешься за нео­сто­рож­ность и добы­ва­ешь опыт сразу. Но бывает и по-другому...

Летом ребята жалу­ются, что чешутся уши или пухнут и горят пальцы.

— Правильно, ведь ты их зимой отмо­ро­зил.

Не всегда болезнь про­я­в­ля­ется сразу. Зара­зился сегодня, а болезнь разо­вьется по-насто­я­щему только через неделю. Это назы­ва­ется «инку­ба­ци­он­ный период».

И не всегда болезнь, иногда просто легкое недо­мо­га­ние. Нехо­рошо пре­у­ве­ли­чи­вать.

Говорят: «Сол­неч­ный удар... Не бегай без шапки... Вос­па­ле­ние мозга...»

Нет: кру­жится и болит голова, тошнит и вообще как-то нехо­рошо.

«Плохо себя чув­ствует. Нездо­ров. Сам не свой. Недо­мо­гает».

Ребенок сам не знает, что с ним, но он пода­в­лен, раз­дра­жен, недо­во­лен. А сколько бывает из-за этого ссор, драк, непри­ят­но­стей дома и в школе?!

«Живот да головка — лен­тяйская уловка». Не совсем верная посло­вица. Не следует недо­о­це­ни­вать легких недо­мо­га­ний.

«Неженка. Ничего с тобой не сде­ла­ется. Не умрешь».

Один пре­у­ве­ли­чи­вает, другой недо­о­це­ни­вает.

Верно, от насморка не умирают, но он непри­ят­ный.

Несчаст­ные дети, у которых часто бывает насморк! И дышать трудно, и нос болит, и вообще ни к чему душа не лежит. Да еще при­стают:

— Соп­ли­вый. Сопли рас­пу­стил. Утри нос.

Иногда и выти­ра­ние не помо­гает, а выти­рать очень больно, не у всех ведь натура оди­на­ко­вая.

Чтобы быть веселым, нужно хорошее само­чув­ствие: здо­ро­вые сердце, нос, голова; здо­ро­вая радость сво­бодна от боли и забот.

И старику непри­ятно бояться и беречься, а каково это малень­кому.

Я долго не мог понять, почему неко­то­рых ребят това­рищи не любят — и что эти ребята действи­тельно непри­ят­ные.

Стоял пре­лест­ный весен­ний день. Все выбе­жали во двор и весело играли. Один маль­чу­ган про­дол­жал сидеть у меня в комнате, тихий, груст­ный и бледный. Сначала читал — надоело, потом лег на диван, потом при­нялся глядеть в окно. Мне стало жаль его. И я говорю:

— Иди поиграй немножко.

А он:

— Ой, не хочется.

Посидел-посидел, а потом говорит:

— Пойти, что ли?

Ладно. Смотрю в окно — что будет дальше?

Мальчик сошел во двор, постоял немножко и при­со­е­ди­нился к игра­ю­щим. Бегает и бегает, но я ясно вижу, что ему трудно, он запы­хался и уже устал. Потом как-то сразу пос­со­рился, и под­ня­лась свалка.

Я думал, он вер­нется ко мне, но нет: верно, сты­дился.

Когда у кого-либо болит голова, ему труднее сдер­жи­ваться. Даже если играет, он в себе не уверен: а может быть, опять эта дикая боль?

Я знал одного маль­чика, который часто ходил злой, недо­воль­ный. У него часто болел живот. Наконец маль­чу­ган рас­хво­рался по-насто­я­щему: под­ня­лась тем­пе­ра­тура, он слег. Его поло­жили в боль­ницу и сделали опе­ра­цию. Эта болезнь назы­ва­ется вос­па­ле­нием черве­об­раз­ного отростка слепой кишки, или иначе аппен­ди­ци­том. Врач в боль­нице сказал, что он уже давно был болен. Мальчик вышел из боль­ницы здо­ро­вым. И теперь он стал веселым, как все.

Часто кто-нибудь ходит несколько дней груст­ный, злой и уже только потом забо­ле­вает. Если за это время он наде­лает со зла глу­по­стей и воз­ник­нут непри­ят­но­сти, про него говорят, что заболел от огор­че­ния.

Я заметил, что слабых часто пре­сле­дуют. Говорят: «Раз­мазня, растяпа, увалень, мямля, пижон, мамень­кин сынок».

В своих сужде­ниях о чело­веке надо быть снис­хо­ди­тель­ным и осто­рож­ным. Не следует думать, что все должны быть оди­на­ково здо­ро­выми и силь­ными. А смеются даже не со зла, а по лег­ко­мы­слию.

Дают про­звища: Горбун, Хро­мо­ножка, Слепой, Заика.

Один при­вы­кает и лишь дер­жится от ребят подальше, все больше читает и, груст­ный, затаив обиду, живет в оди­но­че­стве, а другой, выве­ден­ный из себя нес­правед­ли­во­стью, действи­тельно ста­но­вится непри­ят­ным и злым.

Ребята пре­сле­дуют и высме­и­вают толстых. Говорят: Обжора, Жирный, Жирняк.

Неверно. Ведь это тоже болезнь.

— Болезнь? Что толстый-то?

Худых опять злючки зовут: Чахо­точ­ный. Ске­летик.

В меди­цин­ских книжках пишут, что и очень худые и очень полные люди — нездо­ро­вые, а такой ничего не знает, да еще спорит.

— Такой большой парень и делает под себя! Гряз­нуля! Вонючка!

Опять пре­сле­до­ва­ния.

— У него слабый мочевой пузырь, слабые нервы.

— Какой там пузырь и нервы...

— Молчать, осел! — закри­чал я.

И я посту­пил плохо, оскор­б­лять нельзя, но не всегда хватает тер­пе­ния.

Раз я торо­пился, сказал что-то, а мальчик не понял. Я обо­з­лился и спра­ши­ваю:

— Не слышишь, что тебе говорят? Глухой?

И тут вдруг вспо­ми­наю, что он действи­тельно плохо слышит, после скар­ла­тины у него болели уши.

Мне было очень непри­ятно: я дал себе слово никогда больше так не посту­пать.

Один извест­ный писа­тель написал книжку, в которой высме­и­вает вес­нушча­того маль­чика. Оче­видно, писа­тель просто не подумал. Ничего не поде­ла­ешь: и опыт­ному писа­телю слу­ча­ется оши­биться.

Я сам долго делал такую ошибку.

Если был какой-нибудь слабый, или не очень умный, или некра­си­вый, или несим­па­тич­ный ребенок, я всегда просил:

— Будьте с ним подо­брее, отне­си­тесь полас­ко­вее, усту­пайте ему.

И вот попался мне глупый и нахаль­ный маль­чишка. У него были больные глаза, больные уши и больной нос. Дома его били. Мне и захо­те­лось пока­зать, что уж тут-то о нем поза­бо­тятся.

Славные ребятишки делали так, как я просил: поз­во­ляли ему брать мячик, вти­раться без очереди и вообще все. И этот глупец решил, что теперь он самая важная персона, и при­нялся коман­до­вать и скан­далить.

Наконец смотрю я, а он подмял под себя и колотит спо­койного, умного и доброго маль­чика. Тут уж я схватил нахала, оторвал от жертвы и втол­к­нул к себе в комнату.

— Хватит доброты! Привык к палке, а здесь не бьют, так и ты не бей! Не умеешь играть, так пошел вон, живо! Не твой черед, так не хватай мяч, ясно?

И настал покой. Потом над этим маль­чиш­кой взял шефство хороший маль­чу­ган, но уже по соб­ствен­ному желанию.

Нелепо ведь, чтобы один, хотя бы и в невин­ной форме, отра­в­лял жизнь всем. Нельзя тре­бо­вать от группы слишком многого. Здоров ребенок или болен, умен или глуп — каждый должен при­с­по­са­б­ли­ваться к общим законам, не может он быть каким-то исклю­че­нием. Но и такому не следует доку­чать.

Знаю, есть дети, стра­да­ю­щие от отсут­ствия заботы, но есть и такие, кому чрез­мер­ная забота при­но­сит вред, утом­ляет и сердит. Мне жалко детей, которым нечего есть и которые недо­сы­пают, но жалко и тех, кого насильно заста­в­ляют есть и лежать в постели.

Я знаю девочку, которую даже рвало за обедом, а отец бил ее за то, что не хотела есть. От любви бил. Но ведь это ужасно и совер­шенно бес­смы­сленно!

А в неко­то­рых коло­ниях детям — летом — велят вылежи­вать в постели по пят­на­дцати часов. Хотя это и дела­ется по ука­за­нию врачей, я заявляю, что это глупо. И говорю так не потому, что не уважаю здо­ро­вье, а, нао­бо­рот, именно потому, что знаю ему цену.